И, когда Карташев сел, Борисов сказал ему:

- Приказывайте, с какой скоростью в час нам ехать?

"Совсем не ехать", - хотел было сказать Карташев, но, подавляя волнение, ответил:

- Со скоростью десяти верст.

- Что? Стоило строить железную дорогу для этого.

И, махнув беспечно машинисту, он крикнул:

- Тридцать верст!

- Борис Платонович! - вскрикнул Карташев.

Но Борисов только рассмеялся.

Паровоз, покачиваясь и точно подпрыгивая, понесся вперед. Карташев, замирая, сидел, впившись глазами вперед, и напряженно ждал каждое мгновенье чего-то ужасного.

Борисов весело наблюдал его.

- Постойте, я сейчас приведу его в чувство, - подмигнул он инспектору, и, толкая Карташева, он спросил: - Ну, господа песочные подрядчики, как ваши подряды?

Карташев действительно сразу пришел в себя и, как обожженный, ответил:

- Я не подрядчик.

- Как так?

- Не подрядчик и подрядчиком никогда не буду.

- Вот это настоящий бандурист, - сказал Борисов, ласково, даже нежно обнимая Карташева.

Карташев сразу повеселел, почувствовал себя хорошо.

- Он тоже, - кивнул Борисов на Бызова, - отказался от этого подряда, и Лепуховский.

Теперь, когда они с такой быстротой неслись, ему стала ясна бесполезность его сегодняшней проверки, и он сказал:

- Мне прямо совестно признаться, какой я неграмотный дурак. Вы знаете, сегодня с таким же другим умником из деревни мы прошли с подштопкой весь путь, проверяя подшивку шпал.

- Зачем?

- Боялись, что опрокинется паровоз.

- О-о! Где ж этот другой?

- Он там, на паровозе.

- Покажите его.

- Тимофей! - закричал Карташев.

- Ась! - отозвался Тимофей, а затем показалась и вся довольная фигура.

- Как думаешь, - спросил его Борисов, - доедем до станции или опрокинемся?

- Надо доехать, - ответил весело Тимофей.

- Надо доехать, - это, брат, знать наверняка надо: вы-то шпалы пробовали?

- А как же, - ответил Тимофей, - каждую шпалу удостоверили, иначе разве возможно?

Все смеялись, а Борисов говорил Тимофею:

- Молодец, братец. А вы, - обратился он к Карташеву, - пишите новый учебник.

- Вы когда кончили? - сипло спросил Карташева коренастый, обросший бородой инженер.

- В этом году.

- Бывали на практике раньше?

- Нет.

Инженер помолчал и сказал:

- Ну, вот теперь вы научились, как не надо строить.

- Ну, вот уж, - вскинулся Борисов, - как не надо?

- Конечно, - грубым голосом заговорил инспектор, - эти уроды - так надо? - ткнул он в проносившуюся мимо них будку. - Этот урод мост, как надо?

- Я насчет этого особого мнения, - помолчав, заговорил Борисов. - Слов нет, красивая будка приятнее для глаза и для жизни. Но если сто миллионов живут в неизмеримо худших избах, то еще большой вопрос в смысле справедливости и правильности затраты денег этих миллионов на жизнь нескольких счастливцев, которые будут жить в таких будках. Ну, будки еще туда-сюда. А красавцы мосты, по которым тоскует ваше сердце... На кой леший, спрашивается, красота наших мостов, на которые и смотрят-то только зайцы да волки. Или эти вокзалы-дворцы, зеркала и бархат в вагонах? Роскошная наша русская жизнь, прежний тип почтовых станций вдохновили нас? А между тем каких денег все это стоит? В результате ведь вот что: нам нужно, скажем, двести тысяч верст, а так, как мы размахнулись, мы на эти деньги выстроим только пятьдесят тысяч верст, и того не выстроим. А дело между тем коммерческое прежде всего, и если оно не оправдывает своих расходов, то вместо пользы оно бременем ложится. При нашей постановке вопроса выходит так: чем больше мы будем строить, тем больше будем разоряться. И причина в том, что нам, как самой бедной в мире стране, надо было выбрать самый дешевый тип, а мы выбрали самый дорогой, какого до того и не было, самый ненормальный, следовательно, только назвавши его при этом нормальным. И все потому, что император Николай Павлович с крепостническим размахом, опасаясь иноплеменного вторжения, вместо того чтоб сузить путь против остальной Европы, уширил его на полфута.

Борисов обратился к Карташеву и серьезно сказал ему:

- Несомненно, грамотеями тех времен владело чувство и вашего сегодня опасения: как бы не опрокинуться. Ведь Царскосельскую-то дорогу они шестифутовую закатили. Тара-то на вагон, мертвый груз, значит, семьсот пудов, а подъемная сила - триста, а за границей подъемная сила семьсот пятьдесят, а тара двести двадцать пудов. Помимо двойной стоимости.

- Ну-с, извините, я не согласен с вами, - резко и угрюмо возразил инспектор.

- Извиняю, - развел руками Борисов.

- И я вам докажу...

- Не докажете, потому что уже приехали, и сам господин подрядчик приветствует нас на перроне.

Сикорский махал шляпой, и при ответном махании паровоз остановился.

В окнах пассажирского здания уже виден был накрытый стол.

- Первая умная вещь, которую вижу, - показал на него пальцем инспектор.

- Не было бы подрядчика, - ответил Борисов.

- Не завидуйте, зуда! - смеясь, ткнул его в бок Сикорский.

- А, зуда! - поддержал Сикорского инспектор.

- И чтоб доказать вам, что я зуда, я не дам вам есть, пока не осмотрите всей станции, - сказал Борисов.

- Ну, пока хоть по рюмке водки, - предложил Сикорский.

- Да об чем же толковать? - забасил инспектор. - Кто не желает, может не пить.

И инспектор, а за ним Сикорский и соседний начальник дистанции пошли в пассажирское здание, а Борисов с Карташевым отправились на осмотр. Инспектор так и не пришел. Когда Борисов с Карташевым возвратились после осмотра в пассажирское здание, остававшиеся уже успели выпить и закусить. Инспектор сидел, откинувшись на спинку стула, положив руку на спинку другого стула, глаза его посоловели, и он встретил входивших не то шуткой, не то упреком:

- Бунтовщики!

- Не знаю, как в остальном организме, - ответил весело Борисов, - а в желудке у меня так даже целая голодная революция... Как известно, самая ужасная из всех.

- Ну, и пейте водку, - грубо сказал инспектор.

- Водки не пью, а вот есть буду и квасу бы выпил, если есть.

Квасу не было.

- Пошлите к землекопам, - предложил Борисов.