На этот раз они летали вдвоем, и — о, чудо! — ничтожная тварь после полета на моих глазах превратилась в разумное существо. Это чувствуется сразу. Удивительная связь между разумностью и крылатостью…

… Так продолжалось сто ночей. И в сотую ночь я проводил их. Это было грустно и красиво. Сто светящихся траекторий, одна за другой улетающих во тьму.

Я опять остался один. Не думал, что так привяжусь к этим странным существам, столь непохожим на меня. Они наполнили мою жизнь каким-то смыслом. Теперь опять лишь суетиться в поисках пропитания? Бессмыслица…

А как же я мог бы привязаться к подобным себе!.. О, если бы желание могло материализовываться! Я из него сотворил бы себе подобных и в них обрел бы смысл… Но неужели смысл можно обрести только в других? По-моему, в этой мысли заключена глубокая несправедливость и в ней же скрыты истоки несвободы. Только кто сказал, что она верна? Одиночество сказало… Значит, я несвободен от одиночества… Но возможно ли быть свободным от всего? Я думаю, что существование желудка должно избавлять от подобных иллюзий свободы…

Но действительно ли я так сильно хочу?.. Да! Я очень хочу, желаю, жажду, вижу во сне, брежу наяву, я не могу дольше жить, не обретя подобных себе!..

Нет, чуда не произошло. И глупо было рассчитывать… Жаль — больше нет мягкокрылов (так они себя называли) — они помогали забыть об этой жажде. Кому я теперь буду делать крылья? Это занятие мне откровенно нравилось. И надо признать, я стал отличным специалистом по крыльям. Только кому теперь нужно это умение? А что если сделать крылья для себя?.. Взбредет же в голову такое!.. А почему бы и нет? Чем обрубок мягкокрыла лучше моего тела с восемью конечностями?.. А лучше он тем, что когда-то летал, что он создан для полета. Этот обрубок знает, что делать с крыльями. А что с ними буду делать я?.. Как он назвал меня? Паук. Летающий паук — смешно и нелепо. Да и зачем это мне?.. А зачем, вообще, нужны крылья? Чтобы летать и владеть пространством. А пространство — чтобы увеличить сферу поисков и, наконец, найти подобных себе… Быть единственным — это страшно…

У меня нет специальных летательных мышц. Зато у меня сеть восемь лап, и с их помощью я мог бы управлять крыльями. Но тогда крылья должны быть такими, чтобы на них мог летать и камень. Камень… А ведь это — мысль! Сначала можно будет провести испытания на обыкновенных камнях. Нет, я положительно умница! Сегодня же и начну…

Первый камешек на маленьких крылышках доказал реализуемость идеи. Я бросил его вперед над пропастью. Сначала он планировал вниз. Но в какой-то момент его словно что-то подхватило и понесло вверх по плавной кривой. Он поднимался все выше и выше, пока не пропал из поля моего зрения.

На следующий день я запустил камень, примерно равный моему весу и и близкий по форме. Столкнуть его в пропасть было уже нелегко, но я поднатужился и спихнул. Камень как-то неуклюже начал падать, но потом выровнялся и стал плавно планировать вниз. Не рухнул — и на том спасибо. Но мне надо летать, а не планировать. Значит, крылья должны быть помощней…

Ночью я внимательно изучал перепончатые крылья мелких летунов, которые живут в моей пещере и очень ловко уворачиваются от моих ловушек. Чтобы их поймать, нужно особое искусство и постоянное внимание. Пока меня кормили мягкокрылами, я не утруждал себя. Теперь приходится… Я обгладывал крылышки аккуратненько, потом рассматривал каждую косточку, каждый хрящик, каждый суставчик. Само собой, и перепонки не оставил без внимания — их-то мне и придется изготавливать. Растянуть плотную ткань из моей нити на моих лапах. Но, по крайней мере, две из них, как у мягкокрылолв, а лучше четыре, как у твердокрылов, надо оставить свободными. Только боюсь, что у оставшихся не хватит сил и умения управляться с крыльями. Даже при условии, что те будут держать мой вес… Все идет к тому, что крылья мягкокрылов мне не подходят. Мне ближе конструкция крыльев этих летающих грызунов. Но размеры, габариты… Нужен конструктивный симбиоз. И он будет. Нужно предусмотреть пазы-петли для всех восьми лап, но такие, чтобы в любой момент я мог освободить нужные.

