Глава, третья

Подложив под локоть подушку и растянувшись на ковре, Рахимбек лежал у себя на открытой веранде, перебирал янтарные четки и не сводил глаз с разгоравшихся в жаровне углей.

Для него собирались приготовить шашлык. Этим обычно занимался слуга Гейдарали, но не иначе, как в присутствии самого хозяина. Таков был заведенный в доме порядок, который, впрочем, никого не удивлял. И члены семьи и соседи знали о причудах и осторожности Рахим-бека. Правда, он не примечал за Гейдарали ничего такого, что могло бы навести на подозрения: а не польстится ли слуга на чужое добро и не проглотит ли исподтишка несколько жирных кусков? Но, с другой стороны, никому доверяться нельзя. Всякое может случиться. "Имущество человека должно быть перед его глазами", - частенько повторял Рахимбек и превратил эту поговорку в правило, которому следовал неизменно.

Пока угли разгорались, Гейдарали нанизывал в кухне на шампуры замаринованную с вечера баранину. Но вдруг он прервал свое занятие и появился на веранде. Шампуров, так нетерпеливо ожидаемых Рахимбеком, в руках у него не было.

- Хозяин, - почтительно сказал слуга, - вас спрашивает человек.

- Что еще за человек? - сердито бросил Рахимбек, ни на мгновение не переставая перебирать четки. -Не дадут спокойно покушать! Выбрал время!

- Он говорит, что вы сами ему велели прийти... Как будто насчет работы в конторе...

Не успев произнести готовую было сорваться с языка брань, Рахимбек кивнул, провел пухлой, с коротенькими пальцами рукой по аккуратно подстриженной и подкрашенной бороде. Собрав в ладонь всю нить янтарных бус, положил четки в карман архалука.

- Зови, будь он проклят! Зови, посмотрю, что за птица!

Гейдарали привел посетителя на веранду и сам скрылся за дверью. Перед Рахимбеком предстал среднего роста, худощавый молодой человек с тоненькими усиками. Он снял парусиновую кепку и, произнося слова приветствия, учтиво наклонил голову. Молчаливым жестом хозяин указал на краешек ковра. Юноша сел, неловко скрестив под собой ноги.

Слегка прищурив маленькие, кругленькие, загадочно поблескивающие глазки, Рахимбек бесцеремонно изучал гостя. В свою очередь, и юноша; не отрывал глаз от хозяина дома. Волнуясь и не зная, с чего начать, он то и дело проглатывал обильную слюну. Молчание длилось довольно долго.

- Чем могу служить тебе? - наконец заговорил Рахимбек.

Веки молодого человека вздрогнули. В глазах его появилось выражение такой мольбы и тревоги, словно вся его жизнь зависела от ответа на просьбу, с которой он собирался обратиться.

- Я слышал, бек, что вам в контору требуется служащий. Примите меня, если сочтете это возможным. Даю слово работать усердно. Буду служить вам, как родному.

Рахимбеку понравились почтительность и волнение молодого человека. На губах его появилась едва заметная довольная улыбка. Однако он не торопился с ответом, взял в руки кочергу, нагнулся над жаровней и стал ворошить угли. Вспыхнули струйки пламени, искры с треском рассыпались прямо перед носом Рахимбека. Он даже вздрогнул от неожиданности и отшатнулся.

"Холодно ему, что ли, в такую жару?" - подумал юноша, с любопытством разглядывая хозяина.

Но Рахимбек с непроницаемым лицом отложил в сторону кочергу и тихо, будто думая вслух, промолвил:

- Что ж?.. Попробуем. Попробовать можно. Собственно, такого мне как раз и надо... - Затем он посмотрел подобревшими глазами на юношу, который с нетерпением ждал, его слова:

- Скажи-ка, сынок, где ты учился? Как тебя зовут?

- Турабом, бек. В мае этого года я окончил коммерческое училище.

- А почему до этого времени не поступил на службу?

Молодой человек заметно волновался. Не зная, куда девать руки, он сунул их в карманы парусиновой куртки и невзначай вытащил пачку папирос. Спохватившись и сразу заметив свою оплошность, он покраснел и тут же спрятал папиросы в карман.

Рахимбек благосклонно заметил:

- Не стеняйся, кури, если хочешь.

Тураб посмотрел на хозяина полным благодарности взглядом. Он взял из пачки папиросу и начал разминать ее между пальцами. Только теперь он ответил на вопрос, предложенный Рахимбеком.

- Отец не разрешал. "Ты устал, говорит, от занятий. Погуляй, отдохни лето, а осенью поступишь". Но я уже отдохнул. Да и не люблю я, по правде сказать, слоняться без дела. А тут еще семья... Надо же помогать...

- Стало быть, ты бухгалтер? - спросил Рахимбек, хотя знал, что это так.

- Да, бек, бухгалтер.

- Молодец! Я очень рад, что и среди наших мусульман появляются образованные люди. Ты знаешь моего племянника Мешади?

- Как же! Знаю, бек! - восторженно сказал Тураб. - Трудно сыскать в Баку жителя, который не знал бы его... Один раз я даже видел Мешадибека. Это было на Кубинке. Он произносил речь перед народом. Говорят, что Мешадибек скоро окончит ученье в Петербурге.

- Он уже здесь, - не без гордости сообщил Рахимбек, снова принимаясь перебирать четки. - С недельку, как приехал. Стал инженером. На днях, я слышал, даже писали о его приезде в газете. - Он опустил веки, задумался и после недолгого молчания добавил: - Другие времена! Нам наши отцы вот не дали приличного образования. Научили кое-как грамоте, на том и успокоились... Так мы и остались невеждами. Э! - отмахнулся Рахимбек. Стоит ли об этом горевать? Что было, то прошло. Теперь уже не поможешь...

Однако в тоне, которым были произнесены эти слова, не чувствовалось сильного огорчения. Рахимбек придерживался убеждения, что состоятельным людям незачем годами мучить своих детей в школе. В этом он не видел проку. "Научился держать в руке перо, - и хватит. Главное, чтобы умел хорошо зарабатывать деньги".

Между тем угли уже стали перегорать.

- Эй, ты, Гейдарали! - закричал Рахимбек, посмотрев на жаровню и увидев, что жар постепенно тает и покрывается тонким слоем пушистого пепла. - Долго там будешь еще возиться? - Затем он обернулся к юноше. - Ну, ладно, ступай домой, а с завтрашнего дня придешь на завод и приступишь к работе. Первый месяц, пока пройдешь испытание, поработаешь бесплатно. Сам знаешь, так уж заведено...

В глазах Тураба засияла радость. Не зная, как унять волнение, он вдруг зажал папиросу в зубах и, чиркнув спичкой, начал закуривать.