Только после того, как фашизм будет разбит, коммунисты смогут эффективно бороться против социал-демократов. Он не питал иллюзий насчет немецкой социал-демократии, прекрасно понимая реакционную сущность ее руководства. Но за германской социал-демократией шло громадное большинство немецких рабочих, а победить фашизм можно было только объединенными усилиями всего рабочего класса с привлечением мелкой буржуазии. Враг был общий: приход к власти Гитлера одинаково грозил и социал-демократам, и коммунистам. Спорить и бороться надо будет после победы.

Казалось бы, разница между тактикой революционной партии в период подъема и в период спада революционного движения должна была быть ясна руководству Коминтерна и Германской компартии. Нет, они нацеливали партию не против фашизма, а против социал-демократии и, конечно, против Троцкого.

«Троцкий, — заявлял Э. Тельман на заседании Исполкома Коминтерна, дает только один ответ. Коммунисты должны протянуть руку социал-демократам. Либо коммунистическая партия будет действовать совместно с социал-демократами, либо немецкий рабочий класс потерян для революции на 10–12 лет. Это теория полного банкротства, фашистская и контрреволюционная, наихудшая, наиболее опасная и преступная теория Троцкого за все последние годы его контрреволюционной пропаганды».

Жизнь показала, кто на деле оказался политическим банкротом, а кто до мельчайших деталей предсказал фактическое развитие событий.

«Приближается, — писал Троцкий, — один из решающих моментов истории, когда Коминтерн как революционный фактор может быть зачеркнут на политической карте для целой исторической эпохи…»

Все подтвердилось. И немецкий рабочий класс был потерян для революции, и германская партия благодаря послушному выполнению сталинской концепции (социал-демократы — «враг номер один») оказалась разгромленной и отброшенной от активного участия в политической жизни страны — не только на двенадцать лет господства фашизма, но и на последующие десятилетия (и посейчас она находится на задворках политической жизни). И Коминтерн как революционный фактор был зачеркнут и уничтожен. И, конечно, главное то, что именно благодаря принятой Коминтерном предательской политике Сталина Гитлеру и его клике была открыта дорога к власти.

Сталин не мог простить и не простил Троцкому его прогноз, в котором ясно и точно отразилась его, Сталина, постыдная роль в победе фашизма, его ответственность за цену, заплаченную за это и Россией, и Германией, и всей Европой, и делом пролетарской революции в особенности. Еще в вымученных политических процессах 1936–1938 годов он заставил бывших друзей Троцкого «признаваться» в своих и Троцкого связях с тем самым Гитлером, на борьбу с которым Троцкий призывал и коммунистов, и социал-демократов. Сталин мстил Троцкому за разоблачение его как пособника германской контрреволюции. Он окончательно отомстил Троцкому, вложив ледоруб в руку убившего его маньяка.

Сталин, помимо всего прочего, не понимал, с каким врагом предстоит иметь дело не только германскому рабочему классу и международному рабочему движению, но и мировой демократии и цивилизации вообще.

Троцкий это понимал.

«Поставлены под удар, — писал он, — не только завоевания германского рабочего движения, но и будущее цивилизации. В случае победы Гитлер не только сохранит капитализм, а сведет его к варварству. Взбесившийся мелкий буржуа отвергает не только Маркса, но и Дарвина, и XX веку противопоставляет мифы Х и XI веков, мистику расы и крови… От экономического материализма к зоологическому материализму… Все, что общество при нормальном развитии отвергает как экскремент культуры, теперь изрыгается через горло капиталистической цивилизации, которая извергает непереваримое варварство…»

Немногие в те времена, еще до прихода Гитлера к власти, были способны на такое глубокое и точное определение сущности гитлеризма, на такое предвидение последствий деятельности варварской фашистской машины.

В сравнении с дифференцированным анализом Троцкого, особенно жалкое впечатление производит политический лепет Сталина-Тельмана, для которых накануне взятия Гитлером власти все кошки были серы, все политические партии, кроме коммунистов, одинаково вредны.

