- Эй, Багы, Багы!

Сарча Багы в нерешительности остановил осла, не зная, в какую сторону ему направиться. Нарындж не мешкая кинулась к водоносу, преградив ему дорогу к Гюллюбеим:

- Вода моя, Багы!

Водонос миролюбиво проговорил:

- Ну что ж, половина твоя, а половина... тут четыре кувшина...

- Нет, вся...

- Я снова принесу...

- Я сказала: "Нет!" Всю мне давай!

- У тебя только один кувшин...

- Тебе какое дело? Захочу - на землю вылью...

- Это грех, сестра, воду на...

Багы не успел договорить... Сбежались женщины со всего квартала, Багы и Гюллюбеим оттеснили от ворот дома, и началась драка: оголтелые женщины против Сарча Багы и Гюллюбеим. Нарындж, Умсалма и другие замахивались ведрами и кувшинами, тщедушный Багы старался защитить Гюллюбеим и себя, но это плохо ему удавалось. Все звуки перекрывал дрожащий от ярости голос Нарындж:

- Ах ты, голодранец, сукин сын! Меня уподобляешь этой чанги! Защищаешь сукину дочь потому, что она и из твоей дочери чанги делает!

Крики беснующейся Нарындж слышал весь квартал. Тяжелая посуда наносила жестокие удары. Все смешалось: людские крики и ругань, медный звон ударяющихся друг о друга кувшинов, ведер, кастрюль.

- За что ты меня бьешь, женщина?!

- Кто тебя трогает, у нас дело к этой сукиной дочери, чтоб она пропала!

- Получай!

- Ой, умираю...

- Отпустите...

- Получай!

- Хватит...

- Не пускай!

- Получай! Сукина дочь!

... Внезапно чья-то тяжелая рука нанесла удар, который заставил женщин отступить назад. Когда все расступились, то увидели, что у ног Гюллюбеим лежит хилое, ставшее совсем маленьким тело Сарча Багы. Испуг пробежал по лицам. Минуту назад озверевшими глазами смотревшие на него живого, вдруг осознали, что он мертв. Быть этого не может! Кто бы мог об этом подумать в начале драки? Льющаяся кровь пугает женщин, смерть заставила их оцепенеть! Ни стона, ни дыхания, Багы уже распростился с жизнью... Теперь уже никто никогда не услышит его крикливого голоса, предлагающего землякам свежую, холодную воду из родника. Больше не наполнить ему кувшинов и не грузить их в хурджины, навьюченные на осла... Мануфактурные и Бакалейные ряды Базара навсегда потеряли Багы...

Уразумев, что произошло, женщины разбежались по домам. Только Гюллюбеим, забыв о собственном израненном теле, наклонилась над Сарча Багы... Тщедушное здоровье не помешало ему, единственному из людей, прийти на помощь учительнице. "Человек с большим сердцем погиб", - подумала она. Она словно очнулась от кошмара и увидела рядом с собой дочь убитого Назпери, пришедшую на урок. Гюллюбеим обняла девочку, горячие слезы закапали на распростертое безжизненное тело водоноса. Слезы градом брызнули и покатились по щекам Назпери.

Базар охватила паника:

- Гюллюбеим отвели в суд...

- В драке убили водоноса Багы...

- Ах, бедняга, кто против него держал зло?

- Говорят, учительница его убила.

- Бедняга... На кого осталась семья этого несчастного?

- Вот они, новые порядки, новые школы, от них одни несчастья!

- Эх, да разве у наших есть понятие о чести?

- Нет человека, который взял бы на себя обет во имя блага мусульманства уничтожить эту отступницу!

- Была бы гордость у ее мужа, сам бы это сделал...

- Откуда у него возьмется мужская честь!

- Да нет его здесь... Кроткий как овца... Убежал и избавился от нее...

- Ну и ну, ну и женщина, которой суд заниматься должен!

- Конец света, мусульмане.

Весть разнеслась по всему городу, о Гюллюбеим судачили повсюду.

Учительницу действительно привели в суд. Сюда же перенесли тело Сарча Багы. Вслед за Гюллюбеим в суд пришла плачущая Назпери.

Мировой судья Кострицкий, узнав у переводчика Али-бека, кто такая Гюллюбеим, послал есаула Ага Башира за Махмудом-агой и урядником Керим-беком.

У Махмуда-аги есаул Ага Башир застал Сеида Азима...

Разговор шел об искусстве. Махмуд-ага узнал, что в Шуше появился новый тарист, необычайно способный музыкант. Эта новость взволновала Махмуда-агу большого ценителя музыки.

