Мне ужасно тесно в этих стенах,

Лето разрывается на части,

Голуби уселись на антенны,

Говорят о голубином счастье.

А на мне передник от Кардена, Разрисованный вишневым соком, В городе такие перемены, Даже страшно, чтоб не вышли боком. Русское теперь у них в опале, Гоголя читают в переводах, Деньги их опять в цене упали, Землю снова раздают народу.

У Андрюши кофе варят гуще,

На столах расставлены букеты,

Виноградник зелен и запущен,

Там сидят студенты и поэты.

Умные в портфелях носят Будду, Знают толк в китайском алфавите, Боже, как мне хочется отсюда, Как же я хочу тебя увидеть. Там, где ты, теперь, наверно, вечер. Ты устал и вышел к океану, Горизонт красив и бесконечен, Корабли плывут в чужие страны

Я увязла в ближнем зарубежье,

Сад вишневый требует терпенья.

Я пишу тебе на побережье,

И варю вишневое варенье.

И варю вишневое варенье.

И никто не знает

Зоя Ященко Олег Заливако

И никто не знает, что случится с нами. Ты не знаешь тоже, потому беспечен. Ты рисуешь листья на моих деревьях, И весна, быть может, будет длиться вечно.

Ты похож на денди в этой чудной шляпе,

Ты бросаешь деньги и слова на ветер.

Только ветер знает, что в карманах пусто,

Только я и верю всем причудам этим.

А чужие жизни втиснуты в обложки, Все уже известно на любой странице. Ты готовишь завтрак для меня на кухне, А что будет завтра, мне во сне приснится.

Я не знаю, что имеет ценность в мире.

Что имеет смысл, печальной смерти кроме.

Если ты уходишь в неизвестность утра,

Я сижу и жду тебя в пустынном доме.

Ни один из сильных, кто имел так много, Кто разрушил Трою и кто ее построил, Ни один из них, великих и ничтожных, Пуговицы на твоем плаще не стоил.

Франция

Зоя Ященко Олег Заливако

Теперь я понимаю мечту Наполеона. Владеть, повелевать, играть такой страной, Поддев на вилку нежный ломтик шампиньона, Я пью его вину - вино всему виной.

Теперь я понимаю фантазии Дюма. Когда так пахнет ночь французскими духами, То муза из огня является сама И дышит на тебя любовью и грехами.

Теперь я понимаю триумфы Пикассо, И "Девочку на шаре", летящую в Париж, А шар такой земной, и сонмы голосов Приветствуют тебя со всех Парижских крыш.

А ты - и Жан Кагтоф и Сальвадор Дали Ты умер и воскрес, ты пеплом стал и пеной, Единственный автобус на плоскости земли Привез тебя и стал у набережной Сены.

Ты, в общем, не готов, ты беден, юн и мил, У бедности, увы, так много искушений, Но за твоей спиной слуга как мышь застыл, Он подает пальто и ждет твоих решений.

Магический узор у Франции ночной, А я гляжу в окно и думаю о том, Как ты среди Парижа притихший и смешной Стоишь, как перст с бокалом, наполненным вином.

Бродяга

Алабин Швец

Есть у каждого бродяги Сундучок воспоминаний Пусть не верует бродяга И ни в птичий край, ни в чох, Ни на призраки богатства, В тихом обмороке сна, Ни на вино, не променяет Он заветный сундучок.

Там за дружбою слежалой, Под враждою закоптелой Между чувств, что стали трухлой Связкой высохших грибов, Перевязана тесемкой И в газете пожелтелой, Как мышонок притаилась Неуклюжая любовь.

Если якорь брига выбран,

В кабачке распита брага,

Ставни синие забиты

Навсегда в родном дому,

Уплывая все раздарит

собутыльникам бродяга,

Только этот желтый сверток

Не покажет никому.

Будет день, в порты, как в щеки Оплеухи бон забьет и, "Все наверх!" засвищет боцман, "К нам идет девятый вал", Перед тем твердо выйти В шторм из маленькой каюты, Развернет бродяга сверток, Мокрый ворот разорвав.

И когда вода раздавит В трюме крепкие бочонки, Он увидит, погружаясь в атлантическую тьму, Тонколицая колдунья, Большеглазая девчонка С фотографии грошовой Улыбается ему.

Перекресток пути

Алабин Швец

Ты скажи, чем тебя я могу одарить? Ни свободой, ни силой, ни славой. Не могу отпустить тебя жить и творить И свой путь по земле невозбранно дарить Только горстью поэзии шалой.

Потому то у нас перекресток пути, Потому то нам в разные страны идти, Где мы оба недолго покружим, Ты раздаривать будешь осенний букет, Я разбрасывать старости злой пустоцвет, Что лишь мне одному только нужен.

Дженни

Алабин Швец

Если Дженни выйдет ночью Посмотреть на злое море, Пусть припомнит ночь и скалы, Месяц, вставший над водой.

Если ж я на вахту выйду,

Память добрая напомнит

Гул прибоя, ночь и скалы,

Месяц вставший над водой.

Может быть, ты вышла замуж,

Может быть, твой муж суровый,

Руганью твой день встречает,

Словно яростью корит,

Может быть, с утра до ночи

Ты спины не разгибаешь,

Вяжешь сеть, готовишь пищу,

Колыбель качаешь ты...

А в твоих глазах, как прежде,

Голубеет зыбь морская,

Зори медленные ходят,

Чайки легкие летят,

А твое лицо, как прежде,

В нежнозолотом загаре,

И медовые веснушки

Выступают на щеках.

В час, когда работу кончишь, Выходи на тихий берег, И припомни ночь и скалы, Месяц, вставший над водой. В этот час и я на вахте Вспоминаю, вспоминаю, Как далекий сон, как песню, Месяц, берег и любовь.

Мне в лицо несется ветер,

Жжет глаза мне соль морская,

Надо мной несутся тучи,

Злое море подо мной,

Но прохладною ладонью

Ты лицо мне отираешь,

А твои глаза сияют

Сладостной голубизной.

Если Дженни выйдет ночью Посмотреть на злое море, Пусть припомнит ночь и скалы, Месяц, вставший над водой.

В.Мищук

Улетаем, в небе таем, чтобы где-то приземлиться, За ли, против ли границы, это, право, ерунда. И в дороге понимаем, что летим к родимым лицам, Где дадут воды напиться и запомнят навсегда.

Разлетаются ветра на облаках, Вслед за ними самолеты к небу льнут. Провожающие мнут платки в руках, Провожаемые песенки поют

не закончена

Юлий Ким Весна

Весна, весна, ручьи бегут по кручам, Кругом идет весенний сев, озимые взошли. А мы, а мы науки учим, Как будто лучше дела не нашли.

Весна, весна, кругом цветут цветочки И лопаются почки, бунтует чья-то кровь. А мы, а мы от точки до точки Уроки отвечаем про любовь.

Чацкий любит Софью,

Которая любит Молчалина,