Вы вновь увидитесь с друзьями. Мы вернемся в Париж, Жюль Гро устроит нам великолепную встречу, расскажем о наших приключениях Обществу прикладной географии. В газетах напечатают наши воспоминания о происшедшем. Орельен Шолль подготовит текст, Кастелли — рисунки, Каржа — фотографии, а Лемэ объяснит, как все случилось. Мы станем героями дня, и… вы получите золотую медаль, как Стенли и Саворньян де Бразза. Вот так-то!

— О! Я не прошу слишком многого: мне бы найти месье Андре, доктора и Мажесте, затем всем вместе хотя бы немного отдохнуть и развлечься… вот и все, чего бы мне хотелось.

— Я же вам только что сказал: это — дело решенное.

— Если небо нас услышит и прекратит поливать!

— Прекрасно. Подведем итоги. Дождь льет как из ведра уже тридцать часов, если верить моему водонепроницаемому хронометру. Лошади погибли, а багаж — на дне реки. У нас осталось оружие и примерно по сто пятьдесят патронов. Гаучо убрались ко всем чертям, и мы в безопасности. От голода не умрем, ибо наш полуостров изобилует черепашьими яйцами.

— Да, месье Буало. Ничего, кроме сырых яиц, сколько угодно сырых яиц и только сырых яиц. В конце концов это надоест. Придется привыкать к изысканному блюду без молока и сахара. Мне, конечно, больше нравятся взбитые яйца с трюфелями, яичница на сковородке или яйца всмятку. Не отказался бы я и от простого омлета на свином сале.

— Но, поскольку в нашем распоряжении есть исключительно черепашьи яйца, придется довольствоваться ими. Позавтракаем!

— А, не обращайте внимания на мои слова. Сейчас я смиренно воспринимаю происходящее, ибо не могу на него влиять.

— Великолепно. Как я вам только что сказал, неприятный дождь пойдет нам только на пользу.

— Слушаю и глотаю яйца, как лиса добычу.

— Итак, мы находимся на низменности, простирающейся до самого нагорья, не знаю его названия, но идет оно вплоть до Парагвая. Местность понижается по течению этой большой реки, которую мы преодолели, до самой Параны[327]. Земли, расположенные между двумя крупными реками и находящиеся ниже уровня моря, составляют провинцию Энтре-Риос. Как только доберемся до Параны, мы спасены. Оттуда, кстати, добраться до Сантьяго гораздо проще, чем от Шату[328] до Парижа.

— Но как, черт возьми, действовать?

— Проще простого. Не помню, кто сказал: реки — движущиеся дороги.

— Да, когда есть корабль. А у нас нет даже утлой лодчонки.

— Нет — так скоро появится, если дождь будет идти еще полдня, смею вас заверить: наш переезд пройдет беспрепятственно.

— В добрый час! Так пусть же льет дождь! Не буду больше ломать себе голову, раз уж я — промокший насквозь лентяй, изнемогающий от усталости. Раздражает только потраченное впустую время. Но вы меня убедили: через шесть часов ситуация изменится. Надеюсь, предсказание сбудется.

Пока парижане беседовали, дождь пошел еще пуще. Мощь разверзшихся хлябей небесных была невероятна. Вода низвергалась сплошным потоком. Казалось, работал небесный насос невероятной силы и производительности.

Как уже справедливо отметил Буало, река разливалась на глазах. Участок земли, куда высадились наши друзья, спасшись от гаучо, скатов и карибов, внезапно задрожал. Береговой выступ на глазах сузился. Полуостров превращался в остров. Фрике хотел как можно быстрее бежать оттуда. Буало возражал.

— Но ведь нас затопит, — проговорил гамен, сохраняя, однако, спокойствие.

— Понимаю, — отвечал спутник, — но, прошу вас, обратите внимание: наш полуостров состоит не из земли, а из растений, из беспорядочно спутанных лиан. Течение подхватит нас, и мы поплывем вниз по реке, словно пароходик городских линий; такие плавучие островки носят тут имя «камарот», если вам интересно.

— Понял… месье Буало… понял… Я уже плавал на островке подобных габаритов. Это было в Африке… Как-нибудь расскажу.

— Конечно, друг мой… Конечно, тогда вам грозила страшная опасность. Здесь же речь идет о своеобразной лодочной прогулке. Ни намека на неудобства, островок поплывет, как надутый воздухом пузырь. Что ж, вода уже поднялась, и можно отчаливать. Надо обрезать стебли, укоренившиеся на берегу, а затем… Go ahead!..

Сказано — сделано. Буало вынул нож. Несколько решительных резких взмахов — и небольшой континент, повертевшись на месте три-четыре минуты, тронулся по течению.

Вздымались волны. Усилился ветер. А дождь все лил и лил.

Где-то вдали послышался сильный рокот, своего рода жалоба реки на боль от переполнения. Этот шум походил на звук разрядов молний, а еще больше — на треск приближающейся саранчи.

Но зачем заниматься поиском сравнений? Кто не знает, как перешептываются волны, которым становится слишком тесно в узких берегах и которые пядь за пядью поглощают землю, чтобы потом внезапно каскадами излиться на сушу?

Этот гул беспокойного безумия длился несколько часов. Скорость движения островка увеличилась. По счастливой случайности, форма его идеально подходила для плавания по неспокойной реке. Он с успехом преодолевал водовороты и все время оставался на самой середине течения. И вот почему. Своеобразный плот имел сильно заостренный нос. Нетрудно догадаться: если бы передняя часть была хоть чуть-чуть закруглена, то островок обязательно снесло бы в сторону.

Вскоре уровень реки резко поднялся. Где-то в двухстах метрах от плота образовалась своего рода жидкая стена, похожая на то, как в устье Жиронды[329] возле Кодбека происходит столкновение речного течения с высоким морским приливом. Эта стена более трех метров в высоту надвигалась со скоростью лошади, скачущей галопом. Островок летел словно выпущенная из лука стрела.

— Черти морские! — воскликнул гамен. — Несемся, как пароход.

— А я что говорил? — спутник. — Нас спасет потоп! Вскоре наше судно достигнет страны, только-только вставшей на путь цивилизации, где еще можно увидеть гаучо, но уже существует газовое освещение. Там можно нарваться на нож, зато пиво пьют из кружек, там есть табак, извозчики, ворчливые полицейские, а также господа в шелковых шляпах; наконец, там есть пароходы и железные дороги!..

— Железные… дороги!.. Вы сказали, железные дороги?

— Ведущие в Сантьяго, сын мой. Я прямо-таки жажду отправиться туда на поезде как можно скорее! Надеюсь, вы составите мне компанию.

— Как я был бы доволен!

— Вас радует близость города?

— О! Радость, испытываемая мной среди огромных груд камней, именуемых городами, слаба. Меня согревает мысль о встрече с друзьями. Остальное привлекает не более, чем место муниципального советника у ирокезов[330].

Остров-корабль несся вперед. Скорость становилась головокружительной. Шум — оглушительным. Берега проносились мимо с быстротой, пугающей пассажиров железнодорожного экспресса, когда они из-за занавесок купе разглядывают горизонт.

А дождь все лил и лил. Ручейки превратились в речки, небольшие речушки — в мощные реки, а водные артерии, по одной из которых плыли наши друзья, скорее напоминали бурные морские заливы.

В мелких притоках от обилия падавшей с неба воды течения значительно усилились, с каждой минутой возрастало количество несомого «мусора».

— Движение по водяным дорогам такое же быстрое, как и по железным, — глубокомысленно заключил Фрике. — Черт! Если бы по нашему пути шел встречный поезд,затормозить было бы затруднительно.

— Но путь занят только нами!

Громкое рычание заставило обоих путешественников одновременно повернуть головы.

— О нет, не только, — констатировал Буало. — Поглядите-ка на эту флотилию…

— Не спускать глаз с левого борта!..

— Беспокоиться незачем. Опасности нет ни малейшей. Даже если плывущая на таком же, как наш, островке пума (местный лев без гривы) голодна, бояться нечего.