Не приходится сомневаться, таким образом, что "нераспознатые" иностранные суда, подходившие к чукотским берегам, известие о которых в С.-Петербурге получили осенью 1779 г. от иркутского губернатора Клички, в действительности были кораблями экспедиции Кука. Кстати, об их приходе в Петропавловскую гавань сам Кличка, разумеется, уже сообщил ранее своему начальству, в связи с чем из С.-Петербурга в августе 1779 г. последовало распоряжение принять отпущенный провиант и скот за счет казны, и поскольку путь к Камчатке "сделался уже известен иностранцам, то привести ее в оборонительное положение"47.
Последнее распоряжение "наделало немало хлопот суетливому Кличке", который разослал "во все стороны" специальных гонцов 48. Суетливость иркутского губернатора озаботила и его петербургское начальство, которому осенью 1779 г. пришлось ломать голову о происхождении "нераспознатых" иностранных судов. Вместе с тем эта суетливость имела один очевидный положительный результат: в С.-Петербурге приняли решение о прямом обращении к "поверенному от американских селений" Б. Франклину.
Между тем положение Англии становилось все более затруднительным. Расширение конфликта, вступление в войну Франции и Испании еще более повысили значение позиции могущественной северной державы. Именно сюда, к С.-Петербургу, были устремлены взоры лондонского двора: в Англии все еще рассчитывали добиться поддержки России в борьбе если не против Америки, то хотя бы против европейских держав. В русскую столицу был направлен один из наиболее способных английских дипломатов, молодой Джеймс Гаррис (впоследствии - лорд Малмсбери) 49, возобновивший в начале 1778 г. переговоры о заключении союза. Пересылая в апреле 1778 г. проект союзного договора, Дж. Гаррис писал о необходимости сорвать "честолюбивые планы бурбонского дома". Усиленно подчеркивая "чистосердечность" и "бесхитростность" своих намерений, английское правительство все же не забыло "исключительно по торговым соображениям" оговориться, что в casus foederis не включается война с Турцией. Одновременно оно великодушно согла-{50}шалось не распространять действие договора на происходившую войну в Америке 50.
Ответ русского правительства, изложенный в ноте Н. И. Панина Дж. Гаррису от 6 (17) мая 1778 г., был малоутешителен для лондонского двора. Панин писал, что, "хотя ее и. в. понимает все значение присоединения" Великобритании к "северной системе", она вынуждена с глубоким сожалением признать, что счиает существующую обстановку совершенно не подходящей для заключения союза между двумя дворами"51.
Не увенчались успехом и последующие обращения английского правительства, предлагавшего уже заключение оборонительного союза "без каких бы то ни было оговорок"52. Разъясняя позицию России, Панин подчеркивал в декабре 1779 г., "что заключение оборонительного союза по самой природе своей не может по времени совпадать с войной фактической, особенно такой, как данная война, причиной возникновения которой послужили обстоятельства, всегда исключавшиеся из союзных договоров между Россией и Англией как не имеющие отношения к владениям этих стран в Европе"53. Еще ранее, в июле 1779 г., новому русскому посланнику в Англии И. М. Симолину категорическим образом указывалось по поводу переговоров о союзном договоре, что в нынешнем "критическом и нежном положении" лондонского двора "самый вопрос существовать не может"54.
Таким образом, с самого начала войны английских колоний в Северной Америке за независимость русское правительство твердо и неуклонно проводило политику строгого нейтралитета, решительно отвергая все попытки Англии навязать ему союзные обязательства. Позиция, занятая русским правительством, получила высокую оценку в Соединенных Штатах. "Мы немало обрадованы узнать из достоверного источника, - писал Вашингтон Лафайету весной 1779 г., - что просьбы и предложения Великобритании русской императрице отвергнуты с презрением"55. В другой раз, отмечая решительный отказ Екатерины II заключить какой-либо договор о взаимопомощи с Англией, Дж. Вашингтон подчеркивал, что русское правительство мотивировало свою позицию в выражениях, носящих отпечаток "уважения к правам человечества"56.
