Теперь судьба снова сталкивала их.

Из Народного дома Полад вышел на улицу вместе с Юнусом. Юнус рассказал, что на буровую, где он работал, приходил мастер Пирали.

Полад раскричался:

- И вы после этого оставили буровую без присмотра? Сидите и хлопаете в ладоши, как ни в чем не бывало, а там сейчас Зейналбек, наверно, уже ходит вместе с Пирали у колодца. Ведь Пирали уже пошел против рабочих на другом промысле.

- Нет, дядя Полад. Пирали не решится в ночную пору даже подступиться туда...

- Эх, простачок ты, простачок... - усмехнулся Полад и с досадой добавил: - Уж я - то знаю, что это за птица Пирали. Пойдем взглянем! И если он не пыхтит сейчас там и не обливается потом, доставая сломанное долото, то, значит, я ничего на свете не понимаю...

Сомнение вкралось в душу Юнуса. Он всполошился:

- В самом деле, дядя Полад, мы тут оплошали: не оставили на буровой своего человека... Что, если ты действительно прав? - Юнус сразу же окликнул товарищей: - Мурадели, дядя Исмаил, Аскер!.. Давайте-ка пойдем на буровую!

Откликнулся один Аскер. Вместе с Поладом, они втроем направились к буровой. Еще издали они увидели Зейналбека.

С ним рядом стояли два кочи с фонарями в руках, и все они нетерпеливо следили за манипуляциями мастера Пирали.

Старый Полад хлопнул Юнуса по плечу.

- Ну, как? Убедился теперь? - спросил он, сделав еще несколько шагов по направлению к буровой. - А эта штука при тебе.

В ту же минуту в руках Юнуса засверкала вороненая сталь браунинга.

- Что делать? - обратился он к дяде Поладу.

Не долго думая, и Аскер вытащил из кобуры свой огромный револьвер. После утреннего разговора с Меша-дибеком он побывал дома и захватил с собой припрятанное оружие. Аскер шагнул ближе к старику Поладу и спросил:

- Стрелять?

Услышав шаги, кочи стали пристально вглядываться в темноту.

Как раз в эту минуту ночную тишину прорезал грохот выстрела Юнуса. Один из кочи уронил фонарь.

Стекла разлетелись вдребезги. Как только раздался второй выстрел, кочи бросился наутек и скрылся из глаз. - Один уже дал стрекача! - усмехнулся Полад.

Второй бандит оказался смелее. Поставив фонарь у своих ног, он быстро вытащил маузер. Но было уже поздно. Под самым его носом сверкнули дула двух револьверов.

Кочи невольно отпрянул назад и бросился бежать.

Зейналбек остался один. Полад подошел к нему вплотную.

- Бек! - сказал он сухо и повелительно. - Рабочие предъявили требование, Почему ты его не выполняешь?

- А ты кто такой! - отозвался, бек. - Я тебя не знаю!

- Теперь уже ни к чему выяснять, кто я такой. Важно знать, что каждый, кто посмеет посягнуть на заработок рабочего, будет строго наказан. Это тебе надо хорошо запомнить, бек.

И Полад шагнул к буровому колодцу. Рядом с ним Зейналбек казался маленьким и щупленьким.

- Эй, уста Пирали! - крикнул Полад, наклонившись. - Вылезай оттуда! Я и так очень зол на тебя! Как бы чего не вышло!

Пирали не откликался. Полад нагнулся и, вытягивая шею, заглянул в колодец.

- Вылезай, говорю!

Зейналбек, судорожно открывая и закрывая рот, ни слова не говоря, стоял на месте. А тем временем Полад и его товарищи вытаскивали из колодца мастера Пирали.

Пирали был перепачкан грязью и мазутом. Его широко раскрытые от ужаса глаза не могли оторваться от Полада, который в непримиримой злобе прямо в лицо кидал ему грозные слова:

- Эх, и отольются наконец волку овечьи слезы! В морду бы дать тебе! Да пачкать руки не хочется. Ступай на все четыре стороны! И чтобы духу твоего здесь не было! Но знай: если ты когда-нибудь попадешься мне под горячую руку - пеняй на себя!

Зейналбека душило бешенство. Не зная, как поступить, он только пронизывал взглядом то одного, то другого. Но, не найдя выхода, поплелся прочь от буровой.

Мастер Пирали молча пошел за ним и, только отойдя на несколько шагов, обернулся назад и крикнул Поладу:

- Что ж... пусть так! А долото все-таки никто, кроме меня, не достанет.

- Тьфу! Хозяйский холуй! - в сердцах плюнул Полад...

Глава тридцать третья

В группу, которая должна была осуществить налет на тюрьму, Аслана не включили. Это очень огорчило парня.

И как было не обижаться? Ведь он не знал страха, он чуть ли не ежедневно чистил и смазывал сверкающий револьвер, дожидаясь минуты, когда приставит его к груди оторопевшего часового. И вдруг ему сказали: "Не ходи туда", не дали встретиться лицом к лицу со стражниками и тюремщиками. Сколько дней подряд уходил он чуть свет на завод, изготовлял напильники и ножовки, а распилить собственными руками цепи, в которые закован мастер Байрам, ему не доведется.

Парень был вне себя.

И как уж только он себя не ругал! "Бесстыдник! Что толку с тебя? Для чего болтается у тебя на боку огромный револьвер? Ведь ты даже не знаешь, что там творится сейчас у тюрьмы! Вдруг кого-нибудь убьют или ранят, а ты даже помочь им не сможешь!.."

Рассекая волны, лодка кралась в темноте. Все утопало в густом, непроницаемом мраке. Баиловский мыс заслонял огни Баку. Только вдали, у острова Нарген, мигал огонек одинокого маяка. Аслан часто вздыхал. Он до боли в глазах всматривался в ту сторону, где находилась тюрьма. Ему чудились крики, шум выстрелов. Но всюду стояла тишина. Только плескалась вода, подгоняемая ветерком.

Над морем колыхался сырой туман, соленая влага оседала на губах.

Старик Ахмед, сидевший за второй парой весел, сказал негромко, как бы продолжая давно начатый разговор:

- Вот она, жизнь! Тот, кто упорнее всего ищет света, должен таиться в ночном мраке...

Аслан ничего не ответил. Он старательно греб.

Самая опасная часть пути осталась позади. В немом безмолвии ночи был слышен только слабый рокот волн, упруго ударявшихся о серые прибрежные скалы. Лодка приближалась к берегу, к тому самому месту, которое заранее выбрал Аслан. Не прошло и часу, как они покинули пристань. Но Аслану казалось, что перевалило уже далеко за полночь, операция давно закончена и освобожденные товарищи нетерпеливо дожидаются их на берегу.

Но отчего все-таки не слышно ни одного выстрела? Может быть, налет совершен так внезапно, что застигнутые врасплох и растерявшиеся тюремщики не оказали сопротивления и рабочие, связав их, беспрепятственно вывели арестованных из камер? Но почему-то Аслан в это не верил. Наоборот, он скорее склонен был допустить, что, прежде чем ворваться в ворота тюрьмы, дружинникам придется выдержать серьезный бой, а покончив с жандармами и тюремной стражей, понадобится вступить в перестрелку с подоспевшими на помощь конными казаками. Всю дорогу Аслан думал об этом. И с той минуты, как взялся за весла, не вымолвил ни единого слова. Будто он боялся, что кто-то подстерегает в море и, услышав голос, догадается, куда и зачем они держат путь.