Политически вопрос стоял тогда так: должна ли компартия Германии в условиях отлива революции и наступления фашизма поддержать коалиционное правительство Брюннинга-Брауна или выступить против него, что практически означало поддержать партию Гитлера?

Казалось бы, ответ ясен. Справедливо критикуя коалиционное правительство за непоследовательность и нерешительность, компартия должна была поддержать его против Гитлера, подталкивать к более решительной борьбе с фашизмом, а не выдвигать лозунг: «Долой правительство Брюннинга!» Такой лозунг был подарком Гитлеру, который стремился, устранив Брюннинга, стать на его место. Совершенно ясно было, что компартия и ее лидер Тельман не имели шансов в одиночку победить Гитлера, а шансы Гитлера победить Брюннинга с каждым днем росли. Поэтому, выдвигая лозунг «долой правительство Брюннинга!», германская компартия практически помогала Гитлеру расчищать путь к власти.

Следует отметить, что еще тогда, в начале 30-х годов, в приемах разрешения германской проблемы проявилось характерное для Сталина хамелеонство, стремление в целях политической выгоды использовать чуждые рабочему классу и компартии взгляды (позже это пышно развернулось во внутренней политике СССР). Так, поскольку Гитлер в демагогических целях, используя действительно отчаянное положение германских трудовых масс, выдвинул лозунг «народной революции», которая якобы должна освободить германский народ от произвола финансового капитала Антанты, — компартия Германии, стремясь переиграть Гитлера на патриотическом фронте, тоже выставила лозунг «народной революции». Сталинское руководство Коминтерна поддерживало такую тактику германской компартии еще и потому, что считало главным будущим противником СССР не Германию, а Францию и Англию. Сталин намеревался использовать в своих целях кампанию Гитлера против Версальского договора, надеясь таким образом отвлечь его от идеи похода на Восток.

Всю эту беспринципную возню ясно видел и решительно осуждал Л. Д. Троцкий, который еще тогда проницательно заявил, что угроза миру придет со стороны Германии.

«Сталинская бюрократия, — писал Троцкий, — старается действовать против фашизма, используя оружие последнего, заимствуя краски из политической палитры фашизма и старается перещеголять фашизм на аукционе патриотизма…»

И дальше:

«Угроза войны придет со стороны Германии, где политические и экономические противоречия достигнут новой остроты. И развязка близка. На много лет судьбы Европы и всего мира будут решаться в Германии. Только если рабочие преградят путь Гитлеру к власти, СССР и весь мир будут спасены от катастрофической политики Сталина в Германии, направленной против жизненных интересов Советского Союза, как и германского коммунизма».

Так и случилось. Роковая политика Сталина в германском вопросе предопределила приход Гитлера к власти и на много лет предрешила судьбы СССР, Европы и всего мира.

Возможность прихода Гитлера к власти была вполне реальной, и на этот случай Троцкий предлагал начать превентивную войну с Германией, пока Гитлер не успел создать мощную армию. Троцкий надеялся, во-первых, на то, что немецкий рабочий класс будет на стороне СССР, во-вторых, на общепризнанную мощь Красной Армии, возглавлявшейся тогда такими полководцами, как Тухачевский, Егоров, Уборевич, Якир и другие. Следует отметить также и разработанную в СССР новейшую революционную тактику вождения войск, массированного применения авиации и танков и прочего, чем немецкая армия в то время не обладала. Троцкий предостерегал: если ждать, пока Гитлер с помощью немецких монополий перевооружится, то война повлечет за собой не только разгром германской компартии и немецкого рабочего класса, но и многомиллионные жертвы с обеих сторон.

Коминтерновская печать назвала Троцкого «поджигателем войны». Но ни Коминтерн, ни германская компартия ничего не сделали ни для преграждения Гитлеру пути к власти, ни для того, чтобы помешать ему развязать истребительную войну. Сталинская линия в германском вопросе была равносильна преступлению и перед своим народом, и перед человечеством. Теперь это общеизвестно, и даже такой сталинист, как М. А. Суслов, был вынужден в 1969 году признать: