Это в Ганновере они были - фон Саксен-Кобурги, а в эмиграции - все много проще. (А вариантов немного: пробирки, или... панель.)

Я смотрел на эту девчушку и знал, что она, конечно, не "Гретхен", но и - мыть пробирки с приличным именем...

И, вообще, с такими нежными, белыми ручками - не дело копаться в кислотах, да щелочах...

И еще - я знал, какая альтернатива для таких девочек. И Кислоты со Щелоками для меня в сто крат полезнее для здоровья, чем духи на пачулях, да новомодная ароматическая вода из розовых лепестков...

Ну, та самая - коей полощут рот после "дел по-французски", - это ж не дело, когда изо рта - разит мужским семенем!

Все эмигранты были нищи и голодны и Бог им Судья, как зарабатывать на свой горький хлеб... Кстати, - тестю моему еще повезло с местом - сказалось родство с моей матушкой. Да и Маргит приняли в Университет только поэтому...

А так, - духи-пачули, да полоскание из розовых лепестков...

Я лучше - пущу себе пулю в лоб, иль уйду жрать мох на родные болота, но... Впрочем, не мне судить.

Не знаю уж - как получилось, но я спросил вдруг (к удивлению для себя):

- "Напиши-ка, пожалуйста, я хочу взглянуть на твой почерк".

Маргит от такой просьбы в первый миг растерялась, а потом показала мне ведомость на моющие средства. У жены моей прекраснейший почерк - тоненький и убористый...

Я закрыл ведомость и сказал:

- "Передай кому-нибудь пробирки и мыла со щеточками. Пойдешь ко мне?" девушка вздрогнула, а я нарочно допустил здесь двусмысленность. Моя Жеребячья Кровь стала потихоньку бурлить от одного запаха незнакомки и ежли бы она сразу же согласилась, я бы - не устоял. И у меня была бы иная жена.

Но Маргит, не зная, что отвечать, машинально взяла очередную пробирку и пошла ее мыть. Она шла сгорбившись и боясь понять меня "в дурном смысле". Я был совершенным Хозяином в наших краях и мог бы учинить над ней и не то, что вытворял кузен мой - упырь Константин.

Тогда я, как ни в чем ни бывало продолжил, как будто случайно прерванную фразу:

- "... секретарем-референтом. У меня много встреч и мне нужен помощник, коий вел бы протоколы всех моих заседаний".

Маргит необычайно обрадовалась, ибо... Работа секретаря имеет несколько иной статус, нежели работа на кухне. (Потом она признавалась, что кроме радости - она в тот момент лихорадочно считала в уме: что выгоднее лишний обед для сестер и братишек, иль - большее жалованье секретаря!)

Я сказал ей, куда надо идти, и где меня находить - после того, как будет все передано новой уборщице.

Когда она появилась (уже в новом качестве), я не сдержал улыбки. Маргит переоделась в какое-то подобье военной формы и - надела армейские сапоги.

Так было принято при дворе моей матушки, - по новой моде даже рижские проститутки "исполняли свой долг" нагишом, но - в начищенных сапогах! Герцогство моей матушки было, конечно - больше Европой, чем дикая Русь, но восточный обычай - "походить на Хозяйку" укоренился и среди нас. Сами знаете, что происходит с водой в сообщающихся сосудах...

И вот эти вот сапоги, да подобострастное глядение в рот моего нового "референта", довело меня до того...

С первого до последнего дня моей службы в Дерпте, я начинал работу с утра и заканчивалась она - ночью. У нас не было времени на сон и всякие глупости.

Так вот, - в первый же день моего знакомства с Маргит, я выслушал последний доклад во втором часу ночи. Я распустил моих научных сотрудников, а Маргит, как секретарь, обязана была закрыть за мной дверь.

Вот когда она гремела ключами, а мы стояли в пустом, ночном коридоре, я поставил свечу на пол и...

Я взял Маргит за талию, а она была такой худенькой, что руки мои почти что сошлись...

Девушка вздрогнула и как-будто стала вытягиваться меж моими руками в тонкую струнку, пытаясь ускользнуть от меня, и - не смея мне ответить отказом. Я был для нее - Хозяин.

