Приехал Корольков с букетом водяных лилий для Ирины. Он очень жалел, что в заливе, где все утро таскал окуней, ничего не было слышно. Ирина ушла, чтобы поставить кувшинки в глубокое блюдо с водой, но тотчас же вернулась к постели Васи и уже весь вечер не отходила от него. Тут же сидела Лиля с забинтованными пальцами. Она сорвала кожу, когда сбивала замок с лодки, а потом гребла, не замечая ссадин.

- Ты-то, пигалица, зачем бросилась? - спрашивал с притворной суровостью Каштанов.- Сперва подумала бы, какой от тебя толк будет утопающим?

- Некогда думать было, Федор Иванович.

Теперь всех интересовало, кто же был в лодке,- тот, что трусливо скрылся за мысом?

Весь остаток дня Дом рыбака гудел, как улей. Все негодовали, требовали от директора, чтобы он нашел дезертира,

- Среди рыбачков таких нет,- решительно заявляли одни.

- Значит, есть. Лодка была "Рыболова-спортсмена", люди видели,поправляли другие.

- Паршивая овца все стадо портит,- сказал директор. Он был особенно огорчен: все его поиски оказались напрасными.

Рыболовы возвращались, но никто не сознавался в постыдном поступке.

- Странно,- говорил Каштанов - что за такое нельзя даже привлечь к ответственности. Считается, что это только этическое преступление, и суду не подлежит.

- Эх, попался бы он мне где-нибудь один на один!..-директор расправил плечи под старой выгоревшей гимнастеркой.

На другой день база опустела.

Я вышла рано утром на берег, В прохладном ли воздухе, или в чуть посветлевшей зелени, или в крикс птиц, потянувшихся к югу, неуловимо чувствовалось приближение осени.

Под старым тополем стояли Ирина и Корольков. Против обыкновения, он не улыбался. На лице его было горестное недоумение. Ирина что-то горячо говорила, до меня долетели слова.

- И чтобы никогда, слышите? Чтобы никогда я вас больше не видела!

Он молчал, покусывая травинку. С тополя медленно слетел лист: жёлтый с одной стороны и седой - с другой. Наконец, Корольков спросил:

- Ну хорошо, допустим. Допустим, все было именно так. Но вы-то почему сердитесь? Ведь если бы в лодке были вы... Тогда я разумеется ни минуты нс колебался бы, это ясно! И вы это знаете.

Ирина резко обернулась к нему. Удивление, презрение, гнев прошли по ее лицу. Она молча быстро направилась к дому.

- Ирина!

На террасе хлопнула'дверь.

В тот же день Корольков уехал. Он сказал, что его неожиданно вызвали на работу до окончания отпуска. Прощаясь, сиял своей ослепительной улыбкой и каждому сумел сказать чтонибудь приятное. Только с Ириной простился молча.

Вечером, увидя девушку одну возле потемневшего озера, я подошла и обняла ее. Она доверчиво прижалась.

- Скажи, Ирина, почему ты подумала, что это был он?

Она невесело усмехнулась. Покосилась на меня и вдруг, сбежав к лодкам, прыгнула в старенькую однопарку. Взяла лежащие на дне весла и показала мне. Одно весло было короче другого.

- Много народу приехало. Хорошие лодки разобрали. Вот ему н пришлось...

Она брезгливо бросила весла, посмотрела вверх н как-то особенно тепло сказала:

- Вася проснулся...

В доме, действительно, светилось окно Васиной комнаты.

* * *

Алексей Никитин

ПО ГОРНЫМ РЕКАМ ВОСТОКА

НА ЧЕРЕМШАНКЕ

Несколько лет назад в конце августа я был командирован на отдаленный участок горной тайги Нижнего Амура, где прокладывалась шоссейная дорога. Как всегда, в моем походном рюкзаке лежали на всякий случаи несколько лесок и десяток крючков с поводками. Но особенных надежд на рыбалку я не питал: никакой реки в том районе, куда я ехал, не было.

Маленький поселок строителей дороги расположился между сопками в живописном распадке. По долине, в зарослях ивняка и черемухи, протекала небольшая речонка, почти ручей, известная под названием Черемшанки. Черемша, этот вид дикого чеснока, обильно росла по заболоченным берегам речки, откуда та и получила свое название.

Первые три дня я даже и не пытался ловить рыбу, но потом все же не вытерпел, в один из свободных вечеров вырезал небольшое удилище и решил наловить на уху хоть пескарей да гольянов.

Горстка не без труда добытых червей, тоненькая жилкозая леска с маленьким крючком составили все мое. "вооружение".

Отправился я вниз по течению. Берега густо поросли кустарником, пробираться сквозь него было почти невозможно. Я шел прямо по каменистому руслу. Воды хватало едва по щиколотку.

Местами речушка круто поворачивала из стороны в сторону, образуя небольшие ямки. Здесь течение было слабее, глубина доходила до метра. В прозрачной, как хрусталь, холодной воде не было видно ни одной рыбешки...

"Надо же, однако, где-нибудь начинать",- подумал я и наугад забросил удочку в одну из таких ямок. К моему изумлению, почти мгновенно по дну метнулась тень, и леску резко повело под берег, подмытый водой. Короткая подсечка - сырое жидкое удилище согнулось в дугу, и на берег, сверкая радугой чудесного оперения, вылетел довольно крупный хариус. На душе сразу стало веселее. Оправив червя, я забросил удочку вторично. Не успел крючок опуститься на дно, как из-под берега выскочило сразу несколько хариусов, и они стали отнимать червяка друг у друга, взбаламутив воду. Вот один, более ловкий, высвободился из мути и потащил за собой леску. Подсечка... Хариус перевернулся несколько раз в воде и сошел. Постояв секунду, он бросился в бегство вверх по речке, временами с шумом вылетая из воды. А недавние его соперники \оже кинулись врассыпную. И снова в неглубокой ямке наступило спокойствие, как будто здесь вовсе и нс было рыбы.

К следующему повороту ручья я подходил уже осторожнее.

Вылез на берег и, раздвинув кусты и высокую, в рост человека, траву, осторожно опустил леску в воду... Мгновенный рывок - рыба сама засеклась и кидается из стороны в сторону. Поднять се на жиденьком сыром удилище невозможно. Я тихо сползаю в воду и, намокнув по колено, вывожу буяна к отмели. Это ленок грамм на семьсот. Красавец! Весь в крапинках, спина зеленоватая, под цвет дна, а плавники оранжевые.

Вот и уха! Но солнце еще только склоняется над далекими сопками. Еще дышат дневным жаром заросли. И только по долине речки чуть веет первой вечерней прохладой. Сейчас должен начаться самый лучший клев!