Однако, возвращаясь во взвод с волейбольной площадки, из курилок соседних батарей, он чувствовал холодок окружавшего его молчания, и глаза его мгновенно теряли живой блеск: здесь никто не спрашивал об учениях, здесь была настороженность.

На второй день после стрельб он, видимо, твердо решил размягчить эту обстановку отчужденности и в час отдыха появился в палатке, принужденно-весело улыбаясь:

- Закурим, чтоб дома не журились, ребята? Подходи - папиросы!

Тут же у входа он в упор столкнулся с Полукаровым, медведем вставшим со своего топчана.

- Не желаю! - сказал Полукаров и, торопясь, вышагнул из палатки.

За дощатым столом сидели Дроздов, Гребнин и Алексей. Все, не промолвив ни слова, точно ждали чего-то. Борис раскрыл коробку папирос, понюхал ее.

- Не хотите? Напрасно.

- Нет... что ж... давай закурим, - со спокойным видом сказал Алексей и встал, подошел к нему, взял папиросу. - Спасибо. А то у меня кончились. Это все-таки прекрасно. Я рад, что ты готов поделиться последним табаком...

- Что это за ирония? - с кривой полуулыбкой спросил Борис. - Может быть, ты хочешь обвинить меня в лицемерии?

- Не пугайся. Никакой иронии. Садись. Здесь все свои. Поговорим.

- О чем? - Борис беглым взглядом окинул всех. - Впрочем, я тоже как рае хотел поговорить. Вижу, во взводе косятся на меня: очевидно, все верят тому, что ты говоришь тут обо мне. Слышал кое-что и хочу предупредить брось, Алеша!

- Я ничего не говорю о тебе, - ответил Алексей. - Но ты скажи: чья катушка связи была в кустах, которую нашел комбат?

- Какая катушка связи? - очень внятно спросил Борис. - Ты что провоцируешь меня? Катушка? Какая катушка? При чем здесь я, если у тебя не хватило связи? - Он смял незакуренную папиросу, швырнул ее. - Да дьявол с ней, в конце концов, с этой дурацкой катушкой! Я хочу, чтобы ты понял меня! По-человечески!.. При чем здесь я?

- И я хочу понять, - сказал Алексей. - Все...

- Вижу! - Брови Бориса изогнулись. - Вижу, Алексей, твои помыслы! Ты хочешь все свалить на меня! Но знаешь...

За пологом потоптались, и в палатку всунулся низкорослый курсант, видимо из соседней батареи, кашлянул для солидности на пороге.

- Первый взвод, кто у вас здесь Брянцев?

- Опять! - с неудовольствием воскликнул Дроздов и тотчас заговорил деланно приятным голосом: - О, вы к нам? Кто вы и откуда, товарищ? Чем можем быть полезны? Вам нужен лектор?

Курсант расправил под ремнем складки гимнастерки, опять кашлянул, недоверчиво огляделся.

- Так. Плохи шутки. Первый взвод?

- Первый.

- И Брянцев есть в вашем взводе?

- Я Брянцев! - не без раздражения отозвался Борис. - А что дальше?

Курсант проговорил веско, но как бы еще не совсем веря в серьезность услышанного ответа:

- Если ты Брянцев, то я комсорг взвода из третьей батареи. Словом, мы статью взводом обсуждали. Ребята тут приглашают поделиться...

- Вот этого делать и не нужно! - вдруг запальчиво проговорил Дроздов. Не нужно! Слышишь, комсорг? Чепухой занимаетесь! Ерундой несусветной. Иди в свою батарею - переживете без лекций!

- Как это так? - не понял курсант. - Какая такая чепуха? Почему прогоняете? Вы чего колбасите?

- Верно, тут наговорят. Иди. Он придет, - поддержал его Алексей, увидев побелевшее лицо Бориса, его сжатые губы.

Курсант, недоумевая, потоптался, вышел из палатки.

- Слушай, Толя, какое ты имеешь право распоряжаться мной? - злым голосом спросил Борис. - Я что, подчиняюсь тебе?..

- Борис, - перебив его, сказал Алексей, все так же глядя ему в лицо, ведь катушка в кустах была твоя.

- Что-о? Значит, ты...

- Значит, ты оставил катушку, - договорил Алексей. - Ведь ты шел через те кусты. Больше никого там не было.

- Что-о?

- Значит, ты оставил катушку. Но зачем?..

- Как ты смеешь клеветать? - закричал Борис, вскакивая. - Гнусная... глупая клевета! Мне говорить с тобой не о чем! Я все понял! Спасибо, мой друг Алешенька! Спасибо!.. Желаю всяческой удачи!..

И кинулся из палатки; шумно плеснул полог; нависла неприятная, как духота, тишина.

...Теперь он лежал на берегу и вспоминал, как все это было, а везде уже темнело, на волейбольной площадке по-прежнему не стихали стук мяча, крики курсантов:

- Гаси! Есть! Переход подачи!

Потом Алексей не спеша пошел в лагерь; сумрак леса поглотил его. Сырая темнота, сизо клубясь, сгущаясь, плотно собиралась в чаще, лишь белели тропки. Над ними стоял туман, как в узких коридорах; в палатках повсюду зажигались огоньки, звучали голоса во влажном воздухе. Мимо прошел караул - разводящий с часовыми - на дальний пост, к автопарку. Перекликались у палаток дневальные: "Егоров, где керосин? Почему лампа не заправлена? Его-ро-ов..."

Наступала ночь. Только на волейбольной площадке затянулась игра, и вокруг поляны столпилось много зрителей из всех батарей; в темноте, взлетая над сеткой, мяч едва был виден; Борис играл возле сетки, требуя выкриками пасовки и, собранный, всем телом выгибаясь, ударял с пушечной силой по мячу под восторженное одобрение зрителей:

- Брянцев, дав-вай!

Алексей постоял немного на поляне, подумал: "Зачем обманывать себя?" и зашагал по тропинке среди деревьев к взводу.

Возле палатки его остановил дневальный:

- Немедленно вызывают к капитану Мельниченко - тебя и Брянцева!

19

В палатке комбата было светло - с яростным гудением горели две лампы, сделанные из стреляных гильз. Когда Алексей вошел, Мельниченко разговаривал с Чернецовым; пунцовый румянец волнения заливал щеки лейтенанта.

- Войдите и садитесь, - разрешил капитан Алексею. - А где Брянцев? Что ж, подождем.

Офицеры стали поочередно читать какую-то бумагу, и Алексей часто ловил на себе спрашивающий взгляд Чернецова; капитан же не посмотрел ни разу, лицо было задумчиво, строго, побелевшие от солнца волосы зачесаны над лбом. Было похоже: до его прихода между офицерами был серьезный разговор, и он прервал его. На столе в армейской рации горели красным накалом лампы. Тихо звучали скрипки. Не заглушая их, беспокойно щелкало, шипело пламя в гильзах. Алексею хотелось курить. Он когда-то слышал эту музыку. Что это Сен-Санс? Мама играла. Садилась за пианино, с улыбкой поворачивая голову к отцу, так что колыхались серьги в ее ушах, спрашивала: "Что тебе сыграть?" Отец отвечал: "Сыграй "Рондо каприччиозо" Сен-Санса. Когда я ловлю с маяков эту музыку, я вспоминаю многое".