С субботы на воскресенье дом оживал, наполнялся шумом, мужскими голосами, табачным дымом. Это собирались из города рыболовы. К лодкам выстраивалась очередь, бойко торговал ларек, всюду слышались милые, сердцу рыбачка рассказы о тонкостях ловли и хитрой рыбьей повадке. Энтузиасты приезжали пораньше и вечернюю зорю уже встречали на воде, другие успевали раскинуть удочки или распустить кружки только под утро.

В полдень возвращались с уловом, варили уху, шумно перебивая друг друга, рассказывали о своих волнениях, радовались удаче и скорбели о потерях.

А в понедельник в доме снова наступала тишина, наполненная только шуршанием волны, набегающей на песчаный берег.

Пустые лодки стайкой жались к мосткам, озеро по-прежнему голубело чистой далью, а в воде возле берегов отражались темные ветлы и далекие клубящиеся облака. Нам всем очень по душе была эта невозмутимая тишина.

Однажды, когда мы после обеда из дежурной ухи и жареной мелкой плотички обсуждали план вечерней ловли, к террасе подошел человек. Он был высок, крепок, ладно скроен. За плечами висели рюкзак и удочки в аккуратном чехле. Человек широко улыбнулся, показав ровные, белые сверкающие зубы.

- Здравствуйте, Ирина Федоровна! Не узнаете? А я вот сказал, что приеду, и - приехал. Неужели, забыли?

- Нет, щзчему же? - как-то слишком спокойно произнесла Ирина.-Папа, это тот товарищ, что помог мне на выставке.

Помнишь, я говорила? - И добавила, обращаясь ко всем: - На Дрезденской было столько народу! Жара, духотища. А я так напряженно смотрела... Когда, наконец, протискалась к "Венере"

Джорджоне, у меня закружилась голова... И вот товарищ...

- Корольков,- подсказал человек.

- Товарищ Корольков помог найти стул и...

- Я сказал: если б перед спящей Венерой закачался мужчина, я это понял бы, но девушка...

- В общем, будьте знакомы.

- Очень давно мечтал встретиться с вами...- почтительно поклонился Корольков Каштанову.- Я горячий поклонник вашей живописи.

- Художник? - спросил Федор Иванович, окидывая гостя пристальным зорким взглядом.

- Нет, я инженер. Но ваше имя...

- Рыбак?

- О, да! Рыбалка - это моя страсть. Недавно мне привезли из Чехословакии спиннинг...

Сияя великолепными зубами, Корольков поздоровался со мной и Лплей и подошел к Васе. Тот неловко встал из-за стола, толкнув соседний стул.

- Кулик.

- Простите... как?

- Кулик,- повторил Вася и покраснел.

- Это мой друг,- сказала Ирина, глядя прямо в глаза Король кову.

- Очень приятно! - холодно сказал он и тряхнул Васину руку.

Прошло две недели. Девушки но-прежпему с утра уходили на озеро. Но теперь с ними шел Корольков. Он отлично плавал, и они вдвоем с Ириной заплывали на островок. Ирина, загорелая, очень оживленная, как-то вдруг похорошела за последние дни. Она все реже ходила на этюды с Васей и чаще звала его на озеро. Он отговаривался хорошей погодой - каждый день могут начаться дожди, освещение изменится, но все-таки убирал свои Г1ЦНК с красками и, как-то особенно часто спотыкаясь, брел на берег. Там садился на сломанную ветлу и старался не смотреть в ту сторону, куда широкими бросками, смеясь и перекликаясь, дружно уплывали Ирина и Корольков.

- Безумно нравятся смелые люди! - глядя им вслед, мрачно говорила Лиля.

Вася молчал.

- Как это можно-не уметь плавать!..-продолжала она и окидывала презрительным взглядом сутулую фигуру соседа.

- Сами-то вы тоже... не умеете,- слабо защищался тот.

- Я - женщина!

Она яростно плевала па зеленый листок, прилепляла его на свой остренький носик и ложилась на песок загорать.

Теперь за обедом у нас стала появляться жареная щука и даже судаки, которых ловил на спиннинг Корольков. Рыба как-то удивительно охотно шла на его снасти. И чистил он ее легко и ловко, словно играя ножом.

- Удачник,- говорила Лиля и вздыхала.- В жизни, как и на сцепе, есть люди, которые рождаются, чтобы стать героями.

А другие всегда на ролях характерных или комиков. Они никогда не будут героями,это не их амплуа.

- Ничего, Лилька, мы еще сыграем Жанну д'Лрх! - смеялась Ирина.

- Ты - может быть. А у меня вершков не хватает.- И маленькая Лиля вздыхала еще безнадежнее.

Прежде в те вечера, когда не ездили на рыбалку, мы, поскучав в сумерках, расходились по своим комнатам спать. Теперь же Корольков заменил на террасе давно перегоревшую лампочку новой, и на приветливый свет собирались не только ночные жуки и бабочки, но и все обитатели дома, вместе с директором и уборщицей. Корольков затевал общие игры, пение и даже танцы. Оказалось, что директор - очень загорелый, угрюмый человек, контуженный на фронте,- умеет играть на баяне, а продавщица киоска Нюра пост арии из опер, но почему-то главным образом мужские партии. Особенно же любит "Смейся, паяц, над разбитой любовью". А сам Корольков показывал фокусы. Он болтал всякую чепуху н сиял улыбками, а хлебные шарики тем временем незаметно перелетали из-под одной шляпы в другую. I !отом втирал в руку гривенник и заставлял бутылку висеть в воздухе на краю стола.

Ко всем людям Корольков относился равнодушно-приветливо.

Только в его отношении к Васе всегда сквозила плохо скрытая ирония. Однажды на террасе он при всех зло раскритиковал Васин пейзаж. Нашел его скучным, примитивным, серым.

- Советую вам, по дружбе, бросить живопись. Вы же сами видите, что это не ваше дело,- закончил он.

Вася ничего не сказал. За него ответил Каштйчоз.

- Слишком просто, говорите? А ведь все великие художники в конце концов отказывались от эффектов. Передавая природу совсем простой, они делали ее тем самым более величественной.

Вот, например, Ренуар писал: "В природе мы поражаемся зрелищем заходящего солнца, но если бы этот эф)фект продолжался постоянно, он утомил бы нас, тогда как все, что не эффектно,- не утомляет". Так-то, молодой человек! А вы говорите: слишком просто! К счастью никакие глупости, которые приходится нам слышать от критиков, не заставят художника бросить живопись.

Каштанов озорно блеснул своими молодыми глазами и взял ящик с красками:

- Хочу оседлать вечернее солнце. Ириша, ты не пойдешь со мной, дружок?