- Ханлар? Это не тот ли бойкий парень из Карабаха? Ну, такого мне не жалко. А что ж ты думал? Он будет замахиваться на самого царя, на такую святыню, а ты еще хочешь, чтобы земля его носила?

- Мне больше нечего сказать тебе, Пирали. Горбатый человек действительно станет стройным только в могиле. Тьфу! - Гусейнкули безнадежно махнул рукой и удалился быстрыми шагами.

Аслан краснел и бледнел, так ему стыдно было за отца. Но что он мог поделать?

- Где ты связался с этим старым волком? - попытался сорвать зло на сыне мастер Пирали. - Потому оя и весь в лохмотьях, что не ладит с хозяевами. Худой как щепка. Шея тоньше грушевого черенка... Вот что, Аслан, говорю тебе в последний раз: отстань от этих смутьянов! Иначе, клянусь аллахом, я на самом деле разорву тебя на мелкие части, и каждый кусочек будет не больше твоего уха! - Сжав челюсти, Пирали и винулся на сынае но занести руку все же не решился. Слишком большую силу почувствовал он в сыне, когда тот освобождал ворот своей рубашки.

Аслан мрачно, но спокойно сказал:

- Отец, ты в одном белье. Увидит кто-нибудь из соседей. Неудобно...

И в самом деле уже рассвело. У лачуг, притулившихся на пригорке, стали появляться люди.

Мастер Пирали в отчаянии развел руками и вошел в дом. Небо на востоке медленно озарялось восходящий солнцем. Мягкий ветер нес с моря прохладу.

Аслан глубоко и свободно вздохнул.

Глава двадцать шестая

Вечером на квартире у Вани должна была состояться встреча с Кобой. Отправляясь туда, Азизбеков не нанял извозчика, а пошел пешком. Ему хотелось проверить, какое впечатление произвели на горожан расклеенные ночью листовки. Конечно, Азизбеков заранее знал, что они недолго продержатся на стенах: в них содержались, резкие нападки на самодержавие. Особенно должны были возмутить полицию слова: "Царизм все еще не насытился потоками пролитой им невинной крови!" Для Азизбекова было ясно, что как только полицейские заметят расклеенные листовки и толпящихся людей, так сейчас же всех разгонят и примутся срывать и соскабливать белые листки.

Азизбеков шел по одной из самых оживленных улиц, но не заметил нигде ни одной листовки - все были уже сорваны. Только кое-где сохранились обрывки плотно прилипшей к стенам бумаги с отдельными, будто высеченными на камне печатными буквами. Азизбеков шел медленно, изредка раскланиваясь со встречными. На пересечении двух широких улиц он наткнулся на группу учителей, преподававших на вечерних курсах для рабочих. Все остановились, обменялись рукопожатиями. На лицах учителей было написано глубокое огорчение и гнев. Пасмурнее других выглядел, обычно веселый и жизнерадостный Бадал Аскеров.

- Что с вами, дорогой?

- Будто сами не знаете! О чем говорит весь город? - учитель указал рукой на стену с сохранившимися следами сорванной листовки. - Бумажку можно сорвать, разорвать, но весть распространилась по всему Баку. - Убили Ханлара Сафаралиева... Об этом мы сейчас и говорили. Решили собрать всех учителей на похороны. К сожалению, не знаем только, на какой час они назначены...

Достаточно было послушать одного Бадала Аскерова., чтобы понять, какой гнев вызвало убийство Ханлара среди азербайджанской интеллигенции. Аскеров не был ни особенно смелым, ни революционно настроенным. Но это, был честный, прямой и неподкупный человек.

- Одного участия в похоронах недостаточно! Надо потребовать, чтобы убийц сурово покарали! - не обращая внимания на прохожих, громко и взволнованно воскликнул учитель. - Богачи думают, что им удастся навсегда заглушить голос народа и держать его в постоянном страхе. Не выйдет это! Но у кого бы узнать, когда похороны?

- Это будет известно, объявят, я думаю, - негромко ответил Азизбеков. А участие учителей на похоронах, разумеется, очень разумно. Гроб, я слышал, вынесут из городской мечети.

- Разве ты не знаешь этого наверняка? - удивился один из учителей, старик, опиравшийся на толстую палку. - Ведь ты...

Ему хотелось сказать: "Ведь ты всегда заправляешь подобными делами!" но, не решаясь высказываться при всех, старик оборвал на полуслове. Его огненно-черные глаза вопросительно смотрели из-под серых бровей на Азизбекова.

- Так я слышал, - сдержанно ответил Азизбеков. - Ну, а кто-нибудь из вас читал листовку?

- Как же! Одна была наклеена как раз на стену школьную. Я сорвал ее и дал другим учителям. Читали по-очереди... - Бадал Аскеров замолк на минуту. - Но, конечно, не все. К сожалению, среди наших учителей есть и монархисты. Сразу бы донесли инспектору...

- Бадал - молодец! Догадался сорвать и спрятать листовку, - сказал молодой учитель в очках.

- Иначе многие из нас не прочли бы, - объяснил Бадал Аскеров. - Еще полчаса, и полиция уничтожила бы их...

Разговор затягивался.

- Простите, но меня ждут, - извинился Азизбеков. - До свидания!

"А все-таки народ читает, задумывается, волнуется. Поработали мы не зря..." - размышлял Азизбеков.

Последний городской дом был уже позади, когда кто-то окликнул:

- Мешадибек, постой на минуту!

Азизбеков обернулся. Это был один из рабочих чугунолитейного завода Рахимбека, помогавший минувшей ночью расклеивать листовки.

- Я тороплюсь, дядя Ахмед. Поговорим по пути.

- Полицейские скребли стены, как хорошая хозяйка перед праздником. Увы, все листовки сорваны. Но бакинцы не поленились: от одного к другому весть облетела весь город. Сегодня во время обеда мы у себя на заводе собрали рабочих и дружно порешили бастовать в день похорон. Все, - вы слышите, товарищ Азизбеков! Все, как один, были за это. Покойного Ханлара любили, как родного...

Азизбеков кивнул головой, одобряя решение о забастовке.

- Очень хорошо, - сказал он. - Мы постараемся, чтобы и на других предприятиях ваш почин поддержали. Но у меня есть к тебе дело, дядя Ахмед. Я не смогу завтра наведаться к вам. Передай от моего имени всем товарищам, чтобы обязательно пришли на похороны. Сам понимаешь, какое это имеет огромное значение...

- Конечно, конечно, - подтвердил Ахмед. - Но хорошо бы знать, когда и откуда пойдет процессия.

- Этой же ночью сообщим...

Попрощавшись с Ахмедом, Азизбеков пошел быстрее. Подойдя к домику на Первой Баиловской, в котором жил Ваня, он как будто случайно бросил взгляд на окна. Шторы не были спущены. Значит, входить нельзя. Азизбеков зашел за угол и, надеясь встретить кого-нибудь из товарищей, начал прохаживаться в отдалении. Вдруг небо заволокли надвинувшиеся с моря свинцовые тучи. Где-то вдали сверкнула молния. В лицо Азизбекову ударило несколько крупных капель. Прохожие, предвидя сильный дождь, бросились к воротам и калиткам. Улица сразу опустела.