— Не мне, а нам, — сказал Прорехов приглушенным тоном. — Короче, вышли они на меня и сказали, что замочат и остальных, по каким бы норам ни прятались.

— Кого остальных? — вскинула брови Шарлотта Марковна, имея в виду себя и свое семейство.

— Остается только догадываться, — размыл тему Прорехов. — Думаю, они имели в виду не вас, конечно. Хотя утверждать не берусь. Не простили они нам нашего вывиха.

— Какого вывиха? — спросила Шарлотта Марковна, по-прежнему не въезжая в замысел Прорехова.

— Да с победой на выборах, — пояснил каменный гость, — какого же еще?

— Ну, и что дальше? — потребовала продолжения хозяйка дома.

— А ничего, — сказал Прорехов. — Ничего такого. Продавать бизнес надо, пока живые. Весь холдинг. Вот что!

— Кому продавать? — не врубалась Шарлотта Марковна.

— Да им же и продавать, — показал Прорехов рукой на улицу, как будто там его ждали потенциальные покупатели.

— А ты с Артамоновым связывался? — насторожилась Шарлотта Марковна.

— Как только, так сразу! — выказал недоумение Прорехов. — А что с ним связываться? Он опять все на водку переведет! У него одна идея фикс, что во всем виновата водка! Ему кажется, что все мои идеи от водки! Хотя он знает, что я пью исключительно виски! Другого придумать не может — единственная претензия на все случаи жизни!

— Но ведь он учредитель, — не могла понять Шарлотта Марковна причин столь откровенной смелости Прорехова.

— У меня от него генеральная доверенность на все виды операций с его долей, — признался Прорехов. — Кроме продажи, естественно.

— Ну, вот видишь, кроме продажи, — нащупала точку для прений Шарлота Марковна. — А ты хочешь продать.

— Его долю никто продавать не будет, — успокоил ее Прорехов. — Мы реализуем только мою долю и долю Макарона, которая по правам наследования вот-вот перейдет к вам. А пока Артамонов приедет да выскажется по этому поводу, нас три раза похоронить успеют. Так что ждать его нет смысла. Для соблюдения законности он нам не нужен.

— Но при чем здесь я? — воспротивилась Шарлота Марковна. — Ведь у тебя и от Владимира Сергеевича бумага была, насколько мне известно.

— Все-то вам известно, — хихикнул Прорехов. — Верно, бумага от Макарона у меня есть, но она, опять же, только на управление долей. Прав на продажу она не дает. — Тут Прорехов наклонился вплотную к груди Шарлотты Марковны и прошептал. — Мне потихоньку сообщили, что нашелся он.

— Кто? — приосанилась Шарлотта Марковна.

— Как кто? Макарон, — просто и незатейливо ответил Прорехов.

— Где? — начала озираться по сторонам Шарлотта Марковна. — Сбежал от нас, что ли?

— Не сбежал, не волнуйтесь, — сказал Прорехов и даже показался своим хозяйке. — В этом смысле он был, как аист. Верный.

— Ну, и где же он? — торопила с ответом Шарлотта Марковна.

— В морге, — сказал Прорехов, наклонясь до земли. — С перепиленной шеей.

— Не может быть! — схватилась за свое горло Шарлотта Марковна, и Прорехову пришлось дать ей пару раз затянуться из фляжки.

— Завтра вас пригласят на опознание, — сообщил он в довершение.

— И что? — Шарлотта Марковна была сегодня явно несдержанна.

— Как «что»? — углубил ее в процесс Прорехов. — Надо идти и проводить опознание.

— Может, мне пойти с тетей Паней, — начала кидаться по сторонам Шарлота Марковна. — или с детьми?

— Не надо, — предупредил ее Прорехов. — С детьми не надо. По закону на опознание имеют право только совершеннолетние родственники. А тетя Паня для него вообще никто. Даже мне нельзя, хотя я знал его как облупленного. Завтра часам к десяти утра вам надо явиться в морг первой горбольницы. Там будут ждать.

— Хорошо, — выказала полное послушание Шарлотта Марковна.

