Боги не были равнодушными. Они собрались к жертве героя, они с волнением слушали слова молитвы. Но и они были бессильны.

Первым не выдержал Эллиль.

— Гильгамеш, ты просишь о невозможном. Мы, боги, сотворив людей, назначили каждому свое дело. Земледелец пашет землю, собирает урожай. Скотовод и охотник — их удел быть рядом со зверьем. Охотник ходит в звериных шкурах, ест мясо. Рыбак ловит рыбу и чаще питается ею. Слуги богов, жрецы, разговаривают с нами в храмах. Они же следят, чтобы кладовые всегда были полны запасов для нас и для своего народа. Но дважды в жизни становятся одинаковы все люди, цари они или нищие. Любого рождает мать и любой уходит в царство мрака. Не проси нас за своего друга, нельзя вернуть его в жизнь.

И великий Шамаш печально добавил:

— Я и сам грущу о смерти Энкиду. Одумайся же, Гильгамеш, куда ты стремишься напрасно! Лучше похорони его с честью!

Спустился Гильгамеш с верхней площадки храма. Казалось, боги все ему объяснили. Но снова запретил он хоронить друга. Вновь дождался утра и снова поднялся с мольбою к богам.

Так продолжалось день за днем.

В городе удивлялись. Уже все оплакали любимого богатыря. Но по-прежнему не был он предан земле.

Лишь после шести дней и ночей Гильгамеш понял, что боги не согласятся никогда вернуть на землю Энкиду.

И тогда он устроил похороны, каких Урук не видел. Даже отца его, Лугальбанду, хоронили с меньшими почестями.

А потом царь приказал положить тело усопшего героя рядом с телами предков — царями, потомками великого бога.

В те дни народ Урука, занятый бедою, не заметил другого несчастья.

Веселая женщина Шамхат, та, что красотою своею могла бы сравниться с богиней Иштар, исчезла из города навсегда. Но прежде, в день смерти героя, она в один миг потеряла свою красоту. Тоска погнала ее из ворот по степи. Порой пастухи встречали одинокую женщину в рваных одеждах, ту, что брела неизвестно куда и откуда, но никто в ней уже не смог бы узнать Шамхат.

Лишь спустя много лет, когда в городе давно забыли о ней, она вернулась в семью своей сестры, доброй Алайи, жены Аннабидуга. Вернулась, чтобы в тот же день встретить смерть. А умерев, вновь превратилась в красавицу.

И только Аннабидуг знал, куда исчез из города царь Гильгамеш.

Только Аннабидуг знал, куда исчез из города царь Гильгамеш.

Царь поставил статую во дворце и несколько дней жил рядом с нею, разговаривал как с живым Энкиду.

Царю было странно: он думал, что весь мир будет оплакивать смерть героя. Но мир, оплакав, вернулся к обычной жизни. Так же всходило солнце. Так же сияли звезды. И люди постепенно вернулись к веселью. Они словно не знали, что каждый из них смертен. Словно не думали о судьбе, которая каждого поджидает за любым из поворотов.

Гильгамеш стал единственным в городе человеком, который не мог улыбаться. И радости жизни его больше не трогали. Он думал только о смерти.

Лишь Аннабидуг знал малую часть его мыслей. С ним и простился царь, когда на рассвете вышел из города в простой одежде.

Часть четвертая

На рассвете вышел из города в простой одежде царь Гильгамеш и бежал в пустыню. Здесь, среди белых песчаных холмов он позволил себе наконец, громко рыдать и разговаривать с самим собою.

В городе он должен был постоянно помнить о том, что он царь, что цари и вести себя среди людей должны по царски. А еще не мог он смотреть на веселье людей, хотя понимал их право на радость.

Одна мысль преследовала царя все дни после смерти героя, и она же погнала его в пустыню.

— Не так ли и я умру, как Энкиду? — вопрошал царь небо и землю. — Стоило ли создавать людей, о боги, не дав им бессмертия?

