Однако еще в старых работах русских авторов (В. Лешков, В. Даневский и др.) справедливо отмечалось, что провозглашение вооруженного нейтралитета явилось естественным результатом предшествующих событий и что внутренние интересы самой России, совпадавшие в то время с общими принципами знаменитой декларации, были причиной ее провозглашения 12.
Морская торговля России во второй половине XVIII в. находилась в основном в руках английского купечества и производилась на британских судах. Естественным стремлением России было освободиться от чрезмерной английской опеки и поощрять развитие собственного и нейтрального мореплавания. В 1775 г. во внешней торговле использовалось 414 кораблей (из них 17 русских и 236 английских), а в 1787 г. - уже 2015 кораблей (в том числе 141 русский и 767 английских)13.
Следует также учитывать, что принципы декларации 1780 г. не были чем-то совершенно новым: многие из них уже ранее встречались в договорных актах (характерно, что в самой декларации имеется ссылка на торговый договор с Англией 1766 г.), дипломатической переписке, трудах ученых-юристов и т. д. Известно, например, что ответ графа Бернсторфа русскому правительству от 29 сентября 1778 г. по вопросу о защите морского судоходства в соответствии с определенной системой принципов основывался на материалах, представленных в МИД Дании известным юристом Максом Хюбнером 14.
Наконец, особо следует отметить, что русская декларация 1780 г., по сути дела, отстаивала тот же принцип, который в 1776 г. по предложению Дж. Адамса одобрил Континентальный конгресс США ("свободные корабли, свободные товары"), то есть право свободной торговли нейтральных стран во время войны любыми товарами, за исключением прямой военной контрабанды 15. Позднее этот принцип получил отражение в тексте {58} упоминавшегося ранее торгового договора между Францией и Соединенными Штатами 1778 г. В этой связи объективно получалось, что русское правительство, провозглашая декларацию о вооруженном нейтралитете, отстаивало (разумеется, в силу своих собственных интересов) один из принципов, во имя которых сражались восставшие колонисты в Америке. Не случайно поэтому много лет спустя президент США Дж. Медисон писал о вооруженном нейтралитете как об "американской доктрине", подчеркивая, что его провозглашение русским правительством в 1780 г. составило "эпоху в истории морского права", и отмечая, что Соединенные Штаты "особо заинтересованы" в его поддержании 16.
Причины широкого признания декларации заключаются в том, что ее принятие было подготовлено ходом предшествующих событий, развитием теории морского права и практикой торгового мореплавания. Этим же определяется и ее значение в истории международных отношений. Высказывалась, правда, точка зрения о том, что русское правительство будто бы не понимало значения предпринятого им акта, а Екатерина II полагала даже, что оказывает своей декларацией услугу Англии, но такое мнение не выдерживает сколько-нибудь серьезной критики. Действительно, само британское правительство все эти годы не оставляло мысли о возможной поддержке со стороны России. Еще 5 ноября 1779 г. "искренне любящий брат" Екатерины II английский король Георг III просил о демонстрации русских морских сил, которые могли бы, по его словам, "восстановить и укрепить спокойствие Европы, рассеять организовавшуюся против меня (т. е. Георга III. - Н. Б.) лигу и утвердить систему равновесия, которую эта лига стремится уничтожить"17. Екатерина II произвела такую демонстрацию, послав эскадру в Северное море и провозгласив декларацию о вооруженном нейтралитете, но эта демонстрация была не в пользу, а против Великобритании.
В донесениях в Лондон Дж. Гаррис приложил немало сил, чтобы всячески очернить декларацию о вооруженном нейтралитете, а также принизить ее значение. В литературе часто ссылаются на то, что сама Екатерина в беседе с Дж. Гаррисом 7 (18) декабря 1780 г. спросила: "Какой же вред причиняет вам вооруженный нейтралитет или, лучше сказать, вооруженный нуллитет?"18 Но, как не без оснований писал Ф. Мартенс, {59} "остроумный английский дипломат не заметил, что, называя свой грандиозный план пустяками или ничтожеством, Екатерина II и успокаивала его, и смеялась над ним"19.
Несмотря на тщательность проведенных исследований и обилие упоминаемых в литературе лиц, которым приписываются большие, а иногда исключительные заслуги в подготовке провозглашения вооруженного нейтралитета, действительная роль отдельных деятелей (например, Ф. У. Т. Эпинуса) до настоящего времени остается не вполне ясной. Мало известно также об участии П. Бакунина в непосредственной подготовке проекта декларации, хотя на этот счет, как и в случае с Эпинусом, имеются свидетельства современников, в том числе С. Р. Воронцова и самой Екатерины II 20. Долгое время вне поля зрения ученых оставалась и деятельность русского посланника в Гааге Д. А. Голицына 21. Между тем ему принадлежит хотя и не решающая, но все же довольно существенная роль как в подготовке провозглашения вооруженного нейтралитета, так и особенно в установлении первых русско-американских дипломатических контактов 22.
Интересной и своеобразной личности Голицына в истории русской дипломатии принадлежит не совсем обычное место. Человек широкого кругозора, разносторонне образованный, автор работ по теории электричества, по минералогии, географии, политической экономии и философии, князь Дмитрий Алексеевич Голицын занимал в 1762-1768 гг. пост посланника в Париже, а затем был переведен в Гаагу. Он состоял почетным членом нескольких академий и научных обществ (в том числе и Академии наук в С.-Петербурге, Берлине, Стокгольме и др.), являлся другом Вольтера, Дидро, Мерсье де ла Ривьера и особенно был близок к физиократам. Именно ему принадлежит заслуга посмертного опубликования в 1773 г. знаменитой книги К. А. Гельвеция "О человеке" ("De lhomme"), а также разработка радикального по тем временам, хотя и очень ограниченного в принципе, проекта отмены крепостного права в России, предусматривавшего освобождение крестьян за выкуп и без земли 23.
Находясь в Гааге, Голицын систематически поддерживал контакты с американскими агентами, сначала с Ш. Дюма, а затем с Дж. Адамсом, переписывался с Б. Франклином и даже получил позднее выговор из {60} Петербурга за пересылку портрета Дж. Вашингтона, который Екатерина распорядилась вернуть обратно 24. В мае 1782 г. ему было также дано строгое предписание воздерживаться от официального признания Адамса как американского посланника 25.
В отличие от многих своих коллег - тупых и самодовольных царских сановников - Д. А. Голицын не только придерживался самостоятельных взглядов по ряду вопросов, но и систематически подавал советы в Петербург Н. И. Панину, И. А. Остерману и самой Екатерине II (не говоря уже об А. М. Голицыне), что не часто встречается в дипломатической практике того времени.
Особый интерес для истории провозглашения февральской декларации 1780 г. представляет, в частности, письмо Д. А. Голицына Н. И. Панину от 7 (18) февраля, в котором посланник подробно обосновывал проект союзного договора России и Голландии с участием Дании и Швеции "единственно в целях защиты торговли договаривающихся держав и поддержания нейтралитета и свободы мореплавания"26. Он сообщал об этом проекте как о плане Голландии и называл его "справедливым, разумным и правильным". "Что касается выгоды от этого договора, - писал Голицын, - то ваше с-во понимает ее лучше, чем я. Англичане и немцы захватывая все корабли Республики, до такой степени затрудняют ее торговлю, что голландцы будут вынуждены отказаться от нее, вследствие чего пострадает сбыт наших товаров, поскольку фактически с начала войны Америки с Англией одна только Россия должна поставлять воюющим державам пеньку, паруса и строительный лес. Однако именно эти товары англичане наиболее усердно отбирают у голландцев. Я должен также уведомить ваше с-во, что мне известно из достоверного источника, что версальский двор не будет возражать против образования союза между Республикой и нашим двором и даже между всеми северными дворами и что в настоящее время он желает мира, если только таковой будет заключен на разумных условиях, главным из которых является свобода торговли и мореплавания для всех европейских наций".