Наступил час отлива. Несколько нетерпеливых чаек дожидались неподалеку, чтобы поживиться остатками их трапезы, и громко спорили между собой из-за будущей добычи. Доминика смотрела па их красные лапки и блестящие бусинки глаз и чувствовала, как ее словно плащом обволакивает влажное тепло. Берег опустел, последний замешкавшийся рыбак поспешно собирал свои вещи.

— Вы приглашаете меня не для того, чтобы почувствовать себя полновластным хозяином владений и совратить меня в моем старом доме? — спросила Доминика и сама не узнала свой голос.

— Совратить вас? — Он скептически пожал плечами. — Как? Силой?

— Откуда мне знать, каким способом вы привыкли получать удовольствие?

— бросила она дерзко. — Но…

— Я сам вам скажу, — перебил он, обжигая ее уничтожающим взглядом. — Я привык в первую очередь доставлять удовольствие даме.

Она с досадой пожала плечами, не в силах скрыть смущение.

— Пусть так. Но зачем мужчине и женщине проводить выходные вместе, если не для секса? И вы не подумали, что возвращение в поместье воскресит во мне печальные воспоминания?

— Этого не случится, если вы действительно такая реалистка, какой хотите казаться, Доминика. Вам до сих пор удавалось то, чего так откровенно жаждет ваше тело.

Доминика привстала на колени и уперла кулаки в бедра.

— Знаете, почему я поехала сегодня с вами?

— Догадываюсь, — процедил он, вытягивая ноги и небрежно подпирая голову рукой. — Хотели пожалеть обездоленного мальчика, заплакавшего при виде моря. Но на самом деле — чтобы доказать, насколько вы неуязвимы для влечения, которое мы испытываем друг к другу.

Доминика втянула в себя воздух.

— И еще… — Он сел, не отрываясь глядя в ее негодующие голубые глаза. — Думаю, мне доставит удовольствие ощутить себя владельцем «Лидком-Плейс», особенно если эта поездка положит конец покровительственному поведению, которое вы так умело демонстрируете, Доминика Харрис.

Доминика вскочила на ноги. В следующую секунду Энгус вынырнул из-под зонта и привлек ее к себе.

— Только не говорите, — произнес он еле слышно, сжимая в объятиях оцепеневшую Доминику, что мы, после того как сняли одежду, не думаем непрерывно об одном и том же.

Яркий румянец, заливший ей щеки, был красноречивее всяких слов. Кейр улыбнулся. Благоразумие и моральные принципы, привитые с детства, требовали от Доминики опровергнуть эти домыслы. Она собиралась заявить, что они вовсе не обнимают друг друга, это он обнимает ее, и без ее согласия. Но то самое чувство, которое искрой вспыхнуло между ними два дня назад, снова воспламенило ее. Только теперь Доминику прикрывало гораздо меньше одежды. И его шорты не могли скрыть необузданное желание здорового мужчины.

Ее сердце забилось сильнее, когда его руки скользнули вверх к ее груди, прикрытой купальником. Но следующая мысль, мелькнувшая в голове, была: «Довольно!» Ни одному мужчине не позволено дотрагиваться до нее против ее воли без того, чтобы… Что?

Добиться от нее ответной реакции, пусть чисто инстинктивной, заставить ее восторженно ахнуть, потерять голову. А эти сильные, прекрасные руки оказались еще и очень мудрыми и нежными: они сумели высвободить ощущения, которые поднимались в ней волнами чистого восторга.

Энгус еще крепче прижал Доминику к себе, и она услышала, как он прошептал ее имя. В следующую секунду его губы отыскали ее губы, и она отдалась поцелую с неожиданной для самой себя страстью.

Остановил их удар грома. Сверху закапали первые редкие капли дождя. Какое-то время они с недоумением смотрели вверх на черную грозовую тучу, набегавшую с моря.

Энгус отстранился от нее и пробормотал со сдержанной иронией:

— Какие еще вам нужны доказательства?

Но не успел ни один из них сказать еще хотя бы слово, как дождь хлынул в полную силу, а тучу алмазным зигзагом перечеркнула молния. Доминик и Энгус, не сговариваясь, схватили в охапку вещи и бросились к дорожке, ведущей на автостоянку. И когда они шлепнулись на мягкие передние сиденья «рейнджровера», гроза уже бушевала вовсю.

— Ой, с меня вода бежит ручьями прямо на сиденье, — простонала Доминика, дрожа, и смахнула со лба мокрые волосы.

— Возьмите вот это… — Он потянулся назад и достал легкий жакет с подкладкой из клетчатой фланели. — И полотенце, и плед — все промокло насквозь.

— Спасибо, но как же вы?

— Я быстро согреюсь. Вы, кажется, говорили, что захватили с собой кофе? Это единственное, о чем не подумала миссис Браун.

— Да! И еще морковный пирог. — Доминика торопливо закуталась в жакет и открыла свою корзинку.

Через пять минут она протянула ему чашку дымящегося кофе и кусок морковного пирога на бумажной тарелочке. Налив кофе себе и отрезав второй кусок, она откинулась на сиденье.

Он поставил чашку на приборный щиток, попробовал пирог и сказал:

— Послушайте, Доминика, я не хочу, чтобы между нами оставались недомолвки.

— Я… — неуверенно пробормотала она.

— Я хочу сказать, что вы виноваты в этом не больше моего. Потому что никто из нас не смог устоять. Если вы не желаете признаваться ни в чем остальном даже самой себе, признайтесь хотя бы в том, что поцелуй был потрясающий!

— Вы правы, — промолвила она после небольшой паузы, в течение которой гроза начала стихать. — Но идти до конца мне, во всяком случае, не хочется пока…

Он вытянул руку вдоль спинки ее сиденья и посмотрел на нее со спокойным любопытством.

— Вы хотите, чтобы я пришел к вашей маме на ужин в пятницу? — неожиданно спросил Энгус.

Доминика внутренне сжалась, предчувствуя очередной обмен колкостями. Грозу уносило в море, и напряжение снаружи спадало, тогда как в салоне оно, наоборот, сгущалось. Доминика сделала над собой усилие и подняла глаза на Энгуса.

Я не позволю этому человеку заманить меня в постель, подумала она. Не допущу, чтобы меня захлестнула волна чувственности, хотя нельзя отрицать, что сделать это будет не так-то просто. И пока не улажу мамины дела, ни за что не начну с вами встречаться, так и знайте, Энгус Кейр!

В этот момент бледный солнечный луч пробился сквозь тучи и осветил салон автомобиля.