Надо сказать, что, рассуждая о "благах" челове-{51}чества, правительство Екатерины II исходило прежде всего из государственных интересов России и трезвой оценки международной обстановки. Подробный анализ общего международного положения и внешней политики России в связи с войной Англии в Европе и Америке был дан в секретном докладе Коллегии иностранных дел Екатерине II летом 1779 г. Доклад выражал общее мнение первоприсутствующего в Коллегии Н. И. Панина, вице-канцлера И. А. Остермана и членов секретной экспедиции Коллегии братьев Бакуниных, выработанное на заседании 31 июля (11 августа) 1779 г. Этот документ имеет первостепенное значение для понимания общей политики России в связи с войной, которую вела Англия. "Американские ее селения, - указывалось в докладе, - превратившиеся собственной виной правительства британского в область независимую и самовластную (курсив мой. - Н. Б.), не инако противу ее воюют и воевать могут, как внутри своих жилищ и земель, обороняя единственно новое свое бытие по мере ее атаки"57 .
Из приведенного отрывка очевидно, что русское правительство не только считало отделение колоний от метрополии свершившимся фактом, но усматривало причину этого в "собственной вине" английского кабинета. Более того, в докладе прямо указывалось, что отделение колоний от Англии не только не противоречит интересам России, но выгодно ей, поскольку русские товары могут с успехом заменить изделия, доставлявшиеся ранее на английский рынок из Америки, и, кроме того, с самой Америкой будут развиваться взаимовыгодные прямые связи. "...Потеря Англией колоний ее на твердой земле, - делался вывод в докладе, - не только не вредна, но паче и полезна, а еще быть может для России в части торговых ее интересов, поскольку со временем из Америки новая беспосредственная отрасль коммерции с Россией открыться и завестись может для получения из первых рук взаимных нужд". Следует иметь в виду, что все это высказывалось не как мнение отдельного, пусть даже и влиятельного государственного деятеля, а как итог коллективной работы лиц, руководивших внешней политикой страны; сам характер документа - секретного доклада императрице - придавал его содержанию особое значение.
Авторы доклада придерживались весьма скептиче-{52}ского мнения о тогдашнем британском правительстве. "Подлинно внутреннее состояние двора и министерства английского не таково, чтоб могло возбуждать национальную и постороннюю к ним доверенность". Особое недовольство высказывали они в отношении действий Англии на море. "Будучи окружена множеством сильнейших неприятелей, не перестает она, однако же захватом нейтральных судов и с самыми невинными грузами вяще и вяще озлоблять и раздражать прочие народы".
В целом авторы доклада исходили из того, что при определении позиции России в первую очередь должны приниматься во внимание "собственные наши (русские. - Н. Б.) интересы и самое основание всей нашей политики" "северная система". В этой связи они рекомендовали, придерживаясь политики строгого нейтралитета, одновременно укреплять "северную систему", в частности "благовременно и откровенно" "сноситься и советовать об общих мерах" с Данией и Пруссией. Этим, по их мнению, подготавливался для России путь к выступлению в роли могущественного посредника для примирения воюющих сторон. Последующие действия русского правительства в общих чертах соответствовали изложенным в секретном докладе взглядам.
Общее содержание анализируемого доклада, а также другие документы, приводимые в настоящей главе, вполне определенно показывают, что русское правительство в своем отношении к войне США за независимость не руководствовалось в то время принципом легитимизма и не рассматривало американцев лишь как "мятежников" и "бунтарей" против законного монарха. Показательно, что Екатерина II ограничивалась насмешками в адрес Георга III и считала отделение североамериканских колоний от Англии практически неизбежным. Что же касается графа Н. И. Панина и его ближайших сотрудников, то причину восстания в Северной Америке они видели в политике британского кабинета и полагали, что отделение колоний от метрополии не только не противоречит интересам России, но даже ей выгодно "в части торговых ее интересов". {53}