Может быть, в Эльхотово поломался компьютер, в котором значился ордер на арест Ходова. Может быть, чиновник просто забыл посмотреть. У будущего захватчика заложников было, впрочем, уже и в то время достаточно денег, чтобы откупиться.

В начале августа 2003 года Ходова видели еще раз – в Ингушетии вместе в Хаджи Али. Они встречались в деревне Инарки с торговцем Муссой Яндиевым и хотели получить с него 150 тысяч рублей – или 5 тысяч долларов. Рядом с Инарки находится как раз тот лесок, в котором отряд, предназначенный для бесланской операции, разбил свой последний лагерь. Может быть, хотели привлечь и торговца? Может быть, Ходов уже тогда собирал деньги, машины, контакты, информацию?

Потом след Ходова теряется. Хаджи Али говорит, что Ходов был в медресе в Дагестане. По сведениям российских секретных служб, он был в лагере по подготовке террористов недалеко от Галашки в Ингушетии. Там он якобы познакомился с другими участниками набега на Беслан. Точно известно одно: 3 февраля 2004 года Ходов объявляется во Владикавказе. Он совершает подрыв северокавказского военно-юридического факультета: семеро погибших, десять человек раненых. Выписан еще один ордер на арест Ходова.

В местной газете появляется фотография Ходова на первой полосе: серьезный молодой человек, 28 лет, в черном пиджаке. И хотя к тому времени розыск Ходова шел уже по 2 ордерам на арест, он преспокойно гулял по улицам родного Эльхотова весной и летом 2004 года. Тамошний начальник милиции, старший лейтенант Валерий Джибилов, не дает приказа арестовать Ходова, гуляющего под его окнами. По халатности ли, от безразличия или легкомыслия – это не известно.

Во всяком случае, вся подготовка Ходова к Беслану шла на глазах властей.

Майор Гурашев, участковый милиционер поселка Хурикау и первый заложник того сентябрьского дня, сидит недалеко от школы #1 в доме 89 по Коминтерновской. Сюда ему удалось сбежать, как только террористы выскочили из машины. Они просто забыли его на заднем сидении его 'жигуля', и как только началась стрельба, он понял, что одному тут ничего не сделать, закатился под машину.

Сейчас он звонит начальству. Начальство подключает следователей. Проходит немного времени, и Гурашев второй раз за день становится жертвой: коллеги из Владикавказа ему, мусульманину, не верят. Его, почти четверть столетия безукоризненно служившего в своей деревне, подозревают во лжи. Его, по собственной воле кинувшегося к ним с докладом, они объявляют пособником террористов.

Майор Султан Гурашев узнает российскую правоохрану теперь с другой стороны, обычно не знакомой людям в милицейской форме. Им начинает заниматься группа под руководством следователя по особо важным делам Игоря Ткачева и работающая по заданию генпрокурора Владикавказа.

Майора, вставшего на пути захватчиков, когда еще было не поздно, сломали бесконечными допросами. Когда его отпустили, у него была рваная рана на лбу длиной 8 сантиметров, левый глаз заплыл полностью, на груди и левом бедре – огромные гематомы. Мошонка растоптана.

Казбек Дзарасов осетин, ему 34 года, высокий и худой, попал в заложники вместе с матерью и сыном. Его жизнь с первых минут подвергалась особой опасности – отношение захватчиков к взрослым сильным мужчинам проявилось с самого утра в том, что они отобрали 20 из них и увели в коридор. Был среди них и Казбек Дзарасов, большой, жилистый и с добрыми глазами.

В коридоре бурлит жизнь. Террористы бегают туда-сюда. "Как у себя дома", – думает Дзарасов. Все заняты делом, все без масок.

Главный коридор школы #1, длиной в 50 метров и шириной в 4 метра, освещают два ряда окон – по семь с каждой стороны. Окна эти выходят во внутренние дворы. Перед ними, держа руки за головой, стоят Дзарасов и другие. Они живой щит.

Другим заложникам, среди них и старшим из школьников, велено сооружать баррикады у окон. Они подтаскивают книги, мебель, снятые с петель двери. Работа затягивается. Раз за разом наполовину готовые баррикады разваливаются. Просветы для стрельбы, которые сооружают из плакатов и картинок в рамках, оказываются неустойчивыми. Закрыть окна долго не удается. Охранники мечутся, пиная заложников ногами, а иногда и прикладами, и все время кричат: "Тишина, не дергаться!"

