— А ты мог бы выпустить из рук «Кейр и Конвей»? Кстати, я все собиралась спросить тебя, кто такой этот Конвей?

— Так звали моего отца.

— Мне казалось, ты не очень-то любил его, Энгус…

Энгус глубоко вздохнул, как бы обдумывая нечто, озадачившее его.

— Все равно он был моим отцом, — произнес он наконец. — Нет, я бы не расстался с «Кейр и Конвей». Но мне никогда не приходится заниматься двумя делами одновременно.

— Я справлюсь, хотя нашу семью мне не хочется называть «делом», — сказала Доминика, чувствуя, как по спине ползет холодок.

— Тогда все в порядке, миссис Кейр. — Он откинулся назад и, прикрыв глаза веками, окинул взглядом ее фигуру в сером облегающем платье, которое она надела на концерт вместе с бабушкиным жемчугом. — Иди сюда, сядь рядом. Может быть, тогда мне придет на ум более удачное определение.

Она помешкала, потом слегка улыбнулась.

— Мне уже предложили одно.

— Да? — Он усмехнулся. — Какое же? И кто его предложил?

— Наташа. Она назвала ее по старинке: «супружеские обязанности».

— Ну… — Он негромко рассмеялся. — Это только одно из определений. А ты в самом деле воспринимаешь нашу близость как обязанность, Доминика?

— Гмм… — Она встала, сбросила туфли и примостилась с ногами рядом с ним на кушетке. — Не совсем. — Она сморщила носик. — Нет, я назвала бы их захватывающим и рискованным занятием.

— Насчет захватывающего я согласен, но что тут такого рискованного? — несколько удивленно спросил Энгус.

Доминика помедлила. Ее голова лежала у него на плече, и она не видела выражения его глаз.

— Риск в том, что.., я не знаю точно, о чем ты иногда думаешь.

— Я то же самое могу сказать о тебе.

Доминика рассмеялась.

— А я-то полагала, что я для тебя — открытая книга. Оказывается, нет?

— Доминика… — Он взял ее за руку и благоговейно прикоснулся к колечку с рубином. — Нет. Но я не считаю, что нам следует из-за этого тревожиться или огорчаться. Мы независимые личности, и иногда даже приятно удивить самых дорогих и близких.

Доминика вскинула голову и посмотрела ему в лицо, и перед ней отчетливо замаячил путь к отступлению. В конце концов, если существуют сферы, куда он не допускает ее, так у нее тоже есть свои запретные зоны.

— Если ты считаешь это правильным, я постараюсь удивлять тебя время от времени, — шутливо проговорила она, несмотря на то, что холодок по-прежнему оставался с ней, и она не знала, как от него избавиться.

— Представляю себе. Кстати, мне пришло в голову очень удачное определение для тебя. Как насчет «Художник-Модельер, Который Безраздельно Владеет Моими Мыслями И Чувствами»? Все слова с большой буквы.

— Гм. — Доминика задумалась и решила, что юмор — единственный выход для нее. — Немного длинно, но в общем неплохо. Для тебя я тоже кое-что придумала: «Исполнительный Директор, В Чьем Присутствии У Меня Подгибаются Колени».

— Так уж и подгибаются?

— А ты не заметил?

— Честно говоря, нет. Может быть, стоит проверить не откладывая?

— Не стесняйся, — пригласила Доминика, блеснув глазами.

— А что, если ты пустишь в ход все свои чары? Он подозрительно взглянул на нее. — Твой вид не внушает доверия.

— Проверь, Энгус, — сказала она серьезно. — А если хорошо справишься с работой, может быть, даже заслужишь повышение.

— Какое?

— Скажу, когда придет время, — загадочно заявила она и поднялась. — Офис находится там. — И проследовала босиком в спальню.

— Доминика. — Энгус остановил ее, придержав за талию, когда на другое утро они расставались, чтобы отправиться каждый по своим делам.

Они стояли в прихожей перед дверью. На Энгусе был светло-коричневый костюм, бежевая рубашка и темно-зеленый галстук. Доминика оделась более нарядно, чем всегда, в прямое желудевого цвета льняное платье с отделкой из золотисто-коричневой замши, а волосы уложила на макушке — сегодня она обедала с директором большого магазина женской одежды.

— Да? — Туфли на Доминике были на низком каблуке, поэтому ей пришлось взглянуть на него снизу вверх.

— Ты хорошо себя чувствуешь?

— Замечательно. А что? — Ее взгляд был ясным и невинным, хотя под глазами залегли легкие тени.

— Вчерашняя ночь прошла.., несколько бурно.

Она пожала плечами.

— Я не тепличное растение.

— Нет, — согласился он довольно сухо. — Но все же я несколько увлекся.

— Может быть, в этом отчасти виновата я? — небрежно спросила Доминика, хотя на самом деле так не думала. Она все продолжала гадать, какие побуждения владели Энгусом. Был ли в его поведении более глубокий смысл, скрытый за любовной игрой? Эту игру она проиграла, пусть и в самом огненном финале, а потом страсть растворилась в нежности, и он ласково гладил ее гибкое тело и успокаивал душу, и казалось, что они ни разу не были настолько близки…

— Конечно, — пробормотал Энгус, — но я виноват, что потерял контроль… Давай пообедаем с тобой сегодня. — Он поднес ее руку к губам. Доминика слегка вздрогнула. Она не сказала ему, почему оделась с такой тщательностью.

— Гмм… Сегодня никак не получится. У меня деловая встреча. Зато на ужин я приготовлю ваше любимое блюдо, мистер Кейр.

Она почувствовала, как его пальцы быстро сжали ей руку, и затаила дыхание. Губы Энгуса расплылись в довольной улыбке.

— Неужели гамбургеры?

— С салатом и авокадо, как ты любишь.

— Ты настоящая волшебница. — Он выпустил ее руку и наклонился, чтобы поцеловать в губы. Ступайте с Богом, миссис Кейр.

Несмотря на то, что вечер прошел очень уютно, с гамбургерами и пивом на ужин, и что жизнь потекла своим чередом, где-то в глубине сердца Доминики поселился холодок.

Они переехали в новую квартиру, а выходные проводили в поместье. Доминика взяла в фирму еще одну сотрудницу и уже несколько раз сопровождала Энгуса в его поездках, и вначале это доставляло ей удовольствие. Но потом они оба решили, что если поездки будут носить чисто деловой характер и большую часть времени Доминика окажется предоставленной самой себе, то лучше ей все-таки оставаться дома.

Прошло еще два месяца, и Доминика все отчетливее начала чувствовать, что плывет против невидимого течения. Она впервые поняла, как напряженно работает Энгус и насколько трудно ему забывать о работе. Она видела, как иногда среди ночи он мерил беспокойными шагами спальню, разговаривая по телефону, а вернувшись в кровать, не находил нужным рассказать ей, в чем дело.