К нам подполз тонкий лохматый мальчишка не старше шестнадцати лет. Сияя оленьими глазами, он, вытирая нос рукавом кожаной, измазанной глиной куртки, принялся демонстрировать нам свою порядком измочаленную "эсвэдэшку", похваляясь, что убил из нее четырех майоров.
- Э-э, Усман, - окликнули его из противоположного конца окопа, - вряд ли ты убил и одного майора...
- А вот и убил! - оборачиваясь к насмешнику, закричал Усман.
- Уби-и-и!!! - разнеслось вокруг заполошное эхо.
Протолкавшись сквозь своих подчиненных, к нам подсел начальственного вида человек в черном тулупе.
- Я - Садо, командир роты, - представился он. - А вы кто такие? По какому делу?
Салман достал из нагрудного кармана теплой клетчатой рубахи, напяленной поверх камуфляжа, записку Анзора, передал Садо.
Прочитав послание, командир роты почесал заросший щетиной подбородок и с уважением посмотрел на меня.
- Ну, здравствуйте, снайпер, кошкольды...
Я промолчал.
- Нам давно, давно снайпер нужен, - оживившись пуще прежнего, заговорил Садо. - Видите ли, тут, третьего дня, на нашу позицию то ли сдуру, то ли спьяна, русская кинопередвижка выскочила... Ну, кинопередвижку мы, разумеется, расстреляли из пулеметов, водителя также удалось уничтожить, а вот капитана, что вместе с ним держал путь, ликвидировать не удалось... Третий день он перед нашей позицией ошивается! Днем, знаете ли, прячется по кустам, ночью мы его ракетами освещаем, так что податься ему некуда, однако застрелить мерзавца не можем...
В это время откуда-то, словно издалека, донесся истошный вопль, и длинная автоматная очередь прошила бруствер окопа, засыпав нас каменным крошевом.
- Вишь, как серчает, - отряхивая воротник тулупа, проворчал Садо. Третий день человек не пимши, не емши... Не могли бы вы, - почтительно обратился комроты ко мне, - его застрелить?
- Могли бы, - отвечал вместо меня Салман. - Ты нам только винтовку дай! Снайперская винтовка у тебя бар?..
- Есть, - обрадовался Садо и, придав лицу грозное выражение, приказал: - Усман, а ну, подай, подай сюда свою винтовку...
- Еще чего! - был дерзкий ответ. - Эту винтовку я добыл в бою - снял с трупа убитого мною майора...
- Я говорю: дай, - еще более грозно приказал ему командир роты, - не видишь?.. У человека винтовки нет! Он - снайпер, сделает меткий выстрел, и этот капитан несносный перестанет шарахаться перед нашим окопом и ругаться по-матерному... Или ты, Усман, хочешь, чтоб еще одну ночь бегали тут по кустам и ругались по-матерному?!
- Ма-а-те-рр-у-у-у! - рявкнуло эхо.
- Се-ердце матери ва-ашей, - тотчас вслед за этим раскатился над окрестностью вопль, - е-а-ал!!!
Длинная автоматная очередь впилась в бруствер.
- Ну вот, - невольно пригибаясь, вздохнул Садо. - Опять... - и, подняв голову, закричал плачущим голосом в небо: - Матерщинник! А еще называется капитан!..
- А-А-АЕТСЯ!!! - страшно разнеслось по сторонам.
- БОГАГОСПОДАДУШУМА-А-А-АТЬ!!! - взревела противоположная сторона. И та-та-та... Ти-у...
Усман, побледнев, дернул щекой и сунул мне в руки побывавшую под копытами лихого коня "эсвэдэшку".
- Убей, - сказал он прерывающимся голосом, - поскорей...
С торчащей под мышкой, как гигантский градусник, винтовкой я встал в рост. Всмотрелся в торчащий метрах в двухстах от окопа остов обгоревшего УАЗа. Черный пластилиновый человечек лежал на руле... Наведя СВД на Садо, сидевшего на корточках, я дернул пальцем гашетку.
Однако я был еще слаб, а ствол винтовки тяжел... В последний момент он перевесил, кивнув вниз, и пуля досталась земле.
- Ничего, ничего, - засуетился Салман. - "Черный берет" ранен, пока добирались сюда, он немного устал... Погодите, чуток отдохнет, и вот увидите, как ничего не будет стоить ему застрелить из винтовки с оптическим прицелом!
