Немало почитателей увели «Веселые судороги» у вокально-иструментального ансамбля «Сладкие спазмы» своим дебютом. Мелодии, от которых раздувались стекла «аквариума», были немножко громоподобнее, чем тот вялый музон, который возделывали Бирюк с Гриншпоном на своем экологически чистом музыкальном участке и который был присущ публике, живущей по отрывному календарю костромского полиграфического гиганта. Студенты старались презреть танцульки под живую, но заезженную советскую эстраду и поспешали на синтетическую западную дискотеку.

— «АББА»? Нет? Значит, «Бони М», — легко угадывал группу Пунктус и, поправляя очки, устремлялся в круг танцевать быстрый танец, чего он обычно не делал под аккомпанемент Миши Гриншпона.

— «Бони М»? Нет? Значит, «АББА», — вступал с ним в разговор тугодум Нинкин — как обычно, через полчаса.

…Когда в окрестные магазины завезли елочные украшения, Новым годом пахнуло еще более свежо и остро. Повсюду прямо на улицах начинались какие-то рождественные базары, ответить за которые народ должен был по полной программе.

Остатки неяркого декабрьского света пробивались в 535-ю комнату сквозь призму бутылок в межрамном пространстве и рассыпались по стенам всеми цветами побежалости. Батарея напитков была намеренно заморожена до самого праздника. Очень сильно веселил глаз зеленый напиток «Тархун», к розливу которого приступил местный пищекомбинат. Мурат путался и называл его по-своему — «Трахун».

— Подлетаем к проксиме Центавра, — комментировал Решетов, поглаживая разноцветные отсветы бутылей на своих иллюминаторах. — С музыкой вроде бы наладили — спасибо Бондарю, но, чтобы сочельник был действительно звездным, необходимо решить проблему женщин на ночь. На новогоднюю ночь, — сказал Реша и сделал вид, что поправился.

— Пусть Мурат, как и договаривались, смотается в пединститут, — надавил на горца Рудик. — Слышь, мушкетер, как там у тебя дела с Нинелью? Пригласил бы ты их к нам всех сразу, что ли… Всю группу без остатка и разногласий!

На такой вопрос — как там у тебя дела с Нинелью? — Мурат мог ответить только письменно. Устно он не вникал в то, какое чувство у него возникало к Нинели, он просто загонял в мыло пару-тройку таксомоторов в день, чтобы видеть подругу из неродственного педагогического вуза непрерывно, а если свиданию мешала тренировка, Мурат направлял всю свою любовь на противника и изрешечивал его рапирами до посинения.

Ковалентная связь пединститута с Муратом установилась во время производственной практики. Нино была с причудами. Она числилась на четвертом курсе иняза, и никакой учительницы из нее уже явно не получалось. Она разговаривала с Муратом только по-английски, потому что русский стала подзабывать. Мурат тоже практически не знал русского, и ему ничего не оставалось, как по подсказке Бирюка пойти в кружок «диссидентов», где Зоя Яковлевна Карпова готовила желающих старшекурсников к защите диплома на английском.

Защита диплома на иностранном языке — это стопроцентная защита, уверял Бирюк. Многие оттого и защищались на различных наречиях, чтобы не провалиться на русском говоре. В дипломной комиссии в случаях, когда идет защита на иностранном, сидят представители и с кафедры иностранных языков, и с профильной кафедры. Одна половина комиссии никогда не слышала про турбины и даже под страхом смерти не сможет отличить диффузор от конфузора, а крейцкопфный двигатель от турбонаддува. Другая половина — полнейший ноль в языках. В результате ты имеешь шанс проскочить между двух половин. Десять минут бормотания перед располовиненной комиссией — и ты дипломированный специалист.

Зоя Яковлевна стала приглашать горца в гости, чтобы, как бы между прочим, свести его со своей золотушной дочерью. Но Мурат и за хорошо сервированным столом оставался верен Нинели. Он исправно съедал все приготовленное Карповой — первое, второе, третье, десерт, отвечал на любые вопросы о кавказском житье-бытье и быстро удирал в сторону пединститута, к Нинели.

Через день после совещания с треугольником Мурат доложил о выполнении комсомольского поручения. Чтобы не утомлять акцентом, мы приводим здесь авторизованный подстрочник. В переводе на русский разговорный речь Мурата звучала бы приблизительно так:

— Все нормально. Почти все педагогши не у дел. Двух завербовали на праздник в технологический институт, трех, не помню, то ли в Дом офицеров, то ли в Дом инвалидов. Остальные свободны. В новогоднюю ночь всем им светит воздержание, пост и сухой паек. Приглашение наше девушки приняли с визгом и были согласны на любые условия. «Мы можем привести всю группу», — загорелась самая трескучая! — вошел в роль генацвали, изображая стон заждавшихся женских сердец.

— Ну, всю группу, скажем, необязательно, — урезонил Мурата Рудик, — а вот десять — пятнадцать девушек будут просто необходимы.

Фельдман выдал всем участникам институтского Дня донора по обещанному профкомом червонцу.

Реша с Артамоновым отправились на закупку продуктов для праздничных столов. Во время шопинга Артамонов вел себя прилично и не приставал к продавщицам с затеями типа: «Мне, пожалуйста, три стаканчика с пятерным сиропом». А Реша повсюду требовал книгу жалоб. Причем не с бухты-барахты. Дело в том, что Мукин и Мат, прожившие, как все помнили, День донора вхолостую, были вынуждены манкировать утренние лекции и пуститься на подработку в горпродторг, экспедировать по магазинам фуру колбасных изделий. Однако ни по одному из указанных ими адресов ни колбасы, ни колбасных изделий на поверку не оказалось.

— Куда делись колбасные изделия? — изумлялся Реша, наседая на продавцов. — То-то же надо было хлопцам нашим брать товар сразу!

— И верно! Я буду говорить об этом на десятом областном слете работников облпотребсоюза! — грозил Артамонов.

— Не надо никуда сообщать! — суетились работники прилавка. Они стучали себя в грудь и уверяли, что мясные продукты в прямую продажу не поступали давно.

— Как же не поступали, если Мукин с Матом только вчера разгрузили тут целый фургон?! — давил на торгашей Реша. Он не мог клюнуть на их ложные показания — Мат и Борис соврать или ошибиться не могли. Гремучая совесть Решетова, как кобра, встала в угрожающую позу. Он неумолимо заполнял накипью непорочные страницы жалобных книг. Реша был ярым материалистом и не верил ни во что фантомное. Он допускал, что материя может иногда переходить из одной формы в другую, но чтобы она исчезала бесследно целыми фургонами?.. Извините подвиньтесь!

Невзирая на неувязки с кооперацией, друзьям удалось набрать четыре нихераськи и две авоськи неширпотребных продуктов плюс десять кило мойвы в нагрузку к дрожжам и зеленому горошку. Всю эту добычу они вывалили в «аквариуме» для дальнейшей разделки. Селедки они притащили столько, что она со всех сторон свисала со стола.

Девушки из педагогического прибыли за час до оговоренного срока и даже прихватили с собой затравленную гербицидами елку, которая от трех игрушек согнулась ровно в три погибели и уже не разгибалась до конца праздника. Однако будничность интерьера «аквариума» с ее зеленой помощью была все-таки кое-как укрощена.

Татьяна встретила гостий из пединститута как родных. С ними ей нечего было делить. Она не видела в них соперниц. В компании с энергетически всеобъемлющей Татьяной гостьи почувствовали себя как в кавычках и поспешили за столы. Ни по росту, ни по фактурности они не могли составить Татьяне никакой конкуренции.

После короткометражного обращения к старому году в отсеченном от мира параллелепипеде начала твориться сплошная феерия. Диск-жокей Бондарь извивался за пультом, как биологически активная добавка к празднику. Быстрые танцы пошли без всяких ретардаций и вмиг вскипятили публику.

Страхуясь на всякий пожарный, местные вороны поначалу раскрылетились и шарахнулись в пойму, подальше от засверкавшего «аквариума». Потом все же несколько пообвыклись, подтянули дирижерские фраки и стали каркать на прохожих более дипломатично.

Сквозь искрящиеся стекла «аквариума» танцующие студенты походили на неземных существ. Да еще эти стробоскопы, создающие иллюзию замедленного темпа… Ссылаясь на недостаток кислорода, там, в остекленной наглухо темноте, обнимались две стихии: океан — с глубинным мерцанием и штормовым гулом и космос — со вспышками и черными провалами музыкальных пауз. Они, эти стихии, неведомые и зовущие, схлестывались в маленьком прозрачном коробке на самом дне декабрьской темени и порождали новую стихию — стихию дискотеки. В глазах и стаканах сверкал совершенно новый демон, никогда ранее ни в каких религиях и мифологиях не упоминавшийся. Огни, пометавшись в замкнутом пространстве, вырывались наружу, и над студгородком всходил свет, напоминающий зодиакальный.