Мне вдруг стало стыдно. Я знал, что могу поманить ее пальцем, отвести в мою келью, а там - надругаться по-всякому, - пусть даже греческим образом, а она - не посмеет противиться. Я был Хозяин здешних краев, а она - нищая эмигрантка.

Я медленно повернул малышку к себе, чуть приподнял ее и губами почувствовал, как она плачет. Тихонько. Беззвучно.

Потом жена говорила, что у меня в ту минуту руки тряслись от похоти... и она уже попрощалась со своей Честью.

А у меня в голове - как наяву: я лежу парализованный в моих Озолях и молю Господа, чтоб он вернул мне Мужскую Силу. И еще, - тот самый вечер, когда я пришел с друзьями в Рижский театр, а там нас ждали два юных актеришки...

Актерская Судьба очень проста: без известности нету ангажементов, а без ангажементов - нету известности. Поэтому первый ангажемент "юному дарованию" всегда покупают.

Я оплатил обоим актерам (они были братья) полный ангажемент на весь год в главных ролях в "Двенадцатой ночи". За это - один из них должен был играть роль Виолы для меня по ночам на весь срок ангажемента, а другой Цезарио (в том самом смысле, как найденыша пользовал сам Орсино - уроженец Иллирии, - читай Греции). Один из них обязан был принимать нас в женском белье, парике и всем прочем, другой - греческого пажа...

Я получил свое. Мои друзья - Петер с Андрисом тоже "побаловались с актеришками" за мой счет... Да только жизнь моя понеслась после того - под откос...

Я не знаю, - почему это мне вдруг привиделось. Да только я осушил поцелуями слезы моей маленькой Маргит и спросил:

- "Тебе сколько лет?"

Она почти всхлипнула:

- "Мне? Шестнадцать..."

Ноги мои подкосились. Переспать с юной девицей - одно, но с почти девочкой - совершенно другое. Извинение тут может быть - только если мы сверстники...

Я поставил малышку на место, с чувством поцеловал ее в рот и сказал:

- "Извини. Совсем озверел я без женщин. Это - не повторится. Пойдем, я посвечу пред тобой..."

По сей день жена, рассказывая доченькам о сем случае, странно вздыхает и говорит:

- "Вот так ваш батюшка пощадил вашу мать... Знали бы вы, как я напугалась! Знали бы вы, как я на минуту обиделась, когда он - передумал! А потом он взял меня за руку и я знала, что сие - Ваш будущий Батюшка. У него руки тряслись и горели и я знала, что... Вы сами знаете - что!"

Жизнь потом пошла своей чередой. У нас было много работы и Маргит стала не только что - секретаршей, но и - поварихой, и моим интендантом и почти что - женой. (Разве что - без постели!)

У слуг всегда вырабатывается что-то навроде чутья и вскоре приказания Маргит исполнялись людьми, как мои. Как-то само собой получилось, что я познакомился с ее родителями и узнал ее настоящее имя. Но для нас двоих она так и осталась "Маргит" и многие теперь всерьез изумляются, что "Маргит фон Бенкендорф" на самом-то деле - "Георгина Шарлотта".

У людей возникает дурацкий смех и они устраивают даже соревнования как просклонять "Георгину", или "Шарлотту" так, чтоб в сокращении вышло бы - "Маргит".

Пару раз в Университете у нас была матушка. Ей, видимо, доложили про мою "юную секретаршу" и она на первой же встрече с будущей невесткою "тет-а-тет" без обиняков спросила, - не предпочитаю ли я "греческий способ", как "наследие грехов молодости", и не приучился ли я среди якобинцев "новомодному развлечению на французский манер"?

- "Мне сие важно знать, он - Наследник и я хочу быть уверена, что прихоти его не пресекут Нашу Династию!"

По рассказам моей сестры Дашки, коя присутствовала на сем "девичнике", матушка спросила сие так, как будто и вправду имела в виду - внуков от собеседницы. При том, что в доме фон Шеллингов очевидно, что мать будущих законных детей не "пользуют" ни "французским", ни тем более - "греческим способом". Такой вот - иезуитский момент.

Маргит на сие растерялась и пролепетала, что не знает, ибо...

Дашка рассказывает, что лишь при этих словах матушка напряглась, совсем по-иному смерила собеседницу уже иным, но - не менее оценивающим взглядом, а потом - спросила по-иудейски: