Коля и Ваня убежали в свой, самый дальний по Колобовскому переулку подъезд дома семнадцать, солидно закурили из купленной по случаю праздника пачки "Пушек",
- Охота была под дождиком торчать! - оживленно говорил Ваня Королевич. - Костюм-то один у меня...
- А у меня гладить некому, - сказал Коля, - "мамонт" в летних лагерях, и "папонт" тоже...
Уж так повелось в семье Гришиных: маму Коля с детства называл "мамонтом", папу - "папонтом".
- Да разве за тебя "папонт" гладит? - удивился Ваня.
- Держи карман шире! Отец - командир, чуть что, сразу за свое: "Да я в твои годы ротой командовал!" Надоела мне эта пластинка хуже горькой редьки. Разве мы с тобой виноваты, что слишком поздно на свет народились! Ну, какая в наше время романтика? Отгремела эпоха героев!..
- Да, что там ни пишут в газетах, а время Павки Корчагина мне больше по душе, чем время Дуси Виноградовой!
И Ваня вдруг крикнул; "По коням!" И, взбежав на верхнюю площадку, лихо съехал по перилам.
Коля Гришин выглянул из парадного подъезда. Ливень еще не прекратился.
- А все-таки жалко, что мы с тобой на площадь не попали.
В приоткрытую дверь вместе с шумом дождя и громовым рокотом ворвались смех, музыка, говор толпы.
- Зато в ботинках вода не будет чавкать, когда на вечеринку к Майке пойдем!
В эту минуту дверь распахнулась шире и в подъезд вбежали три девушки, совершенно мокрые, все в физкультурных костюмах - майках, трусиках, тапочках. Отфыркиваясь, выжимая волосы, они недовольно поглядывали на остолбенело глазевших на них парней.
- Из колонны физкультурников! - шепнул Ваня Коле, хотя это и так было видно, без спортивного комментария. - Спартаковки! По твоей части!..
Девушкам-спартаковкам было лет по семнадцать-восемнадцать. Все они были хорошенькие, ну, прямо с обложки "Огонька", а одна из них, голубоглазая, светловолосая, пожалуй, даже красива. Коле Гришину, во всяком случае, она показалась умопомрачительной красавицей. Глаза и щеки горят, пылают, стройная девичья фигурка туго обтянута мокрой спортивной одеждой.
Коле вдруг стало мучительно стыдно за то, что в подъезде у него пахнет кошками и весь он, этот подъезд, непригляден, темен и вовсе не достоин трех впорхнувших в него граций из добровольного спортивного общества "Спартак".
Самая высокая и физически развитая девушка-простушка командирски сказала, зачесывая пальцами назад темно-русые густые волосы:
- Ну, что ж ты, Нонка, давай стучи в дверь, проси полотенце - твоя идея!
Нонна, самая маленькая, шустрая, чернявенькая, надула губки.
- Почему я? Ты у нас, Валюха, самая представительная! И кроме того тут на двери написано "Самтрест, трест винных совхозов Грузии".
- Ну, влипли! - грудным голосом проговорила Валя.
- У нас, девушки, - не своим, на диво робким голосом произнес Ваня Королевич, - жилые квартиры со второго этажа начинаются.
И для того, видно, чтобы реабилитировать себя и поддержать тщательно оберегаемую им репутацию бонвивана и донжуана, он добавил развязно:
- А тут нам иногда отламываются бесплатно лучшие вина Грузии!
Девушки взглянули на него так, словно это был выползший из щели в стенке таракан,
- Иди, Валюха! Ты же у нас самая храбрая! - подтолкнула Валю чернявенькая. - А то Нинка совсем расхворается. Говорили ей - не ходи на демонстрацию!
- Сказала тоже! - возразила оробевшая вдруг подруга, - Куда идти-то - к грузинам?! В одних трусиках?! Мало ли на кого тут можно нарваться! "Самтрест"!.. И эти вот пацаны зенки вылупили...
- Физкулът-привет, девочки! - выдал, набираясь храбрости, Ваня Королевич.
- Давай, давай! - толкнула Нонна Валю вверх по лестнице. - Нинка, смотри, какая горячая, так и пышет!.. Гляди, совсем расхворается! - Ване она презрительно бросила: - А с вами тут никто не разговаривает. Проваливайте!
- Ну и лексикон у этих граций из "Спартака"! - усмехнулся шокированный Ваня.
