– Секундочку, – прервал его Клод Драмм. – Не могли бы вы взять карандаш и точно отметить точку, к которой приблизились, когда произошли события, о которых вы собираетесь говорить?

Судья Пурлей кивнул, встал и с достоинством подошел к доске, еще раз изучил план и поставил крест на повороте дороги на карте.

– Это показывает примерное положение машины, – заявил судья Пурлей.

– А что произошло, когда машина оказалась на этом месте? – спросил Клод Драмм.

– Мистер Грейвс посмотрел в заднее стекло и воскликнул...

– Я возражаю, – прервал его Мейсон. – Это показания с чужих слов, они не существенны и не относятся к делу, а также не являются связующими для обвиняемых.

– Протест принимается, – принял решение судья Маркхам.

Клод Драмм сделал бессильный жест.

– Но, Ваша Честь, в виду того, что должно иметь место...

– Протест принимается, – холодно повторил судья Маркхам. – В нужный момент вы имеете право пригласить мистера Дона Грейвса для дачи свидетельских показаний. Он может говорить обо всем, что видел лично. В отношении же всего, что делалось или говорилось вне пределов видимости или слышимости обвиняемых, протест адвоката защиты хорошо обоснован.

– Хорошо, – сказал Драмм, поворачиваясь к присяжным, – в нужный момент я приглашу мистера Дона Грейвса и мистер Дон Грейвс точно скажет, что он тогда видел. Продолжайте, судья Пурлей, и расскажите присяжным, что происходило в то время и в том месте, но только то, что совершали вы сами или лично видели.

– Сам я тогда, в общем-то ничего не делал, я просто проехал дальше по петляющей дороге, которая показана на плане и карте. Я добрался до места, где было достаточно широко, чтобы развернуться, поехал назад по той же дороге и снова остановился у дома Эдварда Нортона.

– А что было потом?

– Затем мистер Грейвс и мистер Кринстон отправились в дом и, по их просьбе, я тоже проследовал внутрь вместе с ними. Мы все втроем поднялись по лестнице и вошли в кабинет, который отмечен обведенной в кружок цифрой один на вещественном доказательстве "А" со стороны обвинения. Мы увидели труп, в дальнейшем идентифицированный, как труп Эдварда Нортона. Он лежал на письменном столе с разбитой головой. Когда мы оказались в кабинете, тело было уже безжизненным. Одна рука находилась около телефона, на столе лежали какие-то бумаги, включая страховой полис на автомобиль.

– Вы не обратили внимания, судья Пурлей, на какую машину был тот страховой полис?

– Я возражаю. Это несущественно и не относится к делу, – заявил Мейсон.

– Ваша Честь, это очень важно и я намереваюсь показать связь в дальнейшем, – воскликнул Клод Драмм. – Частью теории обвинения является следующее: Фрэнсис Челейн заявила, что она ездила на бьюике и сделала это после того, как узнала, что в полицию было сообщено о краже бьюика. Другими словами, она знала, что Эдвард Нортон позвонил в полицию и сказал о краже автомашины. Фрэнсис Челейн...

– В дальнейших аргументах нет необходимости – касательно уместности свидетельских показаний, – прервал Драмма судья Маркхам. – В связи с заверениями обвинения в том, что будет показана связь в дальнейшем, я отклоняю протест, разрешаю свидетелю ответить на вопрос и заявляю, что в случае, если в дальнейшем связь не будет представлена, эти свидетельские показания, в соответствии с протестом защиты, будут вычеркнуты из протокола. Это решение, однако, касается только уместности свидетельских показаний. Очевидно, что доказательства, полученные в результате подобного вопроса, недостаточно обоснованы. Страховой полис на машину является лучшим доказательством его содержания, но на этом основании возражений со стороны защиты не последовало.

Судья Маркхам взглянул на Перри Мейсона с выражением удивления на лице.

В уголках рта адвоката играла легкая улыбка.

– Нет, Ваша Честь, на _э_т_о_м_ основании возражений у защиты нет, подтвердил он.

– Прекрасно, – сказал судья Маркхам. – Протест отклоняется. Отвечайте на вопрос.

– Полис, как я тогда заметил, был на машину марки бьюик, заводской номер 6754093, номерной знак – 12M-1834, – ответил судья Пурлей.

– Вы можете проводить перекрестный допрос, мистер Мейсон, – обратился Клод Драмм к адвокату защиты, делая приглашающий жест рукой.

Мейсон посмотрел на судью Пурлея с безмятежной улыбкой.

– Судья Пурлей, – начал он, – если я вас правильно понял, вы заявили, что когда оказались в кабинете, вы увидели, что тело Эдварда Нортона лежит на столе, не так ли?

– Нет, _н_е_ так, – крикнул судья Пурлей. – Я заявил, что увидел труп мужчины, которого в дальнейшем мне идентифицировали, как Эдварда Нортона.

Мейсон принял виноватый вид.

– Я ошибся, – сказал он.

На минуту последовало молчание, во время которого судья Пурлей смотрел в зал суда со спокойным и удовлетворенным видом, как тот, кто дал свои показания таким образом, что им невозможно не поверить, кто уверен в своей способности обойти любую ловушку, которую только может подставить ему адвокат защиты.

– Понимаете, – продолжал судья Пурлей, – я никогда лично не встречался с мистером Нортоном, несмотря на то, что я давно в дружеских отношениях с мистером Кринстоном и даже уже один раз в прошлом подвозил мистера Кринстона к дому мистера Нортона.

Казалось, что Мейсон улыбается.

– Сколько раз вам приходилось говорить с мистером Нортоном по телефону? – спросил Мейсон.

На лице судьи Пурлея появилось удивление.

– Ни разу в жизни, – заявил он.

– Вы никогда не обсуждали с ним траст-фонд, учрежденный в пользу его племянницы, мисс Фрэнсис Челейн?

Глаза судьи Пурлея еще больше округлились от удивления.

– Боже, нет. Конечно, нет!

– Вы когда-нибудь с кем-нибудь обсуждали этот траст-фонд?

Драмм вскочил на ноги.

– Ваша Честь, я возражаю. Перекрестный допрос ведется неправильно. Это свидетельства, полученные со слухов, они несущественны и не относятся к делу. Адвокат защиты обходным путем пытается воспроизвести разговоры, которые...

– Протест принимается, – перебил его судья Маркхам.

Драмм сел на место.