И царь сказал ему: "Твоя правда..."

И Шахразаду застигло утро, и она прекратила дозволенные речи.

Девятьсот девяносто восьмая ночь

Когда же настала девятьсот девяносто восьмая ночь, она сказала: "Дошло до меня, о счастливый царь, что когда везирь придумал для царя этот план, царь сказал ему: "Твоя правда". И они провели ночь, сговорившись об этом деле. Когда же наступило утро, царь вышел в зал и сел, и вдруг слуги и конюхи вошли к нему, огорченные.

И он спросил их: "Что вас поразило?" И слуги ответили: "О царь времени, конюхи почистили коней и задали им корму - коням и мулам, которые пришли с поклажей, а утром мы увидели, что невольники украли коней и мулов. Мы обыскали все стойла и ни коней, ни мулов не нашли, и тогда мы вошли в помещение невольников и не увидели там никого, и мы не знаем, как они убежали".

И царь удивился этому, так как он не думал, что помощники Абу-с-Саадата были конями, мулами и невольниками, и не знал, что это помощники слуги перстня.

"О проклятые! - сказал он слугам. - Тысяча животных и пятьсот невольников и других слуг! Как же они убежали, а вы не заметили?" - "Мы не знаем, как случилось, что они убежали", - ответили слуги. И царь сказал: "Уходите, а когда ваш господин выйдет из гарема, расскажите ему об этом деле".

И слуги ушли от царя и сели, не зная, что думать об этом деле; и когда они сидели в таком состоянии, вдруг вышел из гарема Маруф. Он увидел, что они озабочены, и спросил их: "В чем дело?" И они рассказали ему, что случилось, и Маруф воскликнул: "А какая им цена, что вы из-за них огорчаетесь? Уходите своей дорогой!"

И он сидел и смеялся, не сердясь и не огорчаясь изза этого дела. И царь посмотрел в лицо везирю и сказал: "Что это за человек, для которого деньги не имеют цены?" И затем они поговорили с Маруфом некоторое время, и царь сказал ему: "О мой зять, мне хочется пойти с тобой и с везирем в сад, чтобы развлечься. Что ты на это скажешь?" - "Это неплохо!" - сказал Маруф. И затем они пошли и отправились в сад, где было каждого плода по паре, и каналы были там полноводны и деревья высоки, и там пели птицы.

И они вошли во дворец в этом саду, который прогоняет печаль от сердца, и, усевшись, стали разговаривать, и везирь рассказывал диковинные истории и вспоминал смешные остроты и увеселяющие слова, и Маруф слушал его речи, пока не подали обед.

И разложили скатерть с кушаньем, и поставили кувшин с вином, и, после того как все поели и вымыли руки, везирь наполнил чашу и дал ее царю, и тот выпил, и везирь наполнил вторую чашу я сказал Маруфу: "Вот чаша с напитком, уважение к которому склоняет главу разумных". - "Что это такое, о везирь?" - спросил Маруф. И везирь сказал: "Это седая - дева и девственница, засидевшаяся незамужем. Этот напиток приводит радость к сердцам, и о нем сказал поэт:

Ходили ноги отступников, давя его,

И мстит теперь головам арабов за то оно.

Неверных сын, луне подобный, подносит нам,

И глаза его - всех грехов основа крепчайшая.

И от Аллаха дар сказавшего:

Нахожу я вино и несущего сосуд с вином,

Когда он, встав, пирующим подносит,

Подобным солнцу. Оно плясало, и луна

Близнецов звездой его щеки одарила.

Оно так нежно, и тонок так состав его,

Что течет оно, как дух течет по телу.

А как прекрасны слова поэта:

Со мной луна полная, обнявшись, провела ночь,

А солнце на своде чаши так и не скрылось, знай.

И видел я, как огонь, которому кланялись

Все маги, мне кланялся, из кружки струясь своей.

А вот слова другого:

И оно ходило в суставах их,

Как в хворающем исцеление.

А вот слова другого:

Дивлюсь я жавшим вина: как скончались"

А нам оставили живую воду.

Но лучше этого слова Абу-Новаса:

Оставь упрекать меня - упрек подстрекает,

Тем самым меня лечи, что было болезнью.

О желтое! Горести не сходят на двор его,

Коснись оно камня, он узнал бы веселье.

Оно поднялось в кувшине - ночь была темная

И в комнате засиял лучей его жемчуг.

Оно обошло мужей, которым покорен рок,

И им посылает он лишь то, что желают.

В руках оно девушки, одетой, как юноша:

В нее влюблены зараз сын Лота и блудник.

Скажи притязающим на знанье: "Запомнили

Вы нечто, но многое от вас еще скрыто",

Но лучше всего слова Ибн аль-Мутазза: [688]

Аллах, напои Джезиру, где тень дерева густа,

И пусть будет Дейр-Абдун обильным залит дождем.

Как часто меня будили к утреннему питью

На самой заре, когда рой птиц не взлетал еще.

Молящихся голоса монахов в монастыре,

Что в рубищах черных плачут горестно на заре.

Как много средь них прекрасных обликов, чьи глаза

Истомой подведены и веки опущены.

Ходили они ко мне, прикрывшись рубахой тьмы

И шаг ускоряя от боязни, с опаскою.

И щеку им подстилал свою на дороге я

Униженно и влачил подол по следам своим.

И месяц блистал нам светом - чуть нас не выдал оп,

Подобный обрезку, от ногтей отделенному.

И было, что было, но об этом я не скажу,

Благое предполагай, что было - не спрашивай.

От Аллаха дар того, кто сказал:

Я сделался богаче всех,

И радости себе я жду

Я злато жидкое нашел

И кубком меряю его.

А как прекрасны слова поэта:

Аллахом клянусь, иной алхимии не найти,

И все, что нам сказано о способах ее, - ложь.

Киратом вина разбавь кинтар огорчения,

И вмиг оно превратится в радость и счастье.

А вот слова другого:

Тяжелы стаканы, когда пустыми приносят их;

Когда же их вином наполнят чистым,

Легки они и почти летают по воздуху;

Так и тела - легки от духов вышних.

А вот слова другого:

У чаши и у вина права есть великие:

Одно из их прав - чтоб права их не забыли.

Когда я умру, заройте подле лозы меня - в

Побеги ее пусть поят кости мои всегда.

В пустыне меня не зарывайте - поистине,

Боюсь, что, когда умру, вина не попробую.

И он до тех пор соблазнял Маруфа выпить и говорил ему о красотах вина вещи приятные, приводя сказанные о нем стихи и тонкие рассказы, пока Маруф не согласился приложиться к краю кубка, и не осталось ему тогда ничего желать.