Появлением дымки над горизонтом, короткий разговор капитана с матросом, разглядевшим в открытом море «Эклер», а также слова «Трудно придется» — всего этого было достаточно, чтобы понять: путь перекрыт крейсером. Но Флаксан ни минуты не сомневался, что противник и в этот раз останется ни с чем. Почему? Откуда такая уверенность? А вот откуда.

Палуба, а также бушприт загадочного корабля едва-едва возвышались над водой. У судна не торчали мачты, отсутствовали трубы, и его можно было принять за покинутый корабль, потерпевший крушение.

Если судно с надлежащей оснасткой, идущее под парусами или на всех парах, мгновенно показалось бы крейсеру подозрительным, то потерпевший аварию корабль без руля и без ветрил, да еще, похоже, брошенный экипажем, не обратил бы на себя особого внимания.

Капитан, для которого подобный опыт был, безусловно, не первым, приступил к расчетам. Матросы же принялись демонтировать определенные части бушприта, за которыми открывались значительные по размерам отверстия, через которые пираты имели обыкновение изымать перевозимую морем корреспонденцию.

Гайки, крепеж и заклепки, служившие для соединения деталей, аккуратно сносились на мостик. Шпигаты — квадратные отверстия для стока штормовой воды — были раскрыты и напоминали рваные дыры. Штурвал сняли. Наконец, для полноты картины, поперек палубы легла на три четверти высоты заранее надломленная у основания фальшивая мачта с парусными лохмотьями, словно поврежденная при падении.

Такой «грим» придал невольничьему кораблю внешность печальной жертвы злосчастной морской судьбы. Столь внезапная метаморфоза напоминала парижские театры, где происходила быстрая смена декораций и моментальная перемена облика актеров, когда комедианты, только что изображавшие отъявленных злодеев, в мгновение ока превращались в благородных господ. Быстрое щелканье ножниц, разрезающих материю, десяток стежков, благо театральные костюмы шьются на живую нитку, несколько мазков гримировальной кисти по лицу, парик — и дело сделано.

Такую же операцию произвел морской разбойник. И теперь корабль вызывал сострадание, а не подозрения, подобно жадным золотоискателям, таскающим в поясе целые состояния и принимающим подаяние в два су.

А в глубинах судна скрывались четыреста негров и вдобавок мощная машина, в данный момент не работавшая, но готовая в одно мгновение пробудиться от сна.

Несмотря на довольно широкое устье, течение здесь было весьма быстрое… Судно скользнуло в океан. На палубе уже никого не осталось. Рулевое управление располагалось подле батареи аккумуляторов, где и находился капитан собственной персоной с картой перед глазами.

Ходовой винт работал, однако весьма медленно, ведя судно то вправо, то влево, словно покинутый на волю волн корпус корабля мотало из стороны в сторону.

Именно так, раскачиваясь, подрагивая, переваливаясь с одного борта на другой, лжеостов потерпевшего аварию судна вышел в открытое море.

Крейсер держал курс на юг.

— Плавающий объект по левому борту… за кормой, — воскликнул вахтенный, разглядевший в бинокль, как ему показалось, останки корабля, потерпевшего кораблекрушение. Над поверхностью воды виднелась только надломленная мачта. «Эклер» остановился.

Немедленно спустили шлюпку, которая полным ходом поспешила к разбитому судну.

Странное дело: хотя то судно плясало на волнах, точно незакрепленный буй, оно не прекращало движения в открытое море, вопреки не слишком сильному течению, да и ветру, дувшему с моря на сушу.

— Тысяча миллиардов экваториальных громов и молний! — воскликнул обладатель неподдельного марсельского говора, когда шлюпка с лучшими гребцами экипажа «Эклер» подошла к судну. — Капитан, нас водят за нос! Это он!

— Но кто же? — спросил офицер.

— Э! Черт возьми! Исчадие ада, пират, вор, злодей, промышляющий «черным деревом». Величайший негодяй Ибрагим имеет веселеньких сотоварищей!

