- Господин генерал, в час молитвы тень заката коснулась нашего флага!
Он хотел этим сказать о некоем счастливом предзнаменовании. Слэд пренебрежительно кивнул и пошел в каюту. Ему наскучило пышное славословие турок, принятое даже на корабле. Вахтенный офицер был к тому же из стамбульских поэтов. Сидя у себя в каюте, Слэд в этот этот вечер раздумывал: почему корабли соединенных эскадр задерживаются в Варне? Ему не терпелось быть в Крыму и непонятна была осторожность командования. Может быть, потому, что он знал больше, чем сэр Раглан, о неподготовленности русских к обороне. Но говорить об этом не смел. Ему ли, праздному свидетелю гибели турецкой эскадры при Синопе, толковать о слабости русских? Не призрак ли синопского поражения удерживал здесь английские корабли? Во всяком случае, Синоп взывал к осторожности. Слэд чувствовал себя находящимся между молотом и наковальней. Иной раз, когда заходила речь о русских, он ханжески соглашался: "Да, Нахимов еще может выкинуть какой-нибудь маневр!"
Слэд не знал еще, что эскадры задерживаются в Варне в большей степени из-за возникших между сэром Рагланом и Сент-Арно разногласий. Офицерам было объявлено, что командующие выжидают для наступления удобное время... В подробности командир "Таифа" посвящен не был. Однако остановка, долгая стоянка в Варне была в тягость всем, население не принимало союзников, и турецкие чиновники в свое извинение уже не раз обещали сэру Раглану "наказать болгар".
В каюту Слэда никогда не проникало солнце: шторы на иллюминаторах сохраняли полусвет. Па стене висели карты Турции, Палестины, Египта, и в небольшом стеклянном шкафу в беспорядке лежали инкрустированные ятаганы, кинжалы, книги. Над диваном висел и портрет молодого Нельсона и групповое изображение выпускников морского колледжа. Среди них был и Слэд. За тяжелой турецкой занавесью из шелка, плотно прикрывавшей стену, сиротливо мерцала крохотная, похожая на ладанку, иконка.
Слэду было тоскливо: приневоливая себя, он сел за квадратный столик, выложенный деревянными кубиками с рисунком полумесяца, и начал писать.
Надо было продолжать для лондонского журнала давно начатую, похожую на донесение статью "О том, что притягивает турецких славян, живущих вблизи Черноморского бассейна, к русскому адмиралу Нахимову".
Дня три Слэду посчастливилось не выходить на берег: корабли готовились к выходу, и на "Танфе" чистили котлы. Посыльные докладывали о новых пожарах в городе, о нежелании болгарских купцов что-либо продавать союзникам и, наконец, об эпидемии холеры. Варна надолго становилась лагерем для армии двух государств, но солдаты их предпочитали вернуться на корабли. Карантинные палатки вырастали за городом.
Находясь в море, Слэд вспоминал о болгарине Богове: выполнил ли он обещание?
Утром Слэд постучался в низенький, обвитый диким виноградом дом болгарина. Его встретил турецкий полицейский и, вытянувшись, безучастно доложил, выпучив глаза:
- Старик убежал в горы, жена его с детьми неизвестно где, два квартиранта-англичанина убиты.
Слэд сел на ступеньку крылечка и переспросил:
- А что сделали два англичанина?..
- Они хотели подружиться с населением, насильно привели к себе девушек... Они были немного неосторожны, господин генерал.
- Для чего ты находишься здесь? - хрипло крикнул Слэд.
- Оставлен для порядка, господин генерал. Приказано в каждом квартале, где остановились господа англичане и французы, держать полицейский пост.
И вдруг лицо полицейского оживилось.
- Скорей бы ушли они,- по-свойски сказал он.- Иначе придется султану покорять болгар!
Этого не мог вынести Мушавар-паша.
- С сегодняшнего дня этот дом занимаю я, - заявил он. - Можешь идти.
