- Пройдемте, пожалуйста, сюда. Правление готово с вами встретиться.

Они пошли за ней вдоль стен цвета бисквита, на которых висели весьма сдержанные работы импрессионистов, к большим двойным дверям в самом конце коридора. Открыв дверь, женщина вежливо впустила их в комнату для заседаний правления "Артемис".

Элеонор окинула взглядом представшую перед ней сцену. Длинный прямоугольный стол, отполированный так гладко, что в нем отражалось все как в зеркале. Серьезные лица семерых мужчин средних лет, сидящих за столом Говард Тори - единственный директор, с которым Элеонор встречалась наяву Но она узнала всех остальных по фотографиям в ежегодном отчете. Гарри Трастер, Кеннет Рич, Кит Вилсон, Конрад Майлз, Мартин Бернбаум.

Все серьезные люди с Уолл-стрит.

Все интересовались только акциями.

Ей вдруг подумалось: а присутствовала ли когда-нибудь хоть одна женщина на правлении?

- Том, Элеонор, рад видеть вас, - великодушно произнес Говард Торн.

"Что за отвратительный тип?" - подумала Элеонор, мило улыбаясь ему.

- Я знаю, у вас готов доклад. Поэтому почему бы нам сразу не приступить к делу? - Он показал на пустой стул во главе стола. - Ну, кто первый?

Элеонор еще раз оглядела комнату. Фарфоровый кофейный сервиз. Потрясающий вид на центр Манхэттена сверху.

Город лежал внизу, словно сверкающая панорама. И группа финансистов, совершенно не интересующаяся тем, что она собирается сказать. На самом деле они ждут реальных цифр, которые им преподнесет Том.

- Я начну. - Ее голос звучал ясно и уверенно Она прошла к указанному месту, открыла щелчком портфель и не спеша разложила материалы перед собой. Потом обратила лицо к миллионнодолларовой аудитории, к семерым мужчинам. Они обладали властью подвести черту под ее карьерой одним росчерком пера, они могли продать ее студию японцам.

- Джентльмены, - легким тоном сказала она, - меня зовут Элеонор Маршалл, я являюсь президентом "Артемис студиос".

Глава 20

В вестибюль "Виктрикс" они ввалились вместе, спотыкаясь и хохоча, как подростки. Голдман все еще улыбался ей, когда они регистрировались, чувствуя огромное облегчение после одержанной столь большой победы.

Все прошло прекрасно. Цифры Тома были тщательно изучены, проанализированы правлением, и оно сочло их впечатляющими. А речь Элеонор произвела фурор. Голдман видел удивленные, внимательные лица степенных мужчин, когда она говорила им о сути кинобизнеса, которую трудно определить словами, о том, как трудно подсчитать, как и в чем вернутся затраты. Плавно и сдержанно жестикулируя, понятными терминами она объяснила им, что если Мартин Веббер не произвел ничего, кроме обманутых надежд, то это не значит, что и она на этом посту собирается следовать его примеру.

Наконец Элеонор перешла к фильму "Увидеть свет", доводя до них свою точку зрения с такой страстной горячностью, что даже банкиры вроде Конрада Майлза и Гарри Трастера начали понимать суть проекта и то, как много денег он может им принести. Говард Тори хорошо отозвался о Роксане Феликс. Ну что ж, Голдман ничего другого и не ожидал. Вдруг у него возникла мысль - не спит ли Роксана с этим толстым идиотом? Но решил, что нет. Она супермодель, стоящая сорок миллионов долларов, и, уж конечно, ей недостойно трахаться с Говардом Торном ради роли. Торн мог гарантировать только одно: чтобы на студии посмотрели ее пробы, - но никак не утверждение на роль. "Увидеть свет" по сравнению с тем, что эта женщина заработала как супермодель, мало что принесет. Так что ей нет смысла одаривать этого борова своими милостями Убедительным доводом в пользу фильма послужила видеокассета, которую Элеонор вынула из портфеля, попросив принести телевизор. Она показала им пробы Зака и Роксаны, не забыв подчеркнуть, сколь огромный резонанс в обществе получили слухи об их связи.

Мужчины улыбались, но Том видел, что они слабо вникали в ее слова. Все были заняты тем, что пытались справиться с собственным возбуждением. К концу пятиминутной прокрутки кассеты Элеонор Маршалл заставила этих парней есть из ее наманикюренных пальчиков. Все как один стали ярыми сторонниками фильма "Увидеть свет".

Голдман пока не ушел из опасной зоны. Он это понимал Японцы будут продолжать кружить над студией, но по крайней мере Элеонор сумела их убедить, что продать "Артемис" сейчас будет ошибкой. Что новый фильм может поднять цену акций, помочь выручить за компанию больше. Если вообще возникнет нужда продавать. Это не спасение, но отсрочка.

Или передышка. Незначительная по времени. В данный момент это самое большее, на что он мог надеяться.

- Вот, сэр, президентские апартаменты и императорские. - Администратор подала им ключи. - Вам нужен лакей, чтобы отнести вещи?

Голдман подхватил свою легкую сумку и покачал головой.

Затем взял маленький аккуратный чемоданчик Элеонор.

- Нет, спасибо, мы сами справимся.

- Ты теперь мой носильщик? - поинтересовалась Элеонор.

Голдман склонил голову:

- После того представления, которое ты сегодня выдала, я готов на все, мадам.

- Не искушай меня, - поддразнила Элеонор, направляясь к лифту.

Лифт с легким шипением проехал все этажи гладко, как по шелку.

- На этот раз ты не собираешься нажимать на "стоп"? - спросила Элеонор у Тома.

Она флиртовала с ним, голова кружилась от одержанной победы. Облегчение от сделанного, от того, что они выдержали с честью сегодняшний день, было слишком сильным. Она готова была вести себя безрассудно. Если они немножко развлекутся, ничего страшного. Во всяком случае, сюда, в Нью-Йорк, уши-локаторы Изабель Кендрик не дотянутся...

- Можешь теперь смеяться...

- Спасибо, - улыбнулась Элеонор.

- ..но тебе нужен был тот разговор. И я оставляю за собой право остановить лифт, когда захочу...

- О'кей, тренер. Ладно. А как вышло, что у меня всего-навсего президентские апартаменты, а у тебя императорские? Название твоих звучит солиднее...

- Возраст и красота, - весело заявил Голдман. - Вот причины. А потом я здесь император. Заруби себе на носу.

- Может, нам пора заиметь императрицу? - спросила Элеонор. - А я могу заменить тебе Джейка Келлера.