Джим, несмотря на громадную занятость, тотчас перезвонил Адольфу.
- Адик, - воскликнул он, - тебе известно, что твой друг Кузьмич негативно настроен к Адаму Бугаеву? И в эту самую минуту, когда мы с тобой говорим, отборные русские головорезы уже проникли за стены его поместья, собираясь предать огню и мечу поместье, семью Адама и его скот!
- Ах, бедняжка, - пробормотал Адольф и начал обрывать телефон своего друга.
Наконец голос Кузьмича в телефонной трубке раздался:
- Алло?..
- Кузьмич, - закричал Адольф, - ты спишь?!
- Нет, я бодрствую! - возразил Кузьмич.
- А знаешь ли ты, о чем сообщил мне наш общий друг Джим?!
- Нет. О чем же он мог тебе сообщить? Прямо теряюсь в догадках...
- Да вот, видишь ли, в ту самую минуту, как ты бодрствуешь, люди в черном из ГРУ, под предводительством некоего подполковника Лазарева, ведут огонь из автоматического оружия по дому Бугаева!..
- Из ГРУ?.. Вот непоседы! Вечно их тянет пострелять. Ты... вот что, не беспокойся, желанный друг. И Джима тоже успокой. Скажи... так мол и так, никакого покушения на законно избранного народом Бугаева мы даже в мыслях не держим... И никакого подполковника Лазарева в ГРУ нет! И только черту одному известно, какие это такие люди в черном бесчинствуют в центре столицы одной из кавказских республик!
Нас - нет, никогда не было и, скорее всего, не будет... Хотелось бы взглянуть на того представителя спецслужб, который на вопрос: "Послушайте, вы часом не занимаетесь устранением политических деятелей, неугодных вашему режиму?" - ответит: "Вы знаете, занимаемся... Для этого у нас даже имеются кое-какие прекрасно обученные специалисты-с!".
Нас нет и быть не может.
А что касается того, что с нами отказались выйти на связь, то у начальства свои резоны. "Операция рассекречена врагом, - рассудило оно. Почему бы врагу не знать и тех совершенно секретных частот, на которых осуществляется наша радиосвязь с группой, ее позывные? Хороши же мы будем, могло рассуждать начальство, - ежели в то время как лазаревское фото демонстрируют на всех западных телеканалах, мы выйдем с ним на связь, наговорим кучу любезностей и передадим приветы от друзей, таким образом сорвав с себя пусть корявую, грубую, но с чрезвычайно крепкими чугунными заклепками личину!"
- Что-то, Серый, на душе тухло, - пробормотал стоявший справа от меня, у своего окна, Женя Иванов.
- А ты сделай вдох, задержи дыхание и ме-едленно выдохни...
У соловья, пожаловавшего к нам под белым флагом, несмотря на улыбочку, лицо было бледным, одутловатым и сонным.
"Героин, - подумал я. - Это в тебе говорит героин, уважаемый..."
- Раздевайся, - вдруг приказал ему командир.
Это был как бы ответ на всю бурную парламентерскую речь... И мосье Умаров, умолкнув, застыл, глядя на нашего командира, как набухшая вена на колесо приближающегося электровоза.
...Парламентер кое-как выкарабкивается в щель между мешками с песком в своем новеньком камуфляже, ветхозаветной папахе, шкандыбает к своим. Шаг его что-то неверен. Парламентер плетется на подгибающихся ногах, раскачиваясь из стороны в сторону и держась руками за лицо...
На противоположном краю площади - недоумение. Что случилось со спецом по переговорам?.. Луч прожектора освещает его, и единодушный вопль ярости, гнева вырывается из сотен глоток! Лицо парламентера разбито в кровь.
Несколько отчаянных смельчаков метнулись было из-за поставленных поперек улицы грузовиков, желая помочь раненому добраться до баррикады, но, пробежав несколько шагов, вернулись - служить мишенью для русских им неохота.
Танк, сочувственно рыкнув, выбросил из выхлопной облачко дыма и, любовно протягивая парламентеру пушку, двинулся к нему навстречу...
- Монгуш! Монгуш, - высунувшись из люков, кричали механик, командир танка, стрелок-радист. - Давай к нам быстрее!
Но раненый не спешил. Как видно, силы оставляли его... Движения специалиста по переговорам становились все более замедленными.