Полицейский ушел, недоумевая, зачем понадобилось Мушавар-паше поселяться здесь, а Слэд, закрыв дом, направился на флагманский корабль английской эскадры, к сэру Раглану. Адмирал принял его в кабинете, мало отличавшемся от того, который был оставлен в лондонском его доме. Помещения адмирала занимали половину корабля. Пол был прикрыт тростниковым настилом и коврами, смягчающими качку. Длинный телескоп, похожий на ракетную трубу, вставлен в иллюминатор. Ни один корабль не заслонял адмиралу вида на берег. Жена сэра Ратлана, прибывшая недавно в Варну, присутствовала при разговоре мужа с "верноподданным королевы, который уже много лет несет тяжелый крест в этих краях", - так был отрекомендован ей Слэд. Сэр Раглан уже знает о событиях на берегу. Он нездоров и греется у камина, подбрасывая время от времени в огонь пахучие ветви пихты. Стоит август, а на корабле сыро, словно туман, и изморось въелась в его корпус за время пути из Англии, как въедается в человека болотная лихорадка.
- Вы хотите мне что-нибудь сообщить? - спросил сэр Раглан.
- Если бы я посмел, то порекомендовал бы вашему превосходительству действовать безотлагательно и жестоко,- сказал Мушавар-паша, стоя у камина,-притом средствами, употребляемыми не во всякой войне...
- Что вы имеете в виду, Слэд?
- Мы идем в страну, где не регулярные армии и не обычные позиционные бои решат войну, где встанет против нас народ, от мала до велика. Потребуется долгая осада городов, придется травить людей газом, вести подкопы, заманивать на свою сторону татар, обещать щедрые подарки туркам...
- Я не учился этому, - сэр Раглан досадливо морщится.-Это дело Сент-Арно!
- Для этого надо только очень не любить Россию! - вырывается у Слэда. - И знать все, что предстоит в этой войне.
- А вы се очень не любите? - скосив глаза, роняет Раглан. - Чем вы напуганы, мой дорогой? В ненависти к врагу признаются только очень молодын воины. О ненависти не говорят, ее подразумевают. Наши флоты столь несравненно сильнее русского, к тому же Россия будет подавлена нами с трух сторон: в севера, юга и Дальнего Востока... На этот раз ей не встать у руля в Европе, не торжествовать, как при поражении Бонапарта.
- Только бы не скорый мир! - запальчиво заметил Слэд.
- О, вы действительно не любите эту страну!-заметил, усмехнувшись, Раглан. - Но почему все же вы думаете, что дело не решится уничтожением нами русского флота и крымской армии? Потому ли, что здесь, н Варне, "Маленькая Россия" столь злобно встречает нас? Я вижу, болгары ничему не научены турками! Когда н какую подобную войну решала не сила армии, а старания населения?
- Смею возразить, сэр, но не смею повторяться. Мне ли напоминать, что пишут в лондонских газетах о нашей остановке в Варне?
- Вы смелы! - недовольно произнес Раглан, поводя плечом, лишенным руки. - Что ж, я передам генералу Сент-Арпо и тем кому следует о вашем желании... действовать особыми мерами, несколько необычными для командира "Таифа". Впрочем, мы уже думали назначить вас военным комендантом Варны.
- Я подчиняюсь, сэр...
- Да нет, Слэд, вряд ли необходимо такое кратковременное назначение. Днями мы покидаем Варну.
И, отойдя от камина, устало промолвил с видом человека, облагодетельствовавшего собеседника в разговоре, но ничего не получившего для себя:
- Вы внушили мне некоторые опасения, Слэд. Я подумаю над тем, что вы сказали. Прошу вас и дальше быть откровенным со мной.
Слэд вышел, и Раглан сказал жене, с тревогой вникавшей в сказанное Слэдом:
- Не удивляйся... Этот офицер очень полезен нам. А что касается его взглядов на войну, они не новы, их разделяет и Сент-Арно. Но я желал ободрить Слэда, вел себя так, словно слышал их впервые. При нем русские потопили турецкий флот, и бедняга до сих пор не отделается от испуга!
Не назначенный комендантом города Мушавар-паша все же почувствовал себя им. В городском вилайете он потребовал создать суд присяжных над лицами, уклоняющимися от помощи союзническим государствам, в полиции сменил начальника. Англичане, как и местные жители, думали, что командир "Таифа" уполномочен на это своим командованием. Уже давно о тайных правах этого "ряженого турка" предполагали и те и другие. В штабе Септ-Арно, узнав о действиях Мушавар-паши, решили, что "турок" действует от имени стамбульских властей. И тем лучше, ибо иначе французам самим пришлось бы прибегнуть к этим же мерам.