Особенно его любили в рабочих кварталах. Алеша умел незаметно и быстро сближаться с людьми. Частенько после затянувшихся собраний, на которых он звучным голосом с характерным грузинским акцентом произносил взволнованные речи, ему приходилось оставаться ночевать у своих друзей рабочих. В их семьях он чувствовал себя, как дома, сидел, поджав ноги, на истертых ковриках, играл в нарды, забавлялся с детьми. Суровый по натуре, требовательный к себе, он был в то же время по-настоящему добр. Он хорошо знал, как изнурителен труд на нефтяных промыслах.

В момент, когда Рахимбек входил с балкона в комнату, говорил Алеша. Его голос и услышал Рахимбек. Но стоило Рашиду топнуть ногой, как Алеша моментально прервал свою речь и все сидевшие в гостиной, дожидаясь сигнала Байрама, стали прислушиваться к разговору в комнате Рашида. Когда спор между отцом и сыном прекратился, Алеша с прежним пылом продолжал свою речь. Обычно он пускал в ход свое особое умение смешить друзей удачной шуткой или метким сравнением. Но сегодня Алеша выглядел хмурым и суровым.

Обсуждали очень важный вопрос.

Напуганные железным единством действий бакинского пролетариата, черносотенцы и бакинские кочи начали кровавую расправу с отдельными рабочими. Как никогда остро встала необходимость противодействовать силам реакции с оружием в руках.

- Да, мы против индивидуального террора, - горячился Алеша, - но мы не можем отказаться от вооруженной самообороны! Очень жаль, что мы распустили дружину "Алое знамя", созданную в свое время Мешади Азизбековым. По-моему, следует возродить эту дружину и усилить ее за счет новых людей. Пусть черносотенцы знают, что в случае надобности рабочие могут ответить оружием на их кровавые дела. Десять ударов за один - так и только так мы должны ставить и решать вопрос!

Не дожидаясь, пока Алеша закончит речь, обеспокоенный Азизбеков тихонько поднялся с места и спросил Рашида:

- В чем дело? Кто это приходил?

- Занимайтесь своим разговором, - небрежно махнул рукой Рашид. - Здесь был твой дорогой дядя. Все рвется к тебе. Мириться захотел.

Кочи - наемные убийцы, бандиты.

Мешадибек улыбнулся и вошел обратно в гостиную. В глазах присутствующих он прочитал тот же вопрос: кто приходил?

Вокруг стола, кроме Шаумяна и Джапаридзе, сидело еще несколько человек. Среди них был и Григорий Савельевич Смирнов.

Шаумян спросил:

- Что ж вы молчите, Григорий Савельевич? Каково ваше мнение?

Мнение Смирнова всех очень интересовало. Создание вооруженных рабочих дружин зависело прежде всего именно от таких бесстрашных и самоотверженных рабочих, как Смирнов.

- Мое мнение? - переспросил Смирнов задумчиво, показывая пальцем на себя.

- Да, ваше мнение, Григорий Савельевич, - приветливо подтвердил Шаумян.

Смирнов выпрямился на стуле, поправил пояс.

- По-моему, Алеша сказал именно то, что давно волнует всех нас. Дружина самообороны нужна нам, как воздух, как вода. Только мы должны создать не одну, а несколько дружин. Возможно, нам придется скрестить оружие не только с полицией, но и с врагами, битыми в теоретических дискуссиях. Мы превосходно знаем, что эсеры и меньшевики все меньше показываются на промыслах. Они боятся открытых споров с нами. Эти господа могут пойти на сговор с черносотенцами, с кочи и с царской охранкой. Они не побрезгают никакими средствами. Когда некоторые рабочие указывали на братьев Шендриковых, на этих апостолов предательства, как на прямых шпионов, многие товарищи сомневались. Они считали Шендриковых идейными противниками - и только. На самом же деле оказалось, что теоретические споры для них - только маска. И меня и многих других именно они выдали охранке. Кого могут обмануть эти подлые ренегаты, для которых сейчас мелкие подачки капиталистов и полиции выше интересов рабочего класса? Не мешало бы этим продажным душам познакомиться отныне с силой нашего оружия.

- В прямом смысле? - тихо спросил, повернув голову к Григорию Савельевичу, рабочий, сидевший с ним рядом. - Уж не предлагаешь ли ты, Савельич, разнести их всех в пух и в прах?

- Да, пожалуй, и в прямом, - улыбнулся, ничуть не горячась, Смирнов и приложил руку к сердцу. - Яша, дорогой мой, поверь, эти подлецы давно уже наблюдают за нами. Они составляют списки нашего актива и передают охранке. И, конечно, чтобы ликвидировать эти списки, придется ликвидировать кое-кого из их составителей.

- Террор?

- Я не боюсь употреблять это слово. Если эти полицейские агенты бессовестно наносят огромный урон трудящемуся люду, чего ради мы в отношении к ним должны быть не в меру снисходительными? Ведь это они сообщили охранке о заседании Бакинского комитета, которое проводилось на Гимназической улице! Они же оказались виновниками и ареста девятнадцати наших прекрасных товарищей. И если смерть предателя является террором, я за террор. Дружины самообороны нам крайне необходимы. Я за предложение товарища Джапаридзе. Может быть, я не прав? Тогда пусть скажет наш друг! - И Смирнов опустил огромную, как львиная лапа, руку на плечо сидящего рядом с ним смуглого круглолицего парня с пышными усами. - Пожалуйста, скажи, Ханлар! Ведь тебе чаще других приходится встречаться с этими гнусными черносотенцами...

Ханлар посмотрел на Смирнова. Глаза у обоих горели. Взгляд был жесткий. О, ни один из них не намерен был отступать перед врагами! И хотя, казалось, Ханлару ничего не оставалось добавить к тому, что уже было сказано, он встал, чтобы поддержать старого друга.

- Товарищ Смирнов, или, лучше сказать попросту, мой друг Гриша, правильно говорит то, что думает каждый из нас.

- Что так тихо говоришь, Ханлар? Смелее говори, - посоветовал один из рабочих.

Ханлар продолжал увереннее:

- После того, как товарищ Азизбеков уехал в Петербург, заканчивать институт, "Алое знамя" распалось. Мы, товарищи, допустили беспечность. Ах, какую непростительную беспечность мы допустили! Скажите, разве мы можем ждать милости от врага? Разве мы не видели зверств жандармов и полицейских?

Ханлар возвысил голос и резким движением правой руки, как клинком, разрубил воздух.

- Нет! Ни в коем случае мы не должны выпускать оружие из своих рук!..