- Хоть он и молод, но хорошо разбирается в старинных и современных мугамах, - говорил Махмуд-ага, - даже в самом таре он кое-что усовершенствовал, звучание древнего музыкального инструмента улучшилось, тар совсем по-иному звучит... Я написал моему приятелю в Шушу - Кербалаи Худаверди, чтобы он передал парню, его зовут Садых, мое приглашение приехать к нам в Шемаху. Пусть приедет... Послушаем сами его необыкновенную игру... Клянусь аллахом, когда я слышу новую мелодию или знакомлюсь с голосом молодого певца, у меня душа радуется... Так и теперь: не успокоюсь, пока не затащу его к нам, пока не услышу, как он играет.

Сеид Азим, улыбаясь, слушал Махмуда-агу, хотя пришел к нему поговорить о школе Гюллюбеим. Но восторг Махмуда-аги заразил и его самого, они с удовольствием говорили о музыке родного народа.

- Махмуд-ага, много сделано и вами в совершенствовании исполнения наших мугамов и песен. Без этого музыка не может существовать: новые исполнители изменяют кое-что в созданном ранее, и вот уже звучат новые вариации.

- Интересно, как будут звучать наши мугамы через сто лет? Послушать бы... Да, Сеид, вспоминали вы наши музыкальные вечера, когда путешествовали по странам Востока?

Сеид Азим привычным движением провел рукой по своей бороде, разгладил усы.

- Признаюсь честно, в моих ушах постоянно звучали голоса наших певцов, стоило мне услышать мелодии тамошних мест. Закрывая глаза, я видел себя на ваших музыкально-поэтических меджлисах, видел вдохновенные лица танцовщиц.

Махмуд-ага шутливо улыбнулся:

- И это не мешало вашей благочестивой миссии - поклониться могиле святого пророка?

- Одно другому не помеха...

- Да, годы идут, друзья уходят... Кстати, пишет ли вам этот несчастный ага Тарлан? Никак не могу его забыть... Вы знаете о нем что-нибудь?

- Давно уже не получал от него писем.

- Может быть, дела помешали...

- Он покинул Ширван в отчаянии вскоре после Соны...

- Ах, Сона!.. - Махмуд-ага в задумчивости помолчал, а потом добавил: Мой друг Алияр-бек, к которому я отправил Сону, в прошлом месяце приезжал к нам в гости... Я спрашивал про Сону. Алияр-бек говорит, что живет она тихо и спокойно, только никогда не улыбается...

- Не было радости у этих несчастных... Зато процветают такие, как Мешади Алыш!

- Да, не говорите, Мешади Алыш стал таким почтенным и важным; поговаривают даже, что, приблизив его к своей персоне, Молла Курбангулу хочет отдать за него дочь...

Сеид Аэим грустно улыбнулся:

- Саади прекрасно сказал: если осла, принадлежащего самому Иисусу, отвести в Мекку, вернется оттуда он все же ослом...

Оба весело рассмеялись. Их разговор прервал слуга, который с поклоном возвестил о приходе есаула ага Башира:

- Ага, пришел есаул ага Башир... Кажется, с плохими известиями...

Махмуд-ага вытирал выступившие от смеха слезы. Он не придал особого значения словам слуги о плохих вестях и, все еще продолжая смеяться, сказал:

- Зови его.

Слуга вышел, а Махмуд-ага обернулся к Сеиду Азиму:

- Ох и хвастун этот Керим, - кивнул он на дверь, закрывшуюся за слугой, - знаешь, какую штуку отколол этот плут? Вчера мой дилманец Керим подбоченясь, с гордым видом стоял в дверях моего дома. Какой-то бедняк из Текле, которому рассказали, что я иногда помогаю землякам, подходит к моей двери. По гордой осанке он принял его за бека и поклонился слуге. Мой шутник важно спрашивает: "Зачем пришел, любезный?" - "Господин Махмуд-ага, это ты, дорогой?" - спрашивает приезжий. "Я", - отвечает Керим. Тогда бедняк начал просить его: "Дорогой, дети голодают, я пришел к тебе с просьбой, помоги немного!" - "А что тебе нужно?" - "Зерно мне нужно, чего еще хотеть голодным..." Керим говорит ему: "Арба у тебя есть?" - "Есть, сейчас подъеду..." Бедняк пустился бегом на Базар, договорился с молоканином о телеге и подкатил к моим воротам.