Леонид Рошаль – детский врач. Мужчина крепкого сложения с громким голосом. Он только что пришел в свой кабинет. Он был в одной из московских школ. Там в актовом зале он произносил речь о новом учебном годе. Сегодняшний день его забит встречами и переговорами до самого вечера. Рошалю 71 год, он в России человек известный, кое-кто считает его доверенным лицом президента Путина. Хотя никто не знает, насколько эти двое действительно доверяют друг другу.

Звонит телефон. На другом конце линии голос журналиста из ИНТЕРФАКСА:

"Вы слышали, что террористы хотят с Вами говорить?"

"Какие террористы?" – спрашивает Рошаль.

Вместо ответа на свой вопрос Рошаль слышит удивленное: "Вы ничего не знаете?"

"Нет, ничего не знаю", – отвечает Рошаль, сердясь. Он человек темпераментный.

"В Беслане в Северной Осетии", – рассказывает журналист, – "террористы захватили школу. Они требуют, чтобы в Беслан приехал советник Путина по Северному Кавказу, президент Северной Осетии, президент Ингушетии и Вы. И прямо сейчас".

Журналист на секунду замолкает и потом спрашивает: " Вы готовы туда лететь?"

"Я готов".

"Прямо сейчас?"

"Прямо сейчас".

Журналист кладет трубку. Рошаль сидит с трубкой в руке. Террористы. В школе, полной детей.

Два года назад отряд чеченских террористов захватил в Москве театр Норд-Ост со всеми зрителями. Они тогда заминировали зал и требовали, чтобы в течение недели российские войска были выведены из Чечни. Путин отказался от любых контактов с захватчиками и велел спецназу штурмовать театр. Во время штурма были застрелены почти все террористы. Погибли 117 заложников. Большинство – от усыпляющего газа, который использовали против террористов.

Перед штурмом Рошаль вел переговоры с захватчиками. Он был первым врачом, которому разрешили войти в зрительный зал. В напряженных переговорах он добился согласия боевиков на то, чтобы в зрительный зал доставили воду и медикаменты. Ему удалось вывести нескольких детей. С тех пор он знаменит в России и не только. Рошаль гордится этим. Он набирает один из кремлевских номеров: "Говорит Леонид Рошаль. Мне нужен правительственный самолет, чтобы лететь в Беслан".

В антикризисном штабе собралось человек 20. Здесь начальник ФСБ местного региона Валерий Андреев, здесь президент Дзасохов, здесь спикер парламента Таймураз Мамсуров, депутаты думы Рогозин и Маркелов, заместитель генерального прокурора Фридинский. Кто здесь главный – не понятно. Как не понятно, что, собственно, нужно делать.

Из тех переговорщиков, которых потребовали террористы, приехал пока только Дзасохов. От президента Ингушетии Мурата Зязикова и советника Путина по Северному Кавказу Аслаханова никаких сигналов не поступало. Гадают, почему в списке оказались эти трое представителей системы, а с ними еще и Рошаль. Если смотреть с позиции террористов, никто из них на роль доверенного лица российского президента не тянет. Складывается подозрение, что переговорщиков хотят заманить в смертельную ловушку.

Может быть, по этой причине никак не удается найти ингушского президента и отставного генерала спецслужб Зязикова. Он любит легенды о своей удали, рассказывает, как однажды в астраханском цирке из табельного пистолета застрелил взбесившегося медведя. Зато сейчас он ушел на дно. Мобильник его молчит. Позднее он скажет, что о драме в Беслане он узнал из "средств массовой информации". А СМИ пишут, что в течение всей трагедии с заложниками он сидел в московской гостинице "Президент" и что "изъял его из оборота" сам Путин, его покровитель.

Вместо Зязикова из Москвы спешно привозят двух других влиятельных ингушей: Михаила Гуцериева, бывшего вице-спикера государственной думы, сейчас директора нефтяного концерна "Росснефть", и его брата Хамзата, отставного министра внутренних дел Ингушетии и кандидата на пост ее президента. Они на Северном Кавказе в авторитете. В отличие от людей Путина, они умеют говорить на языке террористов.

Николай Патрушев, глава ФСБ, приземляется в аэропорту под Владикавказом. В антикризисный штаб он не едет. В течение ближайших двух дней там его никто не увидит. Чем занимался главный специалист Путина по национальной безопасности во время кризиса, останется загадкой.

На закрытом заседании совета Безопасности в Москве Патрушев потом шокирует сенаторов высказыванием, что во время захвата заложников в Беслане не было координации действий между МВД, ФСБ и армейским руководством.

Именно такое впечатление и складывается у всех, кто видел работу антикризисного штаба. На первом этаже здания мэрии импровизированный антикризисный штаб вел заседание в двух группах: совершенно изолировано от гражданской части штаба, в противоположном крыле здания, разместились силовики. Тут командовали заместитель главы ФСБ Проничев и командующий 58-й армии. Специалисты ФСБ по подслушиванию со своей техникой расположились тут же.

Спикер парламента Северной Осетии Мансуров, у которого трое детей в школе среди заложников, мечется между двумя почти враждебными группировками в антикризисном штабе. Время от времени он выходит на улицу, чтобы успокоить родственников заложников. Улицы перед мэрией запружены людьми. И Дом культуры по соседству все больше заполняют родственники заложников.

Баррикады построены, длинный тонкий Казбек Дзарасов и другие заложники-мужчины больше не нужны. Необходимость в "живом щите" отпала. Их гонят к центру коридора. Там, где переход в спортзал, начинается узкий десятиметровый проход без окон. Группе Дзарасова приказывают встать на колени лицом к стене. После долгого стояния для ног это очень приятно, но руки все равно нужно держать за головой – это мучение продолжается. Они встают на колени. Когда Дзарасову удается хоть на короткое время успокоиться, он начинает считать предметы, наблюдать за людьми, запоминать происходящее. Он старается убить время – здесь, в эпицентре террора. Ему приходит в голову мысль: "Кто знает, может быть, потом все это будет очень важно. Лучше я все аккуратно запомню".

Казбек Дзарасов запоминает, что он стоит на коленях шестым справа от двери, ведущей в один из классов. В дверном проеме он видит одну из чеченских женщин, одетую во все черное. Он слышит, что она разговаривает с кем-то на повышенных тонах. Слов он не разбирает, потому что разговор идет не по-осетински и не по-русски. Но понятно, что они ругаются. Голоса их громки, особенно голос женщины. Они очень возбуждены.

Следующее, что слышит Дзарасов, – мощный взрыв. Короткий, разрывающийся, громоподобный звук. За ним – крики и выстрелы. Одно ухо ничего не слышит. Слева от него мир рушится и превращается в обломки. Двое мужчин, стоящих на коленях рядом с ним, падают замертво. Шестеро корчатся от глубоких ран и боли. Напротив двери лежит кто-то из террористов, у него кровотечение из живота. Зацепило, кажется, и еще одного. Женщины в проеме двери нет, она взорвалась. Как и почему, Дзарасов не знает.

Террористы в коридоре думают, что начался штурм. Они орут и беспорядочно стреляют. Одна из пуль задевает врача Мамитову – рана в нижней части правой ноги. Когда террористы перестают палить, Мамитову ведут к раненым. Один из террористов ранен в голову, он без сознания, кровь течет из уха, грудная клетка резко поднимается и опускается.

Террористы приказывают, чтобы Мамитова помогла тяжело раненому. "Поздно", – отвечает она. Кожа у умирающего такая темная, что некоторые из заложников считают его выходцем из Африки. Мамитова думает, что он араб. Он небрит, но борода у него не растет.