Центральная психофизиологическая лаборатория была реорганизована в авиационный сектор Научно-исследовательского испытательного санитарного института Красной Армии, а он, в свою очередь, в 1935 году — в Институт авиационной медицины имени И. П. Павлова.

Зная об этой славной странице истории академии, я решил продолжить традиции ее медслужбы и наряду с выполнением прямых обязанностей заняться научно-исследовательской работой. Мне казалось важным осмыслить и обобщить опыт медицинского обеспечения Военно-Воздушных Сил в годы Великой Отечественной войны.

В библиотеке академии по истории развития авиации и о Великой Отечественной войне имелась обширная литература. Материалы, связанные с медицинским обеспечением ВВС, я черпал в медицинском управлении Военно-Воздушных Сил (оно было организовано после войны и просуществовало до 1953 года), в Военно-медицинском музее Ленинграда, куда меня несколько раз отпускал генерал Волков, в сохранившихся записных книжках, в беседах и переписке с бывшими фронтовиками — руководящими медицинскими работниками ВВС.

А. Д. Вайнштейн теперь возглавлял медицинскую службу Московского округа ПВО. П. К. Быков занимал должность старшего инспектора медслужбы ВВС. Я неоднократно встречался с ними. Любезно предоставили в мое распоряжение некоторые свои работы генералы Мой труд потребовал ряда лет. В 1952 году мне была присвоена ученая степень кандидата медицинских наук. В 1955 году в издании академии под редакцией А. П. Попова моя кандидатская диссертация вышла отдельной книжкой.

Одиннадцать лет работы в академии имени Н. Е. Жуковского дали многое. Однажды я был озадачен приглашением в Главное военно-медицинское управление к полковнику медицинской службы Н. С. Аландарову. Его отдел руководил медицинским обеспечением ВВС, хотя в Главном штабе ВВС был флагманский врач Военно-Воздушных Сил и небольшой инспекторский аппарат. Существовала какая-то двойственность в руководстве.

Сначала Аландаров говорил со мной на отвлеченные темы. А потом вдруг сказал: «С вами хочет познакомиться генерал-лейтенант Столыпин».

Начальник Главного военно-медицинского управления Советской Армии, усадив меня, задал несколько вопросов о моей службе в академии. Затем, как бы между прочим, спросил: «Что больше всего утомляет летчиков во время полетов?» Я ответил, что, по моим наблюдениям, ничто так не утомляет их, как длительное нахождение на аэродроме в состоянии полной готовности, как ожидание очередного вылета. «Пожалуй, вы правы, — согласился генерал. Нервно-эмоциональное напряжение в такой момент велико, особенно если плановая таблица составлена не совсем продуманно», — и Столыпин поинтересовался калорийностью летного пайка и фактическими энерготратами летчиков. Высказал обеспокоенность тем, что у некоторых из них нередко появляется избыточный вес, что отрицательно влияет на сердечно-сосудистую систему. «Как избежать этого неблагоприятного явления?» — задал он мне вопрос.

Я объяснил, что одна из особенностей летного труда — недостаточная подвижность, гиподинамия. В ожидании вылета летчик сидит. На аэродром и обратно его везут на автомашине. Последнее, разумеется, правильно: необходимо сохранить его силы. Но если к этому добавить излишне высокую калорийность питания — все взятое в комплексе и создает предпосылки для появления избыточного веса. Меры профилактики, сделал я вывод, вижу только в одном: в увеличении подвижности летчика. Главный путь для решения такой задачи — систематическая и целенаправленная физическая подготовка. Она должна занимать достойное место в учебно-боевых планах. По опыту войны знаю, что в ряде воздушных армий, где командиры понимали значение физической подготовки, летчики занимались физкультурой даже после боевых вылетов. Волейбол, баскетбол, городки, а зимой — лыжи снимали нервно-эмоциональное напряжение у авиаторов, укрепляли их физически. В мирное время тем более необходимо уделять физ-подготовке должное внимание.

