- Нет, мастер. Он вообще не говорил ничего об оружии, - сознался Аслан. - Но я свое захвачу. Не зря же я состою в "Алом знамени". Если куда-нибудь вызывают, значит я должен явиться с оружием. Как знать, не замышляют ли что-нибудь черносотенцы. Что сделаешь с пустыми руками, если они вдруг нагрянут? Ведь это и ребенку ясно. Хотя некоторые болтуны уже поговаривают, что будто наши дружины наносят вред рабочему делу и что их надо распустить...
- Кто это говорит? - спросил Байрам скорее негодующим, чем недоумевающим тоном.
Видно, Аслан не особенно старался скрыть некоторое свое превосходство над Байрамом, проводившим все дни на конспиративной квартире, в то время как он сам находился в гуще событий.
- А ты не догадываешься разве? Кто, по-твоему, может так говорить? Только наши враги, никто иной...
- Как же мне догадаться, Аслан? Врагов у рабочего не один, не два... Кого назвать? Но самый опасный из врагов...
- Ну, ну? Кто же он, этот самый опасный враг? - перебил его Аслан, как бы желая натолкнуть Байрама на правильный ответ.
- Больше всех подставляют нам подножки меньшевики.
- Вот именно! - Аслан был вполне удовлетворен. - Именно они! Они предлагают распустить дружины...
- Ну, а наши что говорят?
- Наши? Азизбеков и слышать про ото не хочет. Он говорит, что предложение меньшевиков только на руку капиталистам и полиции... Стой, кто-то пришел.
Оба замерли в ожидании условного стука. На всякий случай, Байрам приподнял краешек шторы и выглянул в окно.
- Это Вася! - сказал он обрадованно и быстро пошел открывать.
Приход Орлова всегда был очень приятен Байраму. "Слава аллаху, жив еще, не свернул себе шею!" - шутил он, хватая друга обеими руками за плечи и встряхивая несколько раз. "Голова на плечах держится, стало быть живем, дружище!" - обычно восклицал Орлов и в свою очередь тряс Байрама за плечи.
На этот раз Орлов был чем-то озабочен и не ответил на радостный возглас друга. Байрам сразу заметил это по сумрачному лицу Орлова.
- Что с тобой, Вася? Чего так хмуришься? - встре-воженно спросил он.
Орлов не сразу ответил. Видимо, он так торопился, что вспотел, несмотря на холод. Молча опустившись на табурет, он снял шапку и вытер платком лоб. Глядя куда-то в сторону, он угрюмо сказал:
- Они все жаждут крови. Все не унимаются.
- Убили кого-нибудь? - спросил Аслан, весь подавшись вперед. - Говори же!
- Вчера ночью черносотенцы убили Весенина.
- Сволочи! - произнес Байрам. - Такого парня!
- Потому и убили, что парень был предан рабочему делу, - проговорил Орлов. - Зачем им убивать плохих?...
Аслан вспомнил разговор, который они вели с Байрамом, и сказал энергично:
- Нет! Мы не выпустим из рук оружие!
Орлов вытащил из-за пазухи длинный узенький листок бумаги, на каждой стороне которого размашистым почерком было написано что-то по-азербайджански и по-армянски. Это была прокламация Бакинского комитета партии.
- Вот здесь как раз об этом и написано, - сказал Орлов и протянул бумажку Байраму. - Скажи, пусть набирают. Принято по предложению товарища Кобы. Надо сегодня же отпечатать и завтра распределить... Комитет предлагает всем ячейкам усилить и организационно укрепить дружину рабочей самообороны. Но меньшевики... - Орлов сжал кулаки и как будто хотел ударить кого-то, предлагают дружину распустить. Все эти фитюльки в пенсне любят только цветисто говорить...
В негромком голосе Орлова звучала непримиримая враждебность к меньшевикам. Орлов давно уже сталкивался с меньшевиками, презирал их соглашательскую трусость.
Орлов стал объяснять Байраму:
- Ты знаешь, дружище, когда я вижу меньшевиков на наших собраниях, меня разбирает такая злость... Ни одного порядочного человека нет среди них. И если кое-кто из рабочих голосует за них, так и знай: у этих рабочих в душе есть тоже какая-то гниль.
- Много темных людей среди рабочих, - возразил Байрам. - Не понимают еще, не разбираются. Давно ли я сам был темным?
- Настоящий рабочий понимает умом и сердцем чувствует, за кем ему надо идти, - убежденно сказал Орлов.
Но долго спорить было некогда. Условившись, что он сам зайдет завтра за прокламациями или пришлет кого-нибудь из ребят, Орлов ушел.
Уже вечерело. Байрам с листком в руке прошел в потайную комнату. Он отдал рукопись рабочему, который вергел колесо печатной машины, и сказал:
- Как придет дядя Гусейнкули, сейчас же передашь ему. Это листовки для азербайджанцев и армян.
Печатник молча кивнул в ответ и, вытерев о фартук перепачканную краской руку, принял листок и положил на подоконник.
Байрам потоптался на месте, улыбнулся и сказал:
- Иду, брат, сегодня в город!
Ему хотелось поделиться своей радостью.
- Желаю тебе весело погулять, приятель! - отозвался печатник, понимая, что Байрам идет не на прогулку.
- Спасибо на добром слове, - поблагодарил Байрам.
Ваня пришел к "Электротоку" первым. Стоя в темном закоулочке, неподалеку от ворот, он дожидался Кобы. Утром стало известно, что меньшевики замышляют провести на электростанции собрание и уговорить рабочих не начинать забастовку. Узнал об этом и Ваня и тут же сообщил в партийный комитет.
И вот теперь специально выставленный меньшевиками у ворот пикет задерживал всех, кто пытался войти во двор станции, и учинял чуть ли не допрос:
- Откуда? Кто тебе сообщил про собрание? Свой или чужой?
Ваня, стоя в темноте, слышал все это и прекрасно понимал, к чему задаются все эти вопросы. Он внимательно наблюдал за одним из "контролеров", - худым долговязым мужчиной, придирчиво разглядывавшим каждого, кто входил в ворота.
Желая проверить, правильны ли его предположения, что большевиков не хотят пропускать на собрание, Ваня подошел к воротам. Долговязый сразу узнал его и завопил:
- Это не наш! Не пропускайте! - Он выступил вперёд и, растопырив руки, заметался в воротах. Но Ваня решил перехитрить его.
- Эй, послушай! Говорят, сегодня выступит с докладом Троянов? Верно это? Люблю слушать его речи...
- Правду говоришь?
Долговязый был сбит с толку. Он готов был уступить дорогу Ване, но второй, стоявший за его спиной человек вдруг уперся обеими руками в грудь Ване и попытался вытолкнуть его вон.