Наконец танк приближается на достаточное расстояние, и Юра Трофименко, бросив кривляться, с двух рук расстреливает потерявший бдительность экипаж. Затем, подбежав к бронированной махине, дергая, как застрявший в стене гвоздь, пытается вытащить обмякшее тело механика из тесного люка.
Раздаются визг и вой! Стреляя на бегу, из-за баррикад выскакивают повстанцы.
Головой вперед Юра ныряет в освободившийся люк...
Мы отвечаем встречным огнем. Несколько бунтовщиков падают. Остальные, сгоряча пробежав еще с десяток шагов, залегли. Потом, отстреливаясь, начали отползать назад.
Я внимательно следил за баррикадой в оптический прицел СВД и, едва над кромкой кузова, из-за колеса, капота, показывался фрагмент человека, целящегося из короткой, не слишком толстой трубы, сжигал его выстрелом.
В это время настоящий Монгуш, невредимый, в майке и трусах, привязанный к офисному креслицу, сидел в царстве компьютеров, уставившись на экран телика, стоявшего перед ним.
Транслировалось, разумеется, "Поле чудес"...
Положение наше было следующим. На первом этаже нелепо огромной бетонной коробки, напичканной кабелями, мебелью, оргтехникой, коврами, санфаянсом и прочей чепухой, были мы. На остальных семи обретались не слишком дружелюбно настроенные к нам представители местного населения. Буфет не работал. Канализационные, вентиляционные трубопроводы, тоннели и докеры были, как мы успели выяснить, заминированы. Так что незаметно смыться отсюда, оставив свое пальто в раздевалке, не представлялось возможным.
Протиснувшись между надолбами, танк сгреб в кучу сваренные из обрезков рельсов "ежи" и, снеся будку импровизированного КПП перед воротами, прибыл к ступеням дворцового крылечка, привезя следом шлейф сгоревшей солярки, рои пуль и яркий луч, приклеившийся к башне.
Я спустил курок... Метрах в четырехстах от меня беззвучно разлетелось стекло в прожекторе, осыпав осколками стоящих рядом с ним людей.
...Саня Стызик и три Портнова, вооружившись найденными в коридорах "эсвэдэшками", ориентируясь по вспышкам в темноте, методично расстреливали пулеметчиков противника по фронту.
В это время Петя Тихонов, Женя Иванов, Андрей Бондаренко при помощи ПК с ночными прицелами короткими очередями гасили любое шевеление за баррикадами на флангах. Так что повстанцы, хотя и не прекращали огня, были вынуждены палить, вслепую высовывая оружие из-за укрытий.
...Ковтун, Тур, Филимонов и Убийвовк ремнями привязывали наших убитых к танку...
Наконец все было готово.
Т-80, новехонький, виденный лично мной только на фотографии, утробно рыкнул и, выпалив из пушки, тронулся вперед. Юра Трофименко вел машину, Алик Тур стрелял из орудия, Володя Филимонов из пулемета.
Проехав так около трети площади, ребята начали по очереди оставлять машину... Первым из люка в полу выбрался, ремнем прикрутив педаль газа к рычагу поворотов, Трофименко. Расстреляв боекомплект, выскользнул Алик. За ним - Володя...
Танк с нашими убитыми, силуэтами вырисовывающимися над башней, пошел на врага один.
На несколько секунд по фронту установилось затишье. Потрепанная огнем танковой пушки и пулемета живая сила противника приходила в себя.
Наши ребята поползли прочь от удаляющегося от них танка. Вдруг он встал.
- Черт, - процедил сквозь зубы Юра, - кажется, ремень лопнул...
И - пополз обратно.
...Дернувшись, отчего враз качнули головами наши убитые, Т-80 ринулся на баррикаду... Его встретила бешеная пальба...
- Впе-еред, - одними губами сказал командир, но нам показалось, что от этой команды раскололось небо.
Без выстрела, пригнувшись, мы выскользнули из дворца и, буквально на цыпочках, полетели к левому, ближайшему к нам, флангу сепаратистов, увлеченных стрельбой.
Около тысячи лет мы неслись по покрытой выбоинами, битым кирпичом площади те сто метров, что отделяли нас от баррикады.
Мы слегка запыхались.