Выслушав меня, генерал заметил: «Да, к сожалению, некоторые командиры летных частей недооценивают роль и значение физической подготовки летного состава. Видимо, кое-кто полагает, что коль авиация стала реактивной, то можно прохладнее относиться к этому вопросу. А такое мнение — глубоко ошибочное».

Поблагодарив за беседу, генерал попрощался со мной. Уходя, я невольно подумал, что скрывается за этим приглашением. Не намечается ли мой перевод из академии? А куда?

Разгадка пришла, хотя и не скоро. В феврале 1959 года меня вызвали в управление кадров ВВС. Начальник, генерал-лейтенант авиации Федор Семенович Гудков, без особых предисловий сказал:

— Александр Николаевич, есть мнение главнокомандующего ВВС маршала авиации Вершинина и Военного совета ВВС рекомендовать вас на должность флагманского врача ВВС — заместителя начальника Главного военно-медицинского управления Советской Армии. Как вы относитесь к такому предложению? Справитесь с работой?

— Если Военный совет и главнокомандующий ВВС считают возможным рекомендовать меня на эту должность, я сделаю все от меня зависящее, чтобы оправдать доверие, — ответил я.

Возвращался в академию, полный раздумий о предстоящей новой работе.

До этого дня медицинскую службу ВВС возглавлял известный специалист в области авиационной медицины генерал-майор медицинской службы Алексей Павлович Попов. Я неоднократно встречался с ним и в годы войны, и в послевоенный период. Он выступал официальным оппонентом, когда я защищал кандидатскую диссертацию. Всесторонне образованный врач, А. П. Попов длительное время специализировался по отоларингологии в клинике известного профессора В. И. Воячека, являлся его учеником, под его руководством выполнил ряд оригинальных научных исследований применительно к практике авиационной медицины. Несколько лет Попов возглавлял кафедру в Военно-морской медицинской академии, а затем в Центральном институте усовершенствования врачей, работал в Институте авиационной медицины и в Главном штабе ВВС. Его перу принадлежало значительное количество научных работ и статей.

Захотелось встретиться с Алексеем Павловичем. Он находился на излечении в Центральном научно-исследовательском авиационном госпитале (ЦНИАГ). Попов был рад моему приезду. Мы поговорили о многом.

— Я написал маршалу авиации Вершинину письмо, в котором рекомендовал вас на свое место, — сказал Алексей Павлович. — Он вас хорошо знает по войне. Это облегчит вам работу.

Я поблагодарил Алексея Павловича за веру в мои возможности.

Вскоре меня пригласил к себе новый начальник Главного военно-медицинского управления (ГВМУ) генерал-полковник медицинской службы Е. И. Смирнов. В годы войны я видел его на Южном фронте: он прилетал из Москвы и проводил совещания руководящего состава санитарной службы.

Адъютант провел меня в кабинет Смирнова. Высокий, плотный, с большим лбом, генерал мало изменился за прошедшие годы, теперь он только наголо брил голову.

Смирнов сказал, что помнит меня, в чем я, признаюсь, усомнился. Разговор был неожиданным.

— Как вы посмотрите на то, что вас назначат начальником важного медицинского учреждения, а на должность флагманского врача ВВС мы подберем другого кандидата? — спросил генерал-полковник.

Я знал, что Военный совет ВВС рассматривал не одну мою кандидатуру. У начальника Главного военно-медицинского управления, видимо, были свои соображения в отношении кандидата на должность флагманского врача ВВС. Ответил генералу, как подсказывал долг:

— Ефим Иванович, я уже дал согласие и не считаю возможным брать его обратно.

— Ну что же, неволить не могу, — с холодком произнес Смирнов. — Жаль, что не хотите возглавить рекомендованное учреждение. Работа там интересная. — С этими словами он отпустил меня.

Через несколько дней мне сообщили, что Е. И. Смирнов завизировал представление главнокомандующего ВВС о моем назначении флагманским врачом ВВС. Выписка из приказа поступила в академию. Я сдал дела полковнику медицинской службы А. Ф. Виноградову.[10] Теплое прощание с личным составом медслужбы академии запомнилось на всю жизнь. Много добрых слов в свой адрес выслушал от В. И. Волкова.