- Не выражайтесь, пожалуйста! - осадила его Нонна. Валя в три прыжка, мелькнув загорелыми сильными икрами, взлетела на первый этаж, глянула на дверную табличку:
- Я ж говорила - грузины! Какой-то профессор Ашкенази! Неудобно как-то в полуголом виде у профессора из "Сам-треста" полотенце просить! Не баня ведь - враз веником выметет!..
- Ведь культурный человек, профессор! - заговорщицким громким шепотом уговаривала ее снизу Нонна. - Что он с тобой сделает? Звони давай! И аспирину у него попроси! Культурный человек, не то что некоторые!
- Это мы-то? - обиделся Ваня. - Между прочим, профессор музыки на Красной площади парад принимает, а вот у моего товарища, сдавшего на значок ГСО, наверху найдется и полотенце, и аспирин, и все, что надо! У него мама врач. Целая аптека наверху, поликлиника!.. И полотенце махровое, и за "Спартак" он болеет!..
- Хорошо! - заявила Нонна, уткнув руки в боки. - Тащите сюда аспирин и полотенце! Мы подождем. Только быстро!
Нина, на которую поглядывал украдкой Коля, вдруг схватилась рукой за перила, села на ступеньку. Нонна кинулась к ней.
- Нинок! Тебе плохо?
- Ерунда! Сейчас пройдет, - ответила Нина. И голос ее сразу запал Коле в душу.
- Я сейчас, - спохватился Коля. - Мигом! Только вы не сидите на голом камне.
Он побежал вверх по лестнице, сразу через три-четыре ступеньки, слыша, как его несносный друг несет какую-то чепуху:
- Да вы, никак, струсили, милые дамы? Втроем двух джентльменов испугались? Двух рыцарей без страха и упрека? Тоже мне - готовы к труду и обороне!..
- Никто вас, воображал, и не боится! - заверила его Нонна. - И отчего это, девочки, московские ребята такие речистые?
- Мама-врач дома? - деловито осведомилась Валя, спускаясь вниз.
- Должна прибыть с минуты на минуту! - соврал Ваня. - Вызвали, понимаете, к больной. И в праздник отдохнуть не дают.
- Ну, ладно! - решилась вдруг Валя. - А то Нинке и впрямь худо. Этаж-то какой?
- А это, милые дамы, как посмотреть! - отвечал Ваня Королевич. - Этаж пятый, а небо седьмое! С гарантией!.. Мы вас и чайком напоим.
- Нужны нам ваши чаи! - ершилась Нонна. - Только не вздумайте позволять себе вольности всякие!..
Дверь квартиры Гришиных была распахнута настежь. Ваня ввел девушек, столкнулся за порогом с Колей, который бежал из ванной с полотенцем и лекарствами в руках.
- Стоп, рыцарь! - остановил его Ваня. - Уговорил милых дам культурно переждать непредвиденное выпадение атмосферных осадков в день праздника международной солидарности. Сплотим тесней ряды членов и страстных болельщиков ДСО "Спартак"!
Он церемонно ввел девушек в квартиру, театральным жестом распахнул окна.
Девушки ахнули - так великолепна была панорама Москвы на фоне весенне-грозового неба. Внизу - праздничная Трубная площадь, за ней Рождественский монастырь, бульвар, круто поднимающийся на один из семи холмов "третьего Рима" - Москвы. Неглинная, Цветной бульвар и там, на горизонте, - улица Кирова. И кумач знамен, и десятки духовых оркестров, играющих вразнобой внизу под уже кончающимся ливнем, и косые лучи-конусы майского солнца, пробивающегося сквозь набежавшую ненароком тучу...
Коля стоял рядом с Ниной, почти, но не совсем касаясь ее обнаженного плеча, и током пронзила его вдруг мысль: "Эту картину и все ощущения, с ней связанные, и Нину рядом я запомню на всю жизнь, сколько бы ни прожил..."
Так бывает в жизни. Жизнь - это вроде длинной киноленты, чьи полустертые временем кадры теряются где-то в детстве. Хранитель этой киноленты - память - весьма небрежно обращается с нею, есть в ней и обрывы, и перебои, и целые недостающие части. Но есть и моментальные фотографиинеобыкновенно четкие, почти сиюминутные, над которыми не властно время... И бывает озаренье, стоп-кадр: миг остановился, его я никогда не забуду!..
Так было и с Колей в тот день Первого Мая, когда он смотрел из окна многоэтажного дома на вершине Петровского бульвара на панораму Москвы, стоя впервые в жизни рядом с Ниной...