— Объясните же, доктор…

— Мерзавец находится в аварийном состоянии не более, чем мы. Это очередной фокус… У нас под носом запахло жареным… Он везет товар на сумму свыше семисот тысяч франков… О! Я-то знаю — товар отборный, и это так же верно, как то, что меня зовут доктор Ламперьер. Только как его подцепить на крючок?

— Проще простого, — ответил спокойный голос капитана. — Лечь на обратный курс, броситься в погоню, взять на абордаж, буксировать, выпустить чернокожих и… перевешать всех подряд. Вот и все, мой дорогой доктор.

— Вы говорите дело, капитан. Согласны, Андре? — обратился доктор к нашему старому знакомому, все еще не оправившемуся до конца после болезни.

— Совершенно верно, — ответил молодой человек. — Это единственно возможный способ.

«Эклер» мигом развернулся и на всех парах направился к будто бы пострадавшему судну, уже, однако, набиравшему ход.

И вдруг рабовладельческое судно на мгновение замерло, напряглось, словно атлет, играющий мускулами под ветхой одеждой, а затем стрелой проскочило за кормой крейсера, оставив пенистый след.

— Ну, что? — спросил доктор.

— Что, что? Ничего… нам только погоню устраивать, черт возьми!.. Боюсь, мы попадем впросак и обнаружим там холодильник с несколькими килограммами снега!

— Дьявольщина! Однако нельзя терять ни минуты! Надо пересечь ему путь… Иначе «Эклер» не оправдает свою репутацию самого быстроходного судна нашего славного военно-морского флота!

Тут крейсер, окутанный дымом, ринулся по волнам со скоростью, вполне подтверждавшей его репутацию.

Пока «Эклер» преследует пиратское судно, поясним, как доктор и Андре очутились на борту крейсера.

Все очень просто.

Вы помните, после исчезновения Фрике и негритенка оба француза были насильственным образом препровождены Ибрагимом в Шинсонксо. В тот момент, когда они уж собрались отправиться на поиски пропавших друзей, Андре сразил внезапный сильнейший приступ лихорадки. К счастью, в аптеке португальского губернатора в изобилии оказался сернокислый хинин — самая настоящая панацея[246] от лихорадок и малярийных инфекций, лекарство, полностью от них излечивающее.

Возвращение Андре к жизни можно считать чудом, совершенным наукой и самоотверженной дружбой.

Доктор постоянно беспокоился о судьбе драгоценного Фрике и надеялся, что рано или поздно они встретятся вновь. Он был абсолютно уверен: парижанину удастся избежать всего дурного; вдобавок с ним негритенок, дитя экватора, это вселяло надежду.

Фрике уже доказал жизнестойкость, когда, брошенный в возрасте восьми — десяти лет на парижские тротуары, сумел разрешить фантастическую проблему выживания в человеческой пустыне, где он был, как это ни невероятно, более одинок, чем в незаселенных просторах Африки.

С помощью Мажесте, который, похоже, приходил в восторг от приключений, предлагаемых жизнью, и знал, что в этой стране годится для поддержания жизни и чего надо опасаться, Фрике, можно предположить, выйдет победителем из всех передряг.

Однажды, после выздоровления Андре, с высокой сигнальной вышки, стоявшей на малом рейде Шинсонксо, сообщили о появлении французского военного фрегата.

Как только доктор узнал новость, у него сердце чуть не выскочило из груди. Корабль — это спасение. Любой ценой надо с ним связаться.

Губернатор, у которого, по-видимому, были весьма веские причины избежать подобного визита, заметно колебался, прежде чем дать согласие на передачу сигналов на борт. Однако Ламперьер не имел обыкновения отступать и добился, чего хотел.

Подали сигналы согласно международному своду, и через три часа от корабля отчалила шлюпка.

Увидев морских пехотинцев, доктор побледнел.

— Андре, — пробормотал он, — шлюпка… с… «Эклера», понимаете? С «Эклера», моего корабля… мы спасены. Встретимся с моими сослуживцами. Пошли, капитан все организует.

Матросы разглядывали доктора с величайшим изумлением.

Глядя на лысый череп, трехмесячную бороду, глубокие морщины, кожу кирпичного цвета, жалкое рубище, прикрывавшее исхудавший торс, они застыли в оцепенении.