У Дзарасова свело ноги, в руках он больше не чувствует притока крови. Он все еще стоит перед этим окном, держа руки у головы, хотя и руки, и ноги нестерпимо болят. Но стоит пошевелиться или хотя бы переступить с ноги на ногу, как его сразу бьют по ногам, по бедрам, по бокам. Так он стоит в течение многих часов.

С 11.30 школу окружают части 58-й армии. На одном из блокпостов оказывается и Роман Алиев, уже год служащий в патрульной милиции. Его пост на улице Коминтерна. Настоящего приказа он не получал. Как и другие милиционеры, он сам решил, что нужно бы блокировать перекресток в 150 метрах от школы. Насчет какого-то плана окружения объекта Алиев ничего не слышал.

В Беслане около 500 милиционеров. Сейчас они занимают посты по широкому кольцу вокруг школы. Приказов они не слышат. Радиопередатчики большую часть времени молчат. Новый начальник милиции в должности всего месяц. Его вообще не видно.

Тем временем в течение дня подходят все новые жители Беслана, родственники тех, у кого в школе дети, сестры, отцы. На милиционеров в ограждении градом сыпятся вопросы. Но они и сами ничего не знают. Информации у них никакой. Как все прочие, они слышат только слухи. Они послали кого-то в городскую администрацию – к Дворцу культуры. Говорят, что там выдают всю информацию, которая имеется в наличии.

Роман Алиев, стоя здесь, в ограждении, узнает, что у его подруги Дианы случился нервный припадок. Она в больнице. Ее младшие брат и сестра – оба ученики школы #1, им обоим в первые минуты трагедии удалось сбежать. В самые первые минуты это удалось нескольким сотням людей. И даже в течение первого дня из школы нескольким людям удастся бежать. Две девочки убегут из уже занятого террористами здания.

Врач Лариса Мамитова, мать Тамерлана, в сопровождении террористов идет к тому, кого они называют Полковником. Он сидит в библиотеке на первом этаже за столом. Он приглашает Мамитову тоже присесть. На полу валяются книги. Большинство – советских времен. "Белый снег" Юрия Бондарева о Сталинградской битве. "Как закалялась сталь" Николая Островского. Даже копия ленинской "Искры" среди них. На стене – стенд, на котором написаны слова Чехова: "Равнодушие парализует наши души и ведет к преждевременной смерти".

У Полковника длинное лицо, борода клином. Наголо остриженная голова покрыта мусульманской вязаной шапкой. На нем брюки от камуфляжного костюма, черная майка и пояс, на котором висят гранаты, нож и штык. На руках – черные перчатки с обрезанными кончиками пальцев. Он держит снайперскую винтовку с большим оптическим прицелом. Полковник подходит к окну и через прицел смотрит на дом, в котором, как он подозревает, сидит снайпер федералов. Несколько минут он наблюдает за этим окном через свой прицел, потом трижды стреляет.

Полковник производит впечатление уверенности и спокойствия. Он спокоен настолько, что Мамитовой кажется, захват заложников для него дело не новое. Рядом с ним другие террористы кажутся зелеными юнцами. Они ради развлечения палят по проезжающим перед школой машинам, по курам и уткам, и когда попадают, радуются, как дети. Полковника они боятся, Мамитова это чувствует. Что он приказывает, все исполняют.

Полковник снова садится к столу напротив Мамитовой. Он дает ей лист бумаги и шариковую ручку, и диктует номер телефона, по которому ему должно звонить российское правительство. Потом он запускает руку в карман брюк и долго что-то ищет там. Он вытаскивает план школы, смотрит на него и убирает снова в карман. Наконец он достает лист бумаги, на котором что-то написано, и диктует Мамитовой свои требования. Для переговоров в школу должны прийти президенты Северной Осетии и Ингушетии, советник Путина Асламбек Аслаханов и Леонид Рошаль, детский врач из Москвы, доверенное лицо Путина. За каждого раненного боевика будет расстреляно 20 заложников, за каждого убитого – 50. В случае штурма школа будет взорвана. Кроме того, Полковник требует, чтобы из Назрани привезли воду, ингушскую воду, чистую воду.