- Парус! - крикнул матрос сверху.

- Парус! - повторил помощник и, обращаясь к дозорному офицеру, добавил: - Доложите капитану, сударь.

Но команда уже проснулась, и по палубе забегали матросы, выкрикивая:

- Парус! Парус!

Корпус идущего навстречу судна был еще скрыт за горизонтом, и моряки не могли разглядеть его, однако парус корабля, приподнятого волной, не ускользнул от их зорких глаз.

Дозорный офицер быстро сбежал по трапу на главную палубу, но это было излишне, так как капитан оказался проворнее. Жак не успел оглянуться, как Жером де Готвиль был уже на капитанском мостике, откуда он обычно выкрикивал команды через рупор, чтобы зря не напрягать голос.

Де Готвиль достал свою трубку, которую носил за шелковой лентой шляпы, вынул из-за пояса небольшой кожаный кисет и принялся методично набивать трубку. Покончив с этим, он подозвал матроса и приказал принести ему зажженный фитиль. Заметив гардемарина ля Пьерьера, де Готвиль обратился к нему:

- Попрошу вас передать комендору[4], что замечен парус. Пусть готовится к бою.

Когда принесли горящий мушкетный фитиль, де Готвиль неторопливо прикурил трубку и, вернув фитиль матросу, лениво сказал:

- Думаю, очередной испанец, хотя флага еще не видно. Ручаюсь, что Его Весьма Католическое Величество испанский король доверил ему какое-нибудь важное задание.

Жак ничего не ответил, и капитан продолжал:

- Например, нападать на каждый попавшийся ему французский фрегат; и, в случае удачного захвата, ему обещано повышение - из лейтенанта в капитаны или из капитана в коммодоры[5].

В этот момент они услышали возглас дозорного офицера:

- Они поднимают топ-галлант!

- Так я и думал, - сказал месье де Готвиль, - собака взяла след и теперь начнет преследовать нас. Ну что ж, если кто-то любит подискутировать, собеседник всегда найдется. Дула наших пушек так давно уже закупорены, что как бы им не задохнуться!

Повернувшись к подошедшему гардемарину, он скомандовал:

- Поднимайте наш топ-галлант тоже! Возьмем курс и не будем отклоняться ни на волосок. Посмотрим, решится ли он протаранить нас!

Гардемарин тут же передал команду, и вскоре над кораблем, шедшим под одними марселями, надулся огромный топ-галлант. С шипением взрезав носом воду, фрегат рванулся вперед, поднимая вдоль по бортам густую пену.

Теперь капитан позволил себе уединиться в каюте, в те пятнадцать минут, что его не было, Жак непривычным глазом пытался нащупать очертания вражеского судна.

Вновь появившийся де Готвиль был одет в форменную одежду собственного изобретения, в которую неизменно облачался в открытом океане, где его не видел никто, кроме членов экипажа. Это было что-то вроде сюртука, сшитого из черного вельвета, украшенного золотым шнуром и к тому же перехваченного в талии турецким поясом. За пояс были заткнуты два боевых пистолета, сплошь покрытые резьбой и тиснением, словно их делали для дуэлей, поэтому они больше походили на украшения, нежели на настоящее оружие. Его форму завершали белые кашемировые бриджи и доходящие до колен сапоги с широкими голенищами. Вокруг шеи был свободно накинут шарф из прозрачного индийского муслина со сложным узором, в виде экзотических птиц и цветов. Голову венчал небольшой железный шлем с кольчужным горжетом до подбородка. Таково было его боевое оснащение. Местами шлем был продавлен; видно, он уже не раз спасал капитану жизнь. Что касается членов экипажа, то все они были одеты во французскую морскую форму, сочетавшую в себе элегантность и строгость.

Теперь корабль, который еще двадцать минут назад просматривался только с дозорного поста, был всем хорошо виден: он представлял собой высоченную пирамиду из парусов и снастей. Трубка у капитана погасла, а его лицо выражало трудно скрываемое возбуждение.

