– Куда вы торопитесь! – крикнул им Беник. – Хоть бы распробовали! Ей-богу, вы же подавитесь! Жуйте!

– Легко сказать – жуйте, – смеялся Жан-Мари. – Тут нужны стальные челюсти.

– Да, жестковато!

– Все равно что наши ботинки!

– У меня зубы попорчены цингойnote 230. Я этого не осилю.

– Терпение!

– И что будет?

– Я берусь через двадцать четыре часа сделать из этой подошвы мягчайшее мясо, как у пуляркиnote 231.

– Глупости! Не может быть, Жан-Мари!

– Может, Беник.

– Любопытно будет посмотреть.

– Через двадцать четыре часа! А пока съедим язык.

Если мясо молодого тапира нежное и вкусное, то у старого оно жесткое и требует специальной обработки. В данном случае Генипе попался старый самец, может быть, самый старший в стаде.

Жан-Мари, отчаявшись разжевать мясо, сорвал несколько пальмовых листков, завернул в них куски мяса и оставил лежать до завтра, уверяя, что оно станет мягче.

Беник, который обычно во всем сомневался, на этот раз с доверием отнесся к заявлению своего приятеля. И оказался абсолютно прав. Пальма, с которой Жан-Мари сорвал листья, известна своей способностью размягчать мясо. Путешественники часто используют ее сок, чтобы сделать вырезку только что убитого зверя удобоваримой. Главное, не передержать, чтобы не получился обратный эффект.

На следующий день Беник признал, что эксперимент удался: мясо стало мягче и нежнее, однако приобрело неприятный привкус. Моряк не решался признаться в этом своим друзьям, но дичь, добытая с помощью отравленных стрел, все же не слишком ему нравилась. В глубине души он мечтал поесть жаркое из животного, убитого самым обыкновенным способом – пулей.

Случай не заставил себя долго ждать.

Беглецы вновь пустились в путь. Вот уже два часа, как им приходилось пробивать себе дорогу среди густых зарослей. Паталосы шли впереди и в полном смысле слова прорубали чащу, размахивая саблями. В остальном же друзья чувствовали себя неплохо. В новой одежде было не жарко, а об удобстве обуви и говорить не приходилось. Они и думать забыли о своих недавних босоногих мучениях.

Внезапно послышался шум, и индеец, шедший во главе колонны, велел остановиться. Уаруку навострил уши и встал в стойку, готовый в любую секунду ринуться вперед. Генипа поднял лук, Беник зарядил ружье и лязгнул затвором. Боцман заметил, как метнулась в кустах тень, и выстрелил в тот самый момент, когда Генипа крикнул ему на ухо:

– Не стреляй, Беник! Не стреляй!

Вдали раздался невообразимый шум.

– Настоящий залп, – оценил бретонец.

Затем все услышали душераздирающий крик, как будто визжал поросенок, которого режут.

– Попал! Попал!.. – обрадовался стрелок и бросился на крик.

– Назад!.. Беник!.. Назад! – кричал Знаток кураре.

Куда там! Охваченный азартом француз ничего не слышал, ничего не понимал. Ведь там подстреленная дичь! Он подстрелил ее!

– Кто это: свинья?.. Дикий кабан?..

Беник подбежал к жертве, чтобы прикончить ее, но крик удивления вырвался из его груди.

Со всех сторон показались разъяренные звериные морды. Маленькие, красноватые глазки, оскаленные клыки. Штук двадцать кабанов встали полукругом и загородили раненого собрата.

Однако боцман и не думал отступать. Ему во что бы то ни стало нужна была добыча. Разве может матрос спасовать перед свиньями, пусть даже и дикими? Беник бросился на врага. Он размахивал ножом, крушил, громил направо и налево. Шеренга рассеялась, и вскоре вокруг лежало уже несколько раненых животных. Боцман не посрамил флот. Но раненые звали на помощь. Из лесной чащи послышался зловещий топот копыт. Он приближался, становясь все громче. Из зарослей показались кабаны. Их было вдвое, втрое, вчетверо больше прежнего.

Охотник почувствовал острую боль в ногах и, опустив глаза, увидел, что весь в крови. Если бы не кожаные башмаки, ноги его оказались бы изодраны до костей. Напрасно он пытался сладить с разъяренными животными. На место убитых тут же вставали новые, еще более свирепые. Оставалось только отступить. И не просто отступить, а бежать, драпать со всех ног. Иначе – конец!

