Эту манеру вести заседания - деликатно и вместе с тем остро-принципиально и целеустремленно, отсекая все лишнее, демагогическое, обобщая факты и явления, - Шаумян перенял у Ленина, которого с первой же встречи на четвертом партийном съезде полюбил от всей души. Он не старался подражать ему внешне, а учился ленинской манере изучения действительности, умению глубоко проникать в сущность жизненных процессов и явлений.

И все же, как-то, Алеша Джапаридзе, который относился к Шаумяну с юношеской восторженностью, не постеснялся заметить:

- Степан, ты мастер вести заседания. Я знаю, ты учился у Ленина. Но ведь Ленин любит юмор. А Коба? Разве он не превращает смех в острейшее оружие, разящее врага? Ты же слишком рационалистичен. Когда люди смеются, они меньше устают...

Шаумян улыбнулся, покачал головой и полушутя, полусерьезно ответил:

- Ты, конечно, прав, Алеша. Но я, друг мой, хорошо знаю кавказский характер. Все равно, как ни сдерживай я вас, будете сыпать шутками и прибаутками. Их за глаза хватит, чтобы восполнить мою сухость...

Подпольщики любили пошутить. Шаумян был прав. Вот и сейчас Джапаридзе и Азизбеков, которым речь Аршака казалась соглашательской, начали поддевать его острыми шуточками.

- Уж не собрался ли ты породниться с самим Мухтаровым?

- Может быть, польстился на приданое его дочери? Знаешь ли, что она кривая?

Все засмеялись. Озадаченный оратор поднял глаза на шутников. На лбу у него выступили капельки пота. Но, делая вид, что шутки ему нипочем, он смущенно улыбнулся. Шаумян подавил готовый вырваться смех и пришел ему на помощь:

- Говори, Аршак. Обижаться на товарищей не стоит. Они шутят...

Аршак работал на промысле миллионера Муртаза Мухтарова. Зная, что хозяин сбещает улучшить условия труда на промысле, он готов был идти на известные уступки предпринимателям. Дело в том, что в последнее время между листком нефтепромышленников "Нефтяное дело" и большевистской газетой "Гудок" шла острая борьба. Чтобы покончить раз и навсегда с конфликтом, разразившимся между рабочими и нефтепромышленниками, и прийти к определенному соглашению, "Нефтяное дело" настаивало на созыве смешанного совещания представителей обеих сторон. А "Гудок" громил эту попытку, звал к бойкоту совещания, так как большевики считали, что в данных условиях оно нанесет вред развитию рабочего движения. Как видно, Аршак возлагал серьезные надежды на совещание и пытался склонить к этому товарищей.

- Не понимаю, - говорил Аршак, - зачем нам отказываться от собственной выгоды? С паршивой баран хоть шерсти клок!

Снова все засмеялись. На этот раз и Шаумян не сдержался и улыбнулся.

- Аршак, товарищи, не ахти какой знаток русского языка. Но мысли его весьма определенные. Я боюсь, что обещанные Мухтаровым "золотые горы" несколько ослепили его...

Растерянный Аршак вытащил из кармана клетчатый платок и вытер пот.

- Степан Георгиевич, - сказал он после недолгого раздумья, - я висказал свой мисль. Мы посылаем в думу своего депутата? Посылаем. Пачему? Патаму, што мы ведем свой политика там. - Аршак достал из кармана отпечатанную в типографии листовку. Это был "Наказ социал-демократическим депутатам третьей Государственной думы", написанный Сталиным и принятый на собрании уполномоченных от рабочей курии. Аршак был участником этого собрания. - Я сто раз читал это. В думе есть кадеты? Есть! Есть капиталисты? Есть. Есть помещики? Есть. Но пачему мы посылаем туда свой депутат? Патаму, што дума сейчас... - Аршак развернул листовку и прочитал строки, подчеркнутые красным карандашом: - "Наши депутаты должны неуклонно разоблачать в думе всю контрреволюционную сущность как помещичье-черносотенных партий, так и предательской либерально-монархической буржуазной партии кадетов..." Значит, там мы будем вести свой политика. Почему нам не вести той же политики с нефтепромышленниками?

- Дума - одно, совещание - другое! - бросил с места Азизбеков. - Ты прочти, что сказано дальше. Или дай, лучше я прочту. - Азизбеков взял у Аршака листовку и начал читать: "Наша фракция должна выяснять с думской трибуны всему народу... - Азизбеков подчеркнул: - всему народу всю истину относительно переживаемой революции. Она должна сказать народу во всеуслышание, что в России нет возможности мирным путей добиться освобождения народа, что единственный путь к свободе - это путь всенародной борьбы против царской власти". Отсюда ясно, что дума представляет собой ту трибуну, с которой можно говорить с народом. Но с кем мы будем -говорить на совещании рабочих и капиталистов? Собственный опыт подсказывает мне, что тут полумерами ничего не достигнешь. Кроме того, нам предлагают идти на соглашение с нефтепромышленниками сейчас, когда борьба против них не развернулась еще во всю ширь. Идти на соглашение с ними - значит, вместо недоверия, создать среди рабочих масс атмосферу доверия к промышленникам.

Говоря об этом, Азизбеков вспомнил выступление Кобы на заседании Бакинского комитета, в котором участвовали и Шаумян и Джапаридзе.

- Правильно! - подтвердил Алеша.

Степан Георгиевич подвел итог спору:

- Я думаю, что решение может быть только одно: вот статья, написанная для "Гудка", которая в ясных и простых выражениях раскрывает нашу большевистскую тактику в данном вопросе. - Шаумян развернул гранки статьи, набранной для следующего номера "Гудка". Громко, чтобы всем было слышно, он прочел ее заголовок: - "Надо бойкотировать совещание!" А из сказанного Ар-шаком получается, что на промыслах Мухтарова много сторонников совещания...

- Я так не говорил, - пошел на попятный Аршак. - Ханлар Сафаралиев и другие товарищи - сторонники бойкота. Я высказал только то, что сам думаю.

Шаумян сдвинул брови.

- Но раз ты, товарищ Аршак, одобряешь совещание, значит до сего времени агитировал за него на промысле, не так ли? Если так, то жаль! С завтрашнего же дня надо повести там агитацию против совещания. По-моему, за эту задачу должны взяться Азизбеков и Джапаридзе. Кампания за бойкот совещания - сейчас главное в нашей работе...

В это время послушник, про которого все забыли, поднялся с места и бесшумно, как тень, скользнул к выходу. Все головы повернулись к нему, все в тревоге умолкли.