И снова работа, снова испытания. Увы, не все удачные, но, в конце концов, удалось отработать конструкцию крыльев — они свободно несли и поднимали камни, даже более тяжелые, чем мое тело. Что и требовалось. Но я не мог решиться на полет. Я чувствовал, что сильно ослаб за время своей непрерывной деятельности по изготовлению крыльев, сначала для мягкокрылов, потом для себя. Все-таки рацион мой был очень скуден. Охота требует времени и внимания, которых у меня не было.

Теперь, когда крылья готовы — а смотрятся они прекрасно, — надо позаботиться о восстановлении сил, которые мне еще понадобятся для поисков.

Вскоре после того, как улетели мягкокрылы, твердокрылы стали сами работать в моей пещере: и в каменоломнях, и в моей ловушке. Но почему они должны получать мою нить безвозмездно? Потому что у них острые крылья? Это убедительный аргумент, но не бесспорный. Или потому что они разумны? Но разум, попирающий другой разум, — недоразвит… А разве сам я не пожирал разумных мягкокрылов? Пожирал, но я не мог обнаружить в них признаков разума. У твердокрылов же была для этого возможность… А сейчас разве я не собираюсь питаться твердокрылами, зная, что они разумны? Собираюсь. Очень уж хочется… Значит, у меня тоже недоразум. Ну и ладно. Все мы одного мира… Правда, тут есть еще одно соображение — твердокрылы унижают разумные существа не для удовлетворения своих жизненных потребностей, а для облегчения своей жизни, это уже насилие осознанное, и оно обязано встретить противодействие.

А пока — на внешнюю охоту. И максимум осторожности…

… Вот это удача! Я поймал и съел ту самую рычащую тварь, которая однажды чуть не съела меня и заставила прыгнуть с обрыва. Она изодрала всю мою ловушку, но, в конце концов, запуталась основательно, и мне не составило труда придушить ее. Мясо жестковато. Хотя в этом, пожалуй есть своя прелесть — неординарность вкуса. И весьма питательно. Я чувствую, как прибывают силы. Но это ложное ощущение. Необходимо регулярное хорошее питание. И надежды на это есть — я выследил стало довольно крупных рогатых четверолапых. Сначала они спускались вниз, потом той же тропой возвращались. Рычащая тварь охотилась за ними, но, потеряв бдительность, попала в мою ловушку. И я теперь имею возможность поохотиться за ее дичью…

Твердокрылы пришли толпой. Половина их встала вдоль ловушки, ощетинившись в мою сторону остриями крыльев. Вторая половина принялась наматывать нить на принесенные с собой прутья. Причем этот процесс удавался им гораздо качественней, чем безруким мягкокрылам, наматывавшим нераспутанную нить на себя. Потом прутья с намотанной нитью уложили в тележку, в которую впряглось несколько летунов, поскольку твердокрылы гораздо меньше мягкокрылов. Но это их заботы. А моя забота — проучить их. Мне не нравится, когда со мной обращаются подобным образом. Язык силы мне внятен, но неприятен.

… Я подождал, пока они оставят пещеру на ночь. Проверил — никого нет… А выглядят-то они уже не столь победительно — пожухли, поплохели. Ничего — это полезно. В воспитательных целях, как говаривал Учитель, он же бывший Неуловимый и Белый Летун. Он мне много чего порассказал. Ему даже удалось вспомнить, почему он Учитель. Правда, мне не сообщил. Хотя и так ясно — он показывает, как жить. На себе показывает… Меня научил делать крылья. Обескрыленных сородичей — летать… Но что было в тех интеллектуальных глубинах, которые он мне демонстрировал и от которых у меня закружилась голова? Выход в другой мир? Но что такое другой мир?.. И чему Учитель может научить этот мир, если сам пришел из другого?.. Мы в одном-то мире не можем понять друг друга, занимаясь, в основном, взаимопожиранием… А может быть, все мы здесь из разных миров — кто толпой, кто в одиночку? Тогда у меня нет никакой надежды… Только кому это могло понадобиться — собирать нас из разных миров? Зачем? Посмотреть, кто кого сожрет? Или понаблюдать, как мы выкарабкиваемся из этой ловушки, и самим поучиться?.. Боюсь, что мне никогда не узнать. Возможно, оно и к лучшему… Ладно, пора идти на охоту…