— Есть, капитан!

Из заведения Эчеррагуэ выскочила беспорядочная группа людей, все размахивали оружием и громко кричали:

— Muere el traidor!

— Они направились к Ириондо… Беднягу прикончат. Во главе группы шел элегантный молодой человек, лет двадцати трех — двадцати четырех, одетый по-европейски.

— Это Кандиотти, — проговорил Флажоле, — мой друг, один из руководителей мятежа. Какая жалость, если ему переломают кости… он богат, умен и храбр, как парижанин.

Кандиотти заметил троих французов и приветственно помахал рукой Флажоле.

Группа росла по мере продвижения и подошла к дому Ириондо, намереваясь взять его во что бы то ни стало.

Дверь оказалась прочной. Несколько заговорщиков принялись рубить ее топорами, прочие вели беглый огонь по фасаду и плотно закрытым окнам. Внезапно дверь отворилась. Поток света от факелов, находившихся в руках дюжины пеонов, залил вход.

Оружия у них не было. Взбешенные «Колорадо» ринулись в широкий коридор и остановились, завидев нечто неожиданное. Бледная, дрожащая, непричесанная, со сверкающими глазами, лицом к ворвавшимся заговорщикам стояла скрестив руки юная девушка, почти ребенок, лет пятнадцати, неописуемой красоты.

Шум смолк, прекратились крики, все замерли.

— Чего вы хотите? — в полной тишине девушка, не сводя глаз с ворвавшихся людей.

— Ириондо! — воскликнул кто-то раздраженным голосом. — Смерть предателю!

— Кто осмеливается заявлять, будто Ириондо предатель? — воскликнула она.

— Я! — ответил нарушивший молчание. — Это я желаю ему смерти!..

— Ты, Педро? Ведь отец спас тебя от тюрьмы!..

— Умри же и ты, змея! — крикнул огромный метис и выстрелил.

Быстрый как молния Кандиотти оттолкнул оружие метиса в момент выстрела, затем, огрев ублюдка саблей плашмя по лицу, звенящим голосим приказал:

— Разоружите его!

Четверо человек тотчас вырвали у метиса нож и револьвер.

— Убирайся!.. Мы воюем с мужчинами!.. Мерзавец, посягнувший на жизнь женщины, не имеет права находиться в рядах патриотов, — произнес гневно Кандиотти.

Взбешенный метис побагровел и со следами удара на лице удалился нетвердой походкой.

— А вы, дитя, поймите, — продолжал отважный партизан, — противостоять воле народа просто глупо. Разрешите пройти, сеньорита… «Колорадо» города Санта-Фе низлагают губернатора Ириондо.

— Вы не тронете моего отца! Нет! Сеньор Кандиотти, это невозможно!.. Смилуйтесь над ним… Сжальтесь!.. Заклинаю во имя вашей матери…

Молодой человек вложил саблю в ножны, почтительно снял шляпу и легким движением руки отодвинул девушку, едва стоявшую на ногах.

Эта сцена длилась недолго. Но когда повстанцы вошли в дом, то Ириондо там уже не было; пока дочь вела переговоры с непрошеными гостями, губернатору в сопровождении капитана Барриаса удалось бежать и укрыться в иезуитском колледже.

Поиски в стенах этого заведения оказались бесплодными. Ириондо просидел под главным алтарем сорок восемь часов без еды и питья и в смертельном страхе ждал, чем кончится восстание.

Заговорщики решили: Ириондо, возможно, укрылся в местной тюрьме. Туда тотчас же отправилась группа всадников. Проскакав через проход Санто-Томе, они очутились перед зданием тюрьмы.

Тем же маршрутом отправился Флажоле, договорившись с Буало и Фрике о встрече. Те же пришли на площадь другим путем, со стороны губернаторского дома. Так трое французов снова оказались вместе.

Опять зазвучали возгласы: «Смерть предателю!..» Обезумевшие от ярости и тростниковой водки, люди бросились на штурм местной тюрьмы.

Огромные ворота были заперты. Неустрашимый Кандиотти первым подошел, вставил револьвер в замочную скважину и четыре раза выстрелил. Пятого выстрела не потребовалось. Как и в доме Ириондо, ворота внезапно распахнулись во всю ширину.

Раздалась команда: «Пли!» Мрачный, точно пещера, длинный коридор осветился зловещими вспышками. На наступавших обрушился свинцовый дождь пуль, выпущенных из множества ремингтонов[341].

