- Я сейчас, сейчас, дедушка Арсений, заторопилась девушка.
Минут через десять Поля вернулась, а из Корзиновки в Сосновый Бор, ухая в сугробы, оступаясь, падая, торопились две доярки. Они что есть силы забарабанили в дом ветеринара и, не ограничившись этим, начали стучать в окно.
- Тише, тише, избу развалите, - послышался за дверью голос ветеринара. Крючок со скрежетом вылез из петли, и перед глазами девушек предстал полный мужчина с заспанным и помятым лицом. Был он в одном белье, и, почесывая грудь, с насмешливой злостью спросил:
- Чего уставились? На смотрины, что ли, явились? Так я уж того, из жениховского возраста вышел, со своей супружницей и то врозь сплю.
Одна из девушек протерла глаза, осмотрелась. Тикают где-то часы, капает вода из рукомойника, пахнет подымающимся тестом, а на тумбочке лежит снятая с настенного телефона трубка.
- Ты чего же это на звонки не отвечаешь, мы, по твоему, обязаны бегать за тобой?
- А я что же, по-вашему, окаянный, да? - разозлился ветеринар, и его обвислые руки задрожали. - Я, значит, как пес приблудный, должен в этакую дурнину идти куда-то на звонок? Я тоже имею право отдохнуть...
- Не больно изработался.
- Что? - заорал ветеринар. - Критику наводить? С коровенкой сладить не можете, а критиковать мастера. Я ведь знаю, что у вас на уме: растолстел, зажирел, морду с похмелья не обвалишь, бездельник, и этакий и сякой!
- Зажирел и есть! - отрезала одна доярка в легкой душегрейке и в старых, наскоро надетых валенках.
Ветеринар хлебнул ртом воздух, распахнул дверь и указал на улицу.
- Выметайтесь!
- Да ты не бесись, - спокойно сказала та же доярка. Она была постарше и побойчей своей подруги, стоящей рядом и робко прислушивавшейся к перепалке. - Никуда мы не уйдем!
- Нет, пойдем, пойдем, за тетей Лидой пойдем или за Качалиным! - вдруг запальчиво вставила другая и так же неожиданно зашмыгала носом и начала вытирать глаза концом платка. - Ему нашего не жалко, все пропадай пропадом...
Ветеринар поморщился, подвернул кальсоны и, пытаясь удержаться на грозном тоне, ответил:
- А что ваша Лидия Николаевна! Подумаешь, важность, Макариха! Генерал! Тьфу на вашего генерала! - плюнул он и громче зыкнул на младшую доярку, притворяя дверь: - Перестань слезы лить, у меня своя мокрица есть! - Он еще раз плюнул и направился в горницу. - Вот проклятая служба! - Доносилось оттуда уже не столь сердито. - Ну, кому только досуг, тот и в дверь ломится. Штаны где? - вдруг рявкнул он на жену. - Лежишь, как колода, нет, чтобы встать, помочь собраться. Тоже разжирела! Я вот наведу тут порядок!..
Доярки не стали дальше слушать, хлопнули дверью и ушли. На краю деревни их догнал ветеринар. У него был фонарик, который бросал бледное пятнышко света на переметенную дорогу. Ветеринар все еще ворчал, ругал свою службу, доярок, что не дали ему спать, и всех на свете.
Туалета уже не мычала, а только тяжело и прерывисто дышала, уронив голову на солому, которую еще вечером принесла и постелила под нее Лидия Николаевна. Осмолов, вытирая мокрые бока коровы, все еще пытался разговаривать с ней ласково, но и он не выдержал, взглянув на Полю глазами, полными боли.
- Где этот толстомясый ветеринар?
Девушка в ответ беззвучно пошевелила губами, пытаясь что-то выговорить.
- Полюшка, беги, пожалуй, и за Лидией, - сказал пастух и опять склонился к Туалете.
Лидия Николаевна, услышав торопливый стук в дверь, подумала, что вернулась из Заречья Тася, и сказала:
- Не закрыто, входи, Таисья.
- Это я, тетя Лида! - Лидия Николаевна узнала голос дежурной с фермы и стала рукой искать на шершавой стене выключатель.
- Тетя Лида, пойдемте скорей на ферму, с Туалетой что-то неладно, завыла тоненько Поля.
Лидия Николаевна включила свет, на секунду зажмурилась. Потом сняла с вешалки телогрейку, надела ее и, обертывая полушалок вокруг головы хмуро полюбопытствовала:
- Чего ревешь-то?
- Да как же... умирает Туалета, я ветеринару звонила, а он.
- Ну?
- А он не отвеча-ает.
Лидия Николаевна прикрикнула на Полю, вытерла ее лицо полотенцем, висевшим возле умывальника, и окунулись они в метель и снег. Поля семенила за Лидией Николаевной и, поминутно проваливаясь, рассказывала торопливо и бессвязно о том, что произошло на ферме. Время от времени она подвывала ветру. Случалось не раз и прежде - неопