- Да, - воскликнул снова Питер Голдтуэйт, - завтра же я примусь за дело!

Чем глубже вдумывался Питер в свою затею, тем более росла его уверенность в успехе. По природе он был столь жизнерадостен, что даже теперь, в ненастную осень своей жизни, он смог бы потягаться в веселости с другими людьми, переживающими свою весну. Воодушевленный блестящими планами на будущее, он начал, как бес, прыгать по кухне, выделывая причудливые антраша тощими конечностями и строя диковинные гримасы на изможденном лице. Мало того, в избытке чувств он схватил Тэбиту за обе руки и принялся кружить старуху по комнате, пока неуклюжие движения ее ревматических ног не заставили его разразиться хохотом, отдававшимся эхом во всех комнатах, словно в каждой из них смеялся Питер Голдтуэйт. Наконец он подпрыгнул, почти скрывшись из глаз в дыму, застилавшем потолок кухни, и, благополучно опустившись вновь на пол, попытался принять свой обычный серьезный вид.

- Завтра на рассвете, - повторил он, взяв лампу, чтобы отправиться ко сну, - я проверю, не спрятано ли это сокровище где-нибудь в стене чердака.

- А так как у нас кончились дрова, мистер Питер, - сказала Тэбита, пыхтя и отдуваясь после недавних гимнастических упражнений, - вы будете разбирать дом, а я пущу на топливо его обломки.

И великолепные же сны снились этой ночью Питеру Голдтуэйту! То он поворачивал увесистый ключ в железной двери, похожей на дверь склепа, за которой открывался подвал, засыпанный, как амбар золотым зерном, множеством золотых монет. Кроме того, там были кубки с чеканными узорами, миски, подносы, блюда и крышки, которыми накрывают кушанья, из золота или позолоченного серебра, а также цепочки и другие драгоценности несметной цены, хотя и потускневшие от сырости в подвале, ибо все богатства, безвозвратно потерянные для людей, будь они спрятаны в земле или погребены на дне океана, Питер Голдтуэйт нашел в одной этой сокровищнице. То он возвращался в старый дом таким же бедным, как и прежде, и его встречал у двери худой седовласый человек, которого он мог бы принять за самого себя, если бы его одежда не была гораздо более старинного покроя. А дом, не утратив своего прежнего вида, превратился в дворец из драгоценных металлов. Полы, стены и потолки были из полированного серебра; двери, оконные рамы, карнизы, балюстрады и ступени лестниц - из чистого золота; серебряными были стулья с золотыми сиденьями, золотыми - высокие комоды на серебряных ножках и серебряными - кровати с одеялами из золотой парчи и простынями - из серебряной. Дом, очевидно, претерпел это превращение в результате единого прикосновения, ибо он сохранил все приметы, памятные Питеру, только они были теперь на золоте или серебре, а не на дереве, и его инициалы, которые он мальчиком вырезал на дверном косяке, виднелись столь же глубоко на столбе из золота. Питер Голдтуэйт был бы счастливым человеком, если бы не своего рода обман зрения, из-за которого всякий раз, когда он оглядывался назад, дом утрачивал свое сверкающее великолепие и возвращался к унылой мрачности вчерашнего дня.

Рано утром Питер был уже на ногах, схватил топор, молоток и пилу, которые он положил у кровати, и поспешил на чердак. Чердак был еще скудно освещен холодными солнечными лучами, которые начинали пробиваться сквозь почти непроницаемое стекло слухового окна. Моралист мог бы здесь найти богатый материал для высоких и - увы! - бесполезных размышлений. Что такое чердак? Обычно это склад минувших мод, всяких устаревших мелочей и побрякушек, которые нравились один какой-то день, - всего того, что имело цену в глазах одного только поколения и перешло на чердак, когда это поколение сошло в могилу, не для сохранения, а только чтобы не путалось под ногами. Питер увидел груду пожелтевших и покрытых плесенью конторских книг в пергаментных переплетах, куда давно умершие и погребенные кредиторы чернилами заносили имена умерших и погребенных должников, причем чернила эти успели так выцвести, что легче было бы разобрать надписи на их поросших мхом надгробных плитах. Он нашел там старые, изъеденные молью платья, которые он мог бы надеть, если бы они не превратились в тряпье и лохмотья. Здесь лежала обнаженная ржавая шпага, но не офицерская, а короткая французская рапира из тех, что носят джентльмены, никогда не покидавшая своих ножен, пока не потеряла их. Здесь были трости двадцати различных видов, но без золотых набалдашников, и пряжки для туфель разнообразных фасонов и из разных материалов, но не из серебра и без драгоценных камней. Здесь был большой ящик, доверху набитый башмаками на высоких каблуках и с острыми носами. Здесь на полке стояло множество склянок, до половины наполненных старыми лекарствами, перенесенными сюда из комнат умерших после того, как другая половина этих лекарств сделала свое дело для предков Питера. Здесь был, чтобы покончить с этим перечнем предметов, которые никогда не будут выставлены на аукционе, осколок большого, в рост человека, зеркала, которое из-за пыли, покрывавшей его тусклую поверхность, заставляло отражавшиеся в нем вещи выглядеть еще старее, чем они были в действительности. Когда Питер, не знавший о том, что здесь имеется зеркало, увидел неясные очертания своей собственной фигуры, он на минуту вообразил, что прежний Питер Голдтуэйт вернулся, чтобы помочь, а может быть, и помешать его поискам спрятанного богатства. В эту минуту в его мозгу промелькнула странная мысль, что он и есть тот самый Питер, который спрятал золото и, следовательно, должен знать, где оно лежит. Однако именно этого он почему-то не помнил.

- Ну, мистер Питер! - крикнула Тэбита с лестницы. - Достаточно ли вы разломали дом и нарубили дров, чтобы вскипятить чайник?

- Нет еще, моя старая Тэбби, - отозвался Питер, - но скоро, увидишь, это будет сделано. - С этими словами он поднял топор и начал так энергично им орудовать, что пыль поднялась столбом, доски с грохотом рухнули, и фартук старухи в одно мгновение наполнился обломками.

- У нас будут дешевые дрова на зиму, - сказала Тэбита.

Начав таким образом это благое дело, Питер с ужасным грохотом с утра до ночи крушил все на своем пути, разбивая и разрубая скрепы и балки, выдергивая гвозди, вырывая и выламывая доски. Однако он позаботился оставить в неприкосновенности наружную оболочку дома, чтобы соседи не подозревали, что там происходит.