Прежде царь знал про себя, что он здоров, красив и могуч. И что смерть когда-нибудь будет и у него. Но нескоро. Он считал ее справедливой как жизнь. А еще ему часто казалось, что он будет жить всегда. Теперь же, когда на глазах его умер друг, он увидел: смерть несправедлива и неминуема. И он, жрец, не сумевший выпросить у богов одну-единственную жизнь для Энкиду, задумал сделать людей бессмертными.

Одежда его в пустыне быстро изорвалась о колючий кустарник. Другой при нем не было. А были только боевой топор да меч.

Смертельная тоска прогнала его сквозь пустыню, и теперь он брел по горам.

Он ночевал где придется, под открытым небом. И однажды проснулся от львиного рыка. Большая семья львов окружила его и смотрела на него как на свою добычу.

И тогда впервые к нему вернулась сила жизни. Он поднял боевой топор, выхватил из-за пояса меч и бросился на самого рослого льва.

Он рубанул мечом львиную шею, густо заросшую гривой, и мгновенно развернулся, потому что сзади на него прыгнули разом оба льва помоложе. Одного он ударил топором. На третьего оружия не хватило, потому что меч его согнулся. Третьего он ударил кулаком в ухо, и лев сел, замотал головой. Но был еще четвертый, была львица.

Львица, самая хитрая из стаи бросилась на него в тот миг, когда он дотянулся топором до четвертого. Если бы он не успел отклониться во время ее прыжка, она бы его подмяла. Но, промахнувшись, и увидев, что четверо львов лежат распластавшись на каменистой земле, она стала уходить от него, косясь, и поэтому двигалась боком, в сторону.

Гильгамеш не стал гнаться за нею. Ему хватило и этой победы. Он сел на камень и немного передохнул, чтобы успокоить бешено бьющееся сердце. А потом обратился с благодарственной молитвой к великим богам за то, что как и прежде, они ему помогли.

Он снял шкуру с самого могучего из львов, выпрямив меч, соскоблил с нее остатки мышц и жил, размял, просушил на солнце и набросил ее на себя.

На это ушел весь день. Утром же снова двинулся в путь. Но знал, что ищет, но дорога была ему неизвестна.

Дорога была ему неизвестна. Старый жрец, обучавший его в детстве когда-то, что в мире есть горы, их называют Машу. Вершины тех гор достигают до небес. Основой своей они упираются в царство мертвых. Эти горы стерегут собой восход и закат. В горах есть только один проход, остальные места неприступны. Но проход стерегут особые существа — полулюди, полускорпионы.

Так говорил когда-то жрец, ведавший обучением царя. Была ли то правда, Гильгамеш не знал. Но знал, что где-то за горами, за морем живет его предок Утнапишти. И предок этот единственный на земле, кому боги сохранили вечную жизнь. С ним о тайне богов и хотел поговорить Гильгамеш. Но сначала надо было его отыскать. А еще раньше — найти горы, подпирающие небеса и единственный в них проход.

Он нашел проход после долгих скитаний. В небеса уходили вершины, покрытые снегом. Где-то на половине их высоты плавали тучи. Под тучами в угрюмых ущельях бродил человек. И имя ему было Гильгамеш.

Давно уже он не слышал другого голоса — только свой, звериный, да голос грозы, голоса ветров, бурлящих потоков в ущельях и звук камнепадов с высоких круч.

Не раз горные барсы, жители этих мест, как незадолго и львы, желали сделать царя своей добычей. Меч Гильгамеша обломился в частых схватках со зверьем, но с боевым топором он не расставался ни на миг.

Он мог бы миновать проход, не заметив, если бы не охраняли его чудовищные люди-скорпионы.

Гильгамеш увидел их издали, сразу понял, кто они, столь ужасен был их вид.

Ужасен был их вид, и даже сам Гильгамеш, храбрейший из воинов испугался.

Он мог повернуть бы назад, отыскать дорогу в свой город, и никто никогда не узнал бы о том, что их царь однажды свернул с половины пути.

Гильгамеш победил свои страхи и приблизился к омерзительным сторожам.

Вид сторожей был обманчив. Они хранили великие знания, не зря сам Шамаш уходил с последним лучом через горный проход, а потом по нему возвращался назад.

У ворот их было двое: муж и жена.

И Гильгамеш слышал, как крикнул человек-скорпион: