«В деятельности Коминтерна, несомненно, были и ошибки. Неоправданным был тезис о том, что социал-демократия представляет наибольшую опасность, и потому против нее был нацелен главный удар, что, по сути, привело к сектантству. К сожалению, в последние годы на деятельности Коминтерна отрицательно сказались и последствия культа личности Сталина». («Правда», 26.III.1969 г.)

Разумеется, Суслов, даже вынужденный в чем-то опровергнуть своего кумира, делает это весьма мягко и с многочисленными передержками. Не об ошибках идет речь, а о предательстве дела рабочего класса, и не о «последних годах», а о начале 30-х годов, времени прихода Гитлера к власти.

Фашистское движение возникло в Италии в 20-х годах, еще при Ленине, и позиция Владимира Ильича по отношению к нему была совершенно четкая и недвусмысленная: Ленин считал фашизм главным врагом рабочего движения. И чрезвычайно характерно, что Сталин, в противовес Ленину, главным врагом рабочего движения объявил социал-демократию.

Яркую картину того, к каким последствиям привела предательская тактика Сталина, дает журналист-международник Эрнст Генри в своем известном письме к Илье Эренбургу:

«…Сталин публично назвал социал-демократов «умеренным крылом фашизма». Еще в январе 1924 года он заявил: «Нужна не коалиция с социал-демократами, а смертельный бой с ними как с опорой нынешней фашистской власти».

Слова Сталина были таким же приказом Коминтерну, как его указания Красной Армии или НКВД. Они отделили рабочих (социал-демократов и коммунистов) друг от друга, как баррикадой. Помните? Старые социал-демократические рабочие были не только оскорблены до глубины души, они были разъярены. Этого коммунистам они не простили. А коммунисты? Они же, стиснув зубы, выполняли приказ о смертельном бое. Везде, как будто спятив с ума, коммунисты и социал-демократы неистовствовали друг против друга на глазах у фашистов. Я хорошо это помню. Я жил в те годы в Германии и никогда не забуду, как сжимали кулаки старые товарищи, видя, как все идет прахом, как теория социал-фашизма месяц за месяцем, неделя за неделей прокладывала дорогу Гитлеру. Сжимая кулаки, подчинялись «уму и воле» и шли навстречу смерти, уже поджидавшей их в эсэсовских застенках.

Отказался Сталин от теории социал-фашизма только в 1935 году, когда уже было поздно. Гитлер смеялся и над коммунистами, и над социал-демократами».

Таков был итог сталинской политики в германском вопросе. При повторных выборах в рейхстаг в 1932 году коммунисты и социал-демократы вместе собрали 13,5 миллионов голосов, а национал-социалисты — 10,5 миллионов голосов. Если бы была возможна коалиция между коммунистами и социал-демократами, Гитлер к власти не пришел бы. Но президент Германии Гинденбург, убедившись, к своему удовлетворению, что коммунисты и социал-демократы заняты взаимной грызней, поручил сформировать правительство Гитлеру. Сталин хорошо поработал на Гитлера!

21. Сталин и политическая подготовка к войне

Большое количество споров среди журналистов, историков и дипломатов вызвал вопрос об оценке политики Сталина в период, предшествовавший второй мировой войне.

Советские журналисты, историки, полководцы и дипломаты, как по команде свыше, отстаивают такую мысль, что пакт с Германией, подписанный в 1939 году, был с советской стороны вынужденным и подписан вслед за отказом Англии, Франции и Польши заключить «соглашение о совместной борьбе против гитлеровской агрессии».

И в 1939 году, и после окончания войны наши историки считали подписанный Сталиным и Молотовым пакт чуть ли не гениальным выходом из того тяжелого положения, в котором оказался Советский Союз по вине Англии и Франции, стремившихся любыми путями направить гитлеровскую военную машину на Советский Союз.

«Центральный Комитет партии и Советское правительство, — писал маршал А. М. Василевский в журнале «Новый мир» № 4 за 1973 год, — соблюдали указания ХVIII съезда ВКП(б) не дать провокаторам втянуть нашу страну в войну.

Убедившись в нежелании Англии, Франции и Польши заключить соглашение о совместной борьбе против гитлеровской Германии, Советский Союз принял предложение Германии заключить пакт о ненападении. Подписав 23 августа этот пакт, СССР расстроил планы международной реакции и повернул ход событий в более благоприятную для себя сторону».

Все сказанное маршалом Василевским не соответствует фактам и внутренним планам Сталина. За мир Сталин был готов заплатить очень дорогой — чтобы не сказать любой — ценой. И не потому, что он ненавидел войну, а потому что он смертельно боялся ее последствий. Сталин прекрасно понимал, что путем гигантского террора против бывших революционных кадров СССР, с которым он обрушился в 1930-е годы, он не только выполнил поставленную перед собою задачу окончательно подавить в стране всякую оппозицию, но что одновременно с этим он также сильно ослабил политическую и военную мощь Советского Союза.

В момент переговоров о союзе с Англией и Францией он больше всего боялся, что при первом ударе со стороны мощной гитлеровской военной машины развалится созданное им с таким трудом государство. Он считал, что нужно еще несколько лет, прежде чем страна станет готовой к военному столкновению с таким сильным и опасным врагом, как фашистская Германия.

Дружба с Гитлером означала бы прямое устранение военной опасности с Запада и тем самым чрезвычайное ослабление опасности с Дальнего Востока. Союз с Англией и Францией означал лишь возможность получения поддержки и помощи на случай войны. Если не оставалось ничего другого как воевать, то выгоднее было иметь союзников, чем оставаться изолированным.

Но основная задача Сталина была не в том, чтобы создать более благоприятные условия на случай войны, а в том, чтобы вообще избежать войны в ближайшие годы. В этом был скрытый смысл неоднократных заявлений Сталина, Молотова, Ворошилова насчет того, что СССР «не нуждается в союзниках».

Соглашение с Гитлером означало страховку границ СССР, при условии выключения Москвы из европейской политики. Ничего лучшего Сталин не хотел.

Союз с Англией, Францией страховал границы СССР лишь постольку, поскольку он страховал все другие европейские границы, превращая Советский Союз в их поручителя и тем самым исключая возможность нейтралитета. Для Гитлера такой союз означал бы, что он будет отныне иметь против себя одновременно все три государства, какую бы из границ он не нарушил. Перед лицом такого риска, он вернее всего избрал бы наиболее гигантскую ставку, то есть поход против СССР. В этом случае страховка Англии и Франции могла легко превратиться в свою противоположность.

Как Троцкий оценивал взаимоотношения Англии и Франции с Германией и с Советским Союзом и отношения СССР с указанными странами?

«Основные пружины политики Кремля, — писал тогда Троцкий, — с начала и до конца определяются интересами правящей касты, которая отказалась от всех принципов, кроме принципа самосохранения. Динамика внешней политики Гитлера обеспечила Германии командующее положение в Европе… Если бы Гитлер смирился, Лондон снова повернулся бы спиною к Москве. С другой стороны, ожидаемый с часу на час ответ Москвы на лондонские предложения зависел гораздо больше от Гитлера, чем от Сталина. Если Гитлер откликнется, наконец, на дипломатические авансы Москвы, Чемберлен получит отказ. Если Гитлер будет колебаться или сделает вид, что колеблется, Кремль будет изо всех сил затягивать переговоры. Сталин подпишет договор с Англией только убедившись, что соглашение с Гитлером для него недостижимо». (Подчеркнуто мной. — Авт.)

Почему Гитлер, который вел переговоры с западными странами, вдруг неожиданно отбросил — казалось бы, наиболее соответствующий его духу вариант соглашения, направленный против СССР, его главного врага, и подписал пакт о ненападении с Советским Союзом?

Камнем преткновения между Германией с одной стороны и Францией и Англией с другой была Польша. Гитлер хотел избежать войны на два фронта. Для этого он думал при поддержке Англии и Франции, или в худшем случае при нейтралитете последних, напасть на Советский Союз. Но для того, чтобы совершить поход на Восток, ему нужно было как-то уладить вопрос с Польшей, расположенной между Германией и Советским Союзом. Англия и Франция были гарантами независимости и целостности Польши перед лицом своих парламентов и общественного мнения своих стран, они не могли уклониться от ее защиты.