Кандиотти, Итуррассе и сотня их сторонников моментально залегли. Пространство наполнилось дымом. Стоны раненых смешались с криками горечи и отчаяния. Зрелище было ужасным.

Застигнутые врасплох, но не разгромленные, «колорадо» оправились от неожиданности и с ножами в руках обрушились на два взвода провинциальной гвардии, засевших в местной тюрьме.

Атака была остановлена штыками первого взвода, а второй взвод вынудил нападавших покинуть территорию тюрьмы. Но «Колорадо» попытались предпринять новый штурм.

Флажоле, Буало и Фрике, само собой разумеется, безоружные, очутились из-за своей безответственной бравады в самом опасном месте. Казалось, их хранил какой-то добрый гений.

— Этих отчаянных ребят перебьют до последнего, — заметил бывший офицер зуавов. — Вот несчастье! О, Боже… Хотя это меня не касается, но большего я вынести не в силах. Отходить! — он. — Отходить!..

Услышав команду, повстанцы рассыпались, как полагается пехотинцам, и приняли меры предосторожности: одни укрылись за деревьями на площади, другие легли ничком.

Переждав немного, нападавшие повели огонь по широко распахнутым воротам местной тюрьмы, в ответ слышались выстрелы из ремингтонов.

Солдаты провинциальной гвардии, являвшиеся частью регулярных войск, в конце концов сумели закрыть ворота: нападавшие остались снаружи.

Пока один из взводов вел огонь из бойниц на фасаде главного корпуса, другой поднялся на «асотею» (террасу) и стрелял без остановки, но, впрочем, и без особого успеха.

Внезапно протрубил рожок, и на западе, где располагались «cuartel d'infanteria» (пехотные казармы), послышался барабанный бой.

— Вы сейчас попадете в окружение! — воскликнул Флажоле. — Идет отряд на помощь гвардии. Через несколько минут вы очутитесь между двух огней.

— Нельзя допустить, чтобы этих храбрецов перестреляли как кроликов, — звенящим голосом прокричал Фрике.

— Отряд необходимо остановить…

— Но как? — Буало.

— Черт побери! А баррикады на что?!

Стоило лишь произнести это слово, как повстанцы, видя приближение беды, занялись мостовой улицы, ведущей от площади к казармам.

Двойная баррикада, спереди и сзади снабженная брустверами, возникла как по волшебству — хватило пяти минут. И вот наступил решающий момент. Тридцать человек остались на баррикадах, а прочие заняли боковые улицы.

Восставшие были готовы стоять насмерть, прекрасно понимая, что если их схватят, то расстреляют без суда. Так лучше пасть, отстреливаясь до последнего патрона.

Тридцать решительных мужчин, хорошо снабженные боеприпасами, сумели благодаря воздвигнутому «коло-радо» заграждению остановить пехотное подразделение.

И произошло вот что. По иронии судьбы Буало и Фрике, разлученные с Флажоле, очутились среди защитников баррикады.

— Это идиотизм, — проговорил гамен. — Ввязаться в такую авантюру! Политика наводит на меня смертельную тоску. Мне нет дела ни до Ириондо, ни до Итуррассе. Я не боюсь, но буду беспредельно счастлив, если удастся отсюда убраться.

— Ах, вот как! — отозвался Буало. — Ваш боевой пыл, похоже, угас… как погасли фонари, о которых вы кричали. А лозунги «Да здравствует Итуррассе!..», «Долой Ириондо!..». Куда они подевались? Не потому ли вы про них забыли, что бедный Итуррассе свалился с копыт перед входом в местную тюрьму?

— Месье Буало, вы слишком строги ко мне. Если бы не мои друзья, которых во что бы то ни стало надо отыскать, вы бы убедились: я вовсе не рохля.

— Нисколько в этом не сомневаюсь, мой чертов гамен. Мне просто нравится подтрунивать над вами.

— Внимание… барабаны зовут в атаку, сейчас станет жарко.

И действительно, идущие на приступ и защитники баррикады оказались достойны друг друга. Четыре раза с неудержимои яростью рвались атакующие вперед, четыре раза их порыв разбивался об упорство и стойкость защитников баррикады.

Однако горстка отчаянных храбрецов не могла до бесконечности противостоять многочисленному регулярному войску Республики Аргентина.