Глава 18

Перед председателем армейской фильтрационной комиссии Мурадымовым лежал приказ начальника войск НКВД третьего Украинского фронта. Мурадымову приказывалось «…всех карачаевцев, чеченцев, ингушей и бал Карцев направить в распоряжение отделов спецпоселенцев НКВД Казахской ССР в Алма-Ату». За те несколько дней, когда комиссия развернула активную работу по выявлению представителей этих национальностей во фронтовых частях, председатель стал специалистом, как сам он себя почему-то называл, антропологом. Ему казалось, что он уже запросто угадывает по чертам лица национальную принадлежность очередного горца.

Вот и сегодня, посмотрев на этого высокого, статного старшину, он тут же отнес его к четвертой группе, то есть к балкарцам. Надо сказать, что, от нечего делать, он вел свою собственную статистику и отмечал цифрами представителей этих народностей, которых отсылал по назначению. Пока больше всего было чеченцев, хотя Мурадымов загадал на балкарцев. Если этих самых балкарцев окажется больше других, то весной он получит очередное звание, и вообще все в его жизни будет хорошо.

Поэтому этот горец ему сразу понравился.

— Где его документы? — спросил он сопровождающего, но, не заглядывая в них, спросил для самопроверки: — Балкарец, конечно?

— Чеченец, — ответил статный горец.

Настроение у председателя сразу испортилось. Еще один чеченец! Тринадцатый чеченец! И число еще такое несчастливое. Что за народ эти балкарцы? Что-то их маловато на этом участке фронта. Всего то два человека. Нет, не видать ему весной очередного звания. И все из-за проклятых чеченцев! Что тут с ним разговаривать!

— Старшина, вы отправляетесь в распоряжение отдела НКВД по Казахстану. Пока будете находиться в спецприемнике, ждать, когда сформируется ваша команда и придет соответствующее распоряжение. Все…

— Как все? — изумился чеченец. — Товарищ майор, я — разведчик, я воевал, я столько раз ходил за линию фронта…

Нет, балкарец так бы не вел себя, и карачаевец, наверное, тоже.

— Старшина, я все понимаю. Все воевали, все ходили за линию фронта… Ты — военный человек. А приказы… что?.. не обсуждаются. Свободен…

— Товарищ майор, — не унимался чеченец, — меня зовут Салман Бейбулатов…

Какие все-таки эти чечены навязчивые!

— Ну и что?

— Я же — Герой Советского Союза.

— Брось трепаться, старшина, в твоих документах ничего такого нет. Ордена, медали вижу. Герой! Да! Но не Советского Союза. Так что при всем моем к тебе уважении… Печать и подпись я поставил. Шагом марш!

— Я не шучу, — твердо сказал чеченец. — Слушай, разве такими вещами шутят? Я — Салман Бейбулатов, Герой Советского Союза. Клянусь тебе…

Может, и вправду какая-то неувязка? А насчет Героев Советского Союза никаких распоряжений Мурадымов не получал. Как бы не вляпаться впопыхах.

— Когда же ты Героя получил?

— Два дня назад …Только еще не получил. Командир только сказал. Понимаешь, майор. Убили моего командира бандеровцы.

— Ладно, старшина. Не переживай. Еще раз проверим. Пока отдохнешь тут у нас, отоспишься.

И закрутилась прифронтовая бюрократия. Зазвенели телефоны в штабах, помчались связные, зашуршали папками чиновники в погонах. Салман Бейбулатов? Представлен к Герою, все совершенно правильно. Начальник политотдела фронта поехал с проверкой по частям, заодно и Звезду повез в коробочке. Сам решил вручить, лично. Даже шутку уже заготовил, спеть решил:

Он у нас вообще остряк. Слышали, как он на последнем банкете по случаю освобождения… Что? Чеченец? А в штабе думали, что он — дагестанец или черкес какой-нибудь. Да и не думали почти. Такое дело провернул! Целую школу Абвера в документах из разведки притащил! Когда такое было? Может, приостановить вручение? Так начальник политотдела фронта уже в пути. А где Бейбулатов? Высылать? Вообще всех чеченцев приказано без исключения. Ничего себе казус!

Только на мгновение сбилась бюрократическая машина. Что-то в ней щелкнуло, хрустнуло. Но тут же выправилась она, опять сцепились шестеренки. Застучало, зазвонило, зашуршало… Решили Бейбулатова отправить назад, по месту службы, чтобы вручить ему высокую награду. А потом рассмотреть его дело отдельно.

Председатель фильтрационной комиссии НКВД майор Мурадымов переправил «тринадцать» на «двенадцать» и задумался. Не понимал он, о чем там наверху думали. Дают этим националам бронь — отсылают их с фронта в Среднюю Азию дыни кушать, сладкие, сочные, ароматные… Эх! Вот он бы их так не отпустил. Собрал бы всех в одну «Дикую дивизию», дал бы им кинжалы, которые они так любят, и послал бы эту орду фронт прорывать. Сзади поставить заградотряд. И все решение национальной проблемы! Ну, а если кому повезет, в живых останется, тогда можно и в Казахстан. Четвертый год войны идет, а кадры мы ценить так и не научились.

— Ну, рядовой, ты, конечно, чеченец? — спросил Мурадымов очередного доставленного ему кадра. — Нет? Балкарец?.. Это хорошо, что ты — балкарец. Случайно, не Герой Советского Союза?.. Не Герой? Молодец, солдат!..

А старшину Бейбулатова к месту вручения ему Звезды Героя сопровождал автоматчик. Кто знает этих чеченцев? Когда-то до революции они из всех наград признавали только крест с джигитом на коне, то есть Георгия Победоносца. Может, и сейчас ему Золотая Звезда без надобности. Повесит ее барану на курдюк, чтобы звякала.

Те из офицеров НКВД, кто сомневался в надежности Бейбулатова и приставил к нему автоматчика, были правы. Только вот автоматчиков ему в сопровождение надо было отрядить не менее взвода. А так ничего из этой затеи не получилось. Парнишку этого нашли у дороги, придушенным, но не до смерти, а до легкого обморока. Автомат же чеченец забрал, оставив взамен Золотую Звезду.

Салман Бейбулатов много раз ходил по тылам врага, а теперь он совершал глубокий рейд по тылам наших войск. Разницы никакой не было, ведь так же он опасался патрулей, милиции, вообще людей в форме. Про себя разведчик отмечал, что порядка в наших тылах было куда меньше, чем в немецких, если вообще он тут был.

Перемещался Салман по ночам, особенно, когда шел степями. Днем спал в лесах, в развалинах домов, в сожженных деревнях, разоренных колхозах. Он видел крайнюю нищету и запустение, поселившиеся на этих бескрайних и плодороднейших землях. Первое время привычка разведчика брала свое, и Салман ловил себя на том, что хищно выслеживает больших военных чинов. Приходилось одергивать себя, напоминать, что задача у него теперь совсем другая, для разведчика его уровня простейшая, — дойти до родных мест, узнать, что там такое происходит, помочь своей семье и возлюбленной невесте Айшат. Никого не надо резать, преследовать, душить, связывать, тащить на себе. Вот только надо добывать еду. Так много ли ему требуется?

Как-то раз Салман решил, что на этот раз ему нужно подкрепиться основательно. На одних мерзлых зернах, помороженной картошке долго не протянешь. Только в третьем селе услышал он петушиные крики. Здесь и полез под плетень по-пластунски, как под проволочные заграждения. Затаился, наблюдал, соображал. На войне как на войне. В доме никого, кроме толстой бабы-хохлушки. Собаки на дворе нет. Но домашнюю птицу баба каким-то чудом сохранила. И петух был, и курицы, вернее, одна курица.