На борту "Быстрого" воцарилась глубокая и торжественная тишина. Месье де Готвиль подозвал гардемарина ля Пьерьера:

- Они весьма самонадеянны. Мы ни на волосок не отклонились от курса, и они продолжают идти прямо на нас. Явно нарываются на конфликт. Вам следует пойти к отцу Тенелю и попросить его прочесь за нас мессу, потому что очень скоро будет битва. Я думаю, примерно через час. Это время мы должны использовать, чтобы попросить заступничества у Господа.

Вскоре на палубе появился священник в черной сутане, а за ним двое мужчин внесли маленький столик с алтарным камнем. Иезуит поприветствовал присутствующих, сложив ладони, а затем перекрестился перед переносным алтарем, который поставили прямо позади орудий. После этого он поискал глазами тех, кто обычно помогал ему служить воскресные мессы. Вперед вышли два галисийца и, встав на колени, перекрестились. Затем, пошарив под сутаной, отец Тенель вытащил уже знакомую пару пистолетов, которые были положены на столик рядом со священным камнем.

Некоторое время было тихо. В одном углу стояли галисийцы, их лица отличала задумчивая серьезность. Впрочем, голландцам была тоже не чужда набожность, и когда все они завели "отче наш", тишину нарушил звук, подобный жужжанию пчел в улье. Соединив руки в молитве, капитан стоял рядом со священником, но, время от времени, отвлекался, и глаза его мрачно блуждали по лицам моряков.

Встречный корабль, по виду - шнява[6], подходил все ближе. На корпусе можно было разглядеть его название - "Макарена". Он явно превосходил "Быстрый" по грузоподъемности и был вооружен тридцатью шестью пушками. Флага на его мачте не было, как, впрочем, и на фрегате.

На "Быстром" открыли ящики с оружием, и матросы равномерными кучками разложили вдоль палубы копья, топоры,

абордажные крючья и сабли. По команде капитана гардемарин поднял французский флаг, а комендоры тут же подкрепили этот жест огневым залпом.

Не успело стихнуть эхо, как буквально через десять секунд у борта испанцев возникло облачко дыма. Прямо на "Быстрый" стремительно летело пушечное ядро, которое, упав почти рядом с кораблем, скрылось в волнах.

Де Готвиль крикнул в рупор дозорному офицеру:

- Давайте сигнал к атаке, сударь. Мы правильно их поняли. Ну что ж, морячки, покажем теперь испанским псам!

Все поспешили занять свои места: комендоры у пушек, офицеры у ружей, а матросы, отвечающие за работу корабля, - каждый на своем посту. Что касается капитана, он величественно расположился на юте, держа в руке рупор, как символ своего ранга - своеобразный скипетр морского королевства.

Испанская шнява рвалась в бой. Едва корабли сблизились на расстояние полета ядра, как вдоль борта "Макарены" повисла целая дымовая завеса; после этого последовал взрыв, подобный раскату грома, и двадцать пушечных ядер плюхнулись в воду почти что рядом с "Быстрым".

- Огонь! - скомандовал капитан, направив рупор в люк, ведущий к комендорам.

- Есть огонь, сударь, - откликнулись снизу.

В следующее мгновенье весь корпус "Быстрого" содрогнулся от палубы до кильсона. Раздался оглушительный взрыв, и у правого борта белым парусом взметнулся густой дым. Когда он рассеялся от ветра, де Готвиль увидел, что на "Макарене" снесло топ-мачту. Остальная же часть корабля оказалась погребенной под кучей сорванных парусов и снастей, а главный парус был изрешечен осколками.

Поднеся к губам рупор, капитан радостно крикнул:

- Прекрасно сработано, морячки! Теперь им есть, чем заняться! А мы приступим к остальным парусам! Комендоры не заставили себя долго ждать, и вскоре прозвучал мощный бортовой залп, посеявший хаос в такелаже испанца. Ядра разрушили не только опоры, брасы и фалы "Макарены", но, по всей видимости, повлекли за собой еще более серьезные поломки; мгновенного ответного залпа не последовало, а когда судно все же выстрелило, то удар пришелся не в лоб, а под углом, что спасло "Быстрый" от крена с носа на корму, и, хотя палуба была пробита, все три мачты чудесным образом уцелели.