В глубокой грусти Флоранс вернулась на аэродром. По дороге из окна такси она заметила на многих магазинах новую вывеску: "Бреттико". Она не сразу расшифровала это загадочное название, но вдруг ее осенило -- ведь это либо Бретт и компания, либо Бретт и Квота. Во всяком случае, это, бесспорно, новая фирма, возглавляемая ее родным дядей. Сначала она даже обрадовалась, но тут же помрачнела: "Бреттико" красовалось и на магазинах мотороллеров, и часов с боем, и радиотоваров.

Самолет приземлился в Хавароне уже под вечер. Флоранс не дала знать о своем прибытии дяде Самюэлю, не желая, чтобы он беспокоился и встречал ее. Теперь она не знала, как ей поступить: отвезти ли свои вещи на квартиру и там ждать дядю или же сразу поехать к нему в контору. Она решила ехать в контору: ей хотелось посмотреть на все своими глазами и создать обо всем собственное мнение, прежде чем она встретиться с дядей. Сдав вещи на хранение, Флоранс поехала в "Фрижибокс".

Ну, так она и думала, фасад перекрасили. Но Флоранс никак не ожидала, что здание отделают мрамором, это отдавало дорогой безвкусицей. И, конечно же, зеркальную дверь перед ней открыл фотоэлемент... Флоранс не узнала лестницы. Может, ее расширили? Или же все дело в роскошной мягкой дорожке, поглощавшей шум шагов? В холле на своем посту стоял швейцар, но, по-видимому, уже не Эстебан. Этот важный, чинный швейцар был одет в ярко-красную ливрею, с новеньким золотым позументом... И однако, конечно же, это Эстебан, только пополневший, вот и все. И на его лице, некогда беспечном и жизнерадостном, теперь застыло выражение комической величавости.

Узнав Флоранс, он от удивления широко раскрыл глаза, но не улыбнулся, а только сказал:

-- О, это вы, сеньорита Флоранс. Вот, действительно, сюрприз!

-- Здравствуйте, Эстебан. Не ждали меня?

-- Мы вас ждали вчера утром, сеньорита. Но не получили от вас никакой весточки. Мы даже решили, что вы опоздали на самолет. Или что на море бушевал шторм.

-- Вы бы не могли выключить ваши транзисторы? Невозможно разговаривать, ничего не слышно.

-- Конечно, конечно, сеньорита, если вам угодно. Тем более что я уже привык и почти не слушаю.

Он выключил приемник, который транслировал чемпионат по борьбе, затем второй, из которого лились звуки слащавого романса из какого-то кинофильма.

-- Я провожу вас в кабинет сеньора Бретта, -- предложил Эстебан. -- Он обещал вернуться в пять часов. Ждать придется недолго.

Эстебан вошел в директорский кабинет первым, Флоранс -- вслед за ним. И обомлела.

Кабинет обили красным дамаском. В полированные панели из экзотического дерева можно было глядеться, как в зеркало. Ковер на полу был таким пушистым, что шпильки туфель Флоранс уходили в него наполовину. Кресел и прочей мебели в кабинете наставили столько, что приходилось лавировать. Огромный письменный стол и книжные шкафы были все в позолоченных лепных украшениях в стиле Людовика XV. Кресла обиты тканью под гобелен Люрса. Словом, весь этот разномастный шик напоминал свадебные подарки, от которых не знаешь, как отделаться. И повсюду -- на камине, на письменном столе, на журнальных столиках, вдоль стен -- стояли и висели часы. Маленькие и большие, старинные и современные. И все они, разумеется, показывали разное время -- начиная с четырех часов сорока восьми минут и кончая семью минутами шестого.

-- У вас есть точные часы? -- спросила Флоранс Эстебана.

В ответ швейцар почему-то бросил на нее недружелюбный взгляд. Он раздраженно пожал плечами, словно она задала неуместный вопрос. Однако все же посмотрел на свои часы сначала на правой руке, потом на левой. Потом на часы-перстень, украшавший его безымянный палец. После этого вынул из жилетного кармана часы-луковицу и бросил взгляд на них. Тут же извлек из другого кармашка пятые по счету часы, которые в этот момент отбили четыре минуты шестого и, наконец, шестые, которые объявили тоненьким голоском: "Четвертый сигнал дается ровно в четыре часа пятьдесят восемь минут".

-- Хоть бы одна пара показывала одинаковое время, -- проворчал Эстебан. -- Это дело еще не налажено.

-- Да, пожалуй, -- согласилась Флоранс. Она смотрела на манипуляции Эстебана сначала с удивлением, потом ей стало смешно и грустно.

-- Может, завести небольшую счетную машину, которая будет вычислять среднее арифметическое время, -- предложила она.

-- Вот это да, -- обрадовался Эстебан, не уловив в словах Флоранс иронии. -- Надо будет сказать сеньору Квоте.

-- А также и какую-нибудь машину посолиднее, на тот случай, если первая испортится, -- продолжала все так же шутливо Флоранс, хотя сама чувствовала, что шутки получаются тяжеловесными.

-- Непременно, -- согласился Эстебан, ничтоже сумняшеся, -- как же без запасной.

-- А карманов у вас хватит на все это хозяйство?

-- Как-нибудь устроимся. Раз надо, значит, надо, -- сказал Эстебан.

Вконец обескураженная Флоранс вздохнула и ласково сказала Эстебану:

-- А ведь когда-то у вас были только одни старые добрые часы, и они не доставляли вам никаких хлопот.

Понял ли Эстебан наконец, что сеньорита над ним подшучивает? Похоже было, что он уловил в ее словах скрытую насмешку. Его заплывшее лицо, на котором так ни разу и не промелькнула улыбка, стало еще более важным, еще более торжественным. Казалось, он смотрит на Флоранс с суровым осуждением. Затем Эстебан расправил плечи, ставшие чуть не вдвое шире против прежнего, и выпятил довольно объемистый живот, словно нотариус, гордый своим званием.

-- Дело в том, сеньорита, -- надменно заявил он, -- что раньше мы отказывали себе во всем. Короче, жили, как звери какие-то.

Упрек был достаточно завуалирован. Однако Флоранс поняла, что некстати напомнила ему о том времени, которое он не одобряет. Желая перевести разговор, Флоранс заметила:

-- Какая у вас красивая форма, Эстебан.

-- Вот эта? -- сказал он, оглядывая свои рукава и позументы. В голосе его прозвучало презрение.

-- Это же будничная, -- объяснил он. -- Да и потрепанная к тому же.

"Представляю, какая у него парадная форма", -- с раздражением подумала Флоранс, а вслух сказала:

-- Просто не узнаю кабинета. Честное слово, можно подумать, что это кабинет министра. Или мебельный склад.