Беник боялся упасть. Куда бы он ни ступал, всюду нога его утыкалась в спину или в бок кабана. Злополучный охотник совсем растерялся и потерял ориентацию, он не знал, куда нужно идти.

К счастью, бретонец вовремя расслышал окрик Генипы:

– Сюда, Беник! Скорее сюда!

Бежать!

Наконец француз увидел индейца, который искал его вместе с верным Уаруку.

– О! Грязные твари!

– Беги, Беник! Беги!

Генипа, который, как известно, не ведал малодушия, повернулся и побежал впереди боцмана, то и дело оборачиваясь и как бы указывая ему путь. Вдвоем они выскочили на небольшую поляну. Знаток кураре остановился под деревом, чьи длинные ветви спускались почти до земли.

– Это нам и нужно!

– К нам, Беник! – раздался сверху голос Жана-Мари.

Задрав голову, охотник увидел матроса, который протягивал к нему руки.

– Поднимайся!

От страха силы удвоились, и боцман моментально очутился наверху, не заметив даже, что весь расцарапан ветвями.

– Месье Синий человек, возьмите мою собаку, – попросил Генипа и приподнял Уаруку.

Феликс схватил пса за загривок и втащил наверх. После этого к ним присоединился и Генипа.

– Ну что, старина, – насмешливо спросил Жан-Мари, – тебя не слишком потрепали?

– Не говори! Еще немного, и эти хрюшки оставили бы от меня один скелет.

– Это пекари, дикие свиньи, – задумчиво сказал Генипа, вытирая окровавленную ногу.

– Так эту дрянь называют пекари?.. Нечисть какая! А кстати, куда подевались паталосы? – Беник только что заметил: на дереве сидели лишь Феликс, Генипа, Жан-Мари и Ивон.

– Как куда? Они, как и мы, на деревьях… понемногу на каждом. Кто куда успел.

– Но каким образом этим бестиям удалось обратить в бегство дюжину мужчин?

– Ты бы посмотрел, что они с тобой делали! К ним лучше не приближаться. Еще немного, и от тебя остались бы только роскошные башмаки. Между прочим, куда ты подевал ружье?

– Оно осталось на поле боя.

– А нож?

– Сломался.

– Зачем ты выстрелил? – спокойно спросил Генипа, заряжая лук отравленной стрелой. – Я знаю пекари. Эти злобные животные всегда убивают одинокого охотника.

– Слава Богу, что Генипа, услыхав их топот, подсказал нам взобраться на это дерево, а сам отправился на ваши поиски, дядя. А то бы мы побежали к вам, и я не знаю, чем бы все кончилось.

– Пекари разорвали бы вас! Свиньи очень разъярены! Чувствуете, как они пытаются раскачать дерево?

В самом деле, кабаны, похоже, решили взять убежище людей штурмом, начав раскачивать воздушную крепость. К счастью, дерево было очень мощным. Будь оно потоньше, охотникам пришлось бы худо. Окружив дерево, кабаны числом до сотни угрожающе ревели, становились на задние ноги, вытягивали вперед свои пятачки и по очереди, с разбега, атаковали ствол, страшно радуясь, когда от него отлетали щепки.

В конце концов, утомившись, нападающие отошли назад, улеглись на траву, немного отдохнули и с новыми силами взялись за старое, и не подумав покидать поле битвы. Напротив, всем своим видом они показывали, что своего добьются.

Европейцы только диву давались, а Генипа объяснил, что пекари очень сплоченны, все делают сообща: добывают пищу, защищают своих от любого врага – человека ли, пумы, удава или ягуара. Никто не в силах устоять против пекари, когда те все вместе.

Между тем необходимо было что-то предпринять. У осажденных не было ни пищи, ни воды. У Феликса и Жана-Мари, к счастью, остались ружья, а у Генипы – несколько стрел.

Двумя выстрелами убили двух пекари, Знаток кураре уложил третьего. Однако эти три смерти не произвели ни малейшего впечатления на атакующих. Шум выстрелов их не пугал. Штурм дерева-крепости усиливался.