— А потом, когда получите справку о смерти, — набросал план дальнейших действий Прорехов, — надо будет заняться наследственными бумагами, чтобы законно вступить во владение долей, равно как и всем остальным имуществом домом, машиной. Мы все быстро устроим. Нидворай подготовит бумаги. После того, как документы о собственности будут на руках, вернемся к разговору о продаже. Я повторяю, цена средняя. Особенно, если поделить на двоих. Но выхода нет, потому как мы можем не получить вообще ничего. Если нас обанкротят.

— Все это верно, — не спорила Шарлотта Марковна. — Но, может, все же вызвать Артамонова для совета?

— Зачем? — не понимал Прорехов привередливости Шарлотты Марковны. Здесь он уже ничего не решить. Его права вышли в тираж. Он все испортит. Пока ему объяснишь толком, что к чему, уйдет время. Тем более, ему дуло к пузу не подставляли. Короче, бегом в морг, и оформляем на вас пакет акций Макарона по Закона о наследстве. Доля Артамонова останется у него, на нее никто не посягает. Просто его партнерами по бизнесу станут другие люди. У них на двоих будет контрольный пакет — шестьдесят шесть процентов, у него блокирующий в прежнем объеме — тридцать четыре процента. Раньше он меня с Макароном блокировал, а теперь будет сдерживать Фомината с Мошнаком. У каждого в жизни своя доля и своя юдоль, — скаламбурил Прорехов. — А хотите анекдот?

— Да уж какой тут анекдот? — сказала Шарлотта Марковна и хотела заикнуться о сумме, но постеснялась, ведь завтра опознание.

— То есть, все честь по чести — никто ни у кого ничего не отбирает, продолжил Прорехов. — Я надеюсь, вы считаете себя наследницей Макарона? Здесь у вас нет вопросов?

— Нет. Я наследница, — согласилась Шарлота Марковна. — Больше никого нет. Дастин и Жабель — несовершеннолетние. Так что, действительно, пока имею право наследовать одна только я.

— Ну, вот и славненько, — потер руки Прорехов. — Надеюсь, вы не против, если я продам свою долю Мошнаку?

— Это не мое дело! — сказала Шарлотта Марковна, пыталясь сыграть образчик твердости. — Кому хочешь, тому и продавай.

— Значит, вопросов к нам не будет, — обрадованно вздохнул Прорехов, что беседа удалась и подходит к концу. — Единственное, по закону мы должны предложить свои доли сначала Артамонову как участнику общества. На его адрес мы отправим заказные письма с уведомлением — с предложением купить. Через десять дней его молчание станет законным основанием для продажи наших долей третьим лицам.

— Честно говоря, — призналась Шарлотта Марковна, — с этим разговором ко мне уже подваливал Фоминат. Но я не стала общаться с ним на эту тему. А раз это с твоего ведома, тогда я согласна.

— С моего ведома, но с его подачи, — выправил конструкцию отношений Прорехов. — Мне он ничего не сказал, подонок, — вспылил он неожиданно. — Ну, да ладно, дела это не меняет. Простим придурку его неучтивость.

На следующий день с утра Шарлотта Марковна отправилась в морг. Там ей предложили на выбор семь обезглавленных трупов. Она ходила взад-вперед, не решаясь остановиться ни на одном. Все трупы походили друг на друга и лежали под одинаковыми простынями. Разными были только номерки, пристегнутые к одеяниям.

Морг казался бесконечно просторным — народу в последнее время полегло тьма.

— Здесь у нас VIP-отделение, — сказал сопровождающий врач. — Одни свои. Только для избранных.

— А кто отбирает? — с опаской спросила Шарлотта Марковна.

— Жизнь, — сказал человек в халате. — Вот это — известный певец, указал сопровождающий врач на отдельно стоящий стол. — Только вчера завезли. Пока не вскрывали. Нам сказали не спешить. Хоронить будут только через пять дней — из здания Дворянского собрания. Говорят, он с чем-то там не согласился. И его завалили.

Шарлотта Марковна подошла к телу певца. Врач приоткрыл простыню. Тело было прошито пулями. Значит, правду писали газеты о какой-то страшной истории — что его убили из автомата средь бела дня на глазах у жены и детей. Шарлотта Марковна не слыла любительницей подобных новостей. Насколько могла, она ограждала от них и детей.

— А вот это братья Афанасьевы, — вел экскурсию врач. — Ни заборы из колючей проволоки не спасли, ни собаки по периметру.

Братья лежали рядом, словно посматривая друг на друга.