Я выронил оружие, упал на колени, в таком положении ожидая дальнейшего развития событий. Голова приятно кружилась...
- Добро пожаловать, - сквозь золотой туман послышался хрустальный голос Садо, - уважаемый "черный берет", в блиндаж...
Я почувствовал, как меня дружественно подтолкнули, и тронулся с места, и пополз. И был поворот, потом еще один, наконец впереди показалась четырехугольная дыра, бывшая, собственно, входом в то хлипкое, наспех сложенное из тоненьких бревен, что здесь именовалось "блиндаж". Я заполз в дыру, приник к расстеленной на земле бурке, меня не стало...
- Отрезал! Отрезал! - послышался крик.
Вздрогнув, я очнулся от сна. Мне казалось, что я только что закрыл глаза, что спал я не более секунды... Землянку наполнял сизый туман от маленького костра, разложенного на полу посередине. Над костром висел закопченный чайник. Три пиалы с чаем стояли на низком столике у горизонтального узенького окна. Я жадно схватил и осушил до дна сначала одну пиалу, затем вторую...
Снаружи опять долетело:
- Отрезал!..
Выбравшись из землянки, я крепко зажмурился. Так ярко сверкало солнце, отражаясь от посеребренных инеем камней.
- А-а, уважаемый "черный берет", - раздался голос. - Проснулись? Однако, может быть, вы не поверите, но проспали вы - двое суток!
Я протер глаза. Передо мной, приятно осклабясь, стоял командир роты. Рядом с ним, чуть позади, с руками по локоть в червонной туши, переминался с ноги на ногу Салман. Далее, в окопе, я разглядел склонившихся над чем-то бойцов.
- А у нас, видите ли, новость, - продолжал оживленно говорить Садо. тот отъявленный матерщинник, которого вы давеча слышали, израсходовав боезапас, попался к нам в руки! Признаться, моим бойцам пришлось попотеть, гоняясь за этим негодяем по кочкам... Оказался резв просто ни на что не похоже!
Вздох прерывистый послышался рядом.
Я обернулся. Усман - лохматый мальчишка - стоял передо мной, застенчиво и возбужденно улыбаясь. В одной руке у него был маленький с наполовину сточенным лезвием хлебный ножик, в другой - человеческое ухо.
- А я, - несколько принужденно усмехнувшись, прокомментировал Садо, - и не стал запрещать! Зачем?.. Бойцы мои не видели еще ни крови, ни трупов... Куда, к аллаху, с такими бойцами в бой? А Салман, - комроты с размаху хлопнул по плечу стоявшего рядом с ним моего конвоира, - штурм Дикополя отражал! Он живо объяснил, что к чему...
Машинально вытирая руки о штаны, конвоир подарил меня своим заискивающим и ненавидящим взглядом.
Я сказал (уже пора было хоть что-то сказать):
- Салман, ты разбиваешь мне сердце...
Садо, приняв мои слова за шутку, хихикнул. Но конвоир, набычившись, засопел и, улучив момент, горячим шепотком справился у меня:
- Ты что-то хочешь рассказать Анзору?.. Ты видел?! Скажи, видел или... нет?
Я молчал, глядя на измятые полевые погоны с четырьмя звездочками... Какой-то шутник привязал их на ниточках к колючей проволоке, кое-как натянутой перед окопом, и вот свежий ветерок с ними играл.
Перед окопом, с тыльной его стороны, практически бесшумно остановился джип "Мицубиси Паджеро". Серебристый, со сверкающими бамперами, стеклами, фарами, ручками и всем остальным, немножко забрызганный грязью. Из джипа, разминаясь, вылез Ахмет.
Садо, снизу вверх взирая на него из окопа, медленно поднес руку к виску, промямлив:
- На вверенном мне участке обороны... без перемен, - и: - Это мы лазутчика поймали...
Поглядев туда, где между ног толкущихся в узкой яме повстанцев тускло блестело мясо, Ахмет буркнул:
- Вижу...
И, вдруг зажмурившись, как от солнца, отвернулся.
Взгляд его, проницательный и тяжелый, явно позаимствованный у дорогого начальника, остановился на Салмане, тщетно пытавшемся придать себе развязности.
- Что у тебя за несчастная страсть, Магомедов, - сквозь зубы процедил Ахмет, - резать пленных...
- Да ведь он кафир!
- Между прочим, у кафира тоже мама, папа есть.
- Да?
- Да.
Салман потупился.
- Ну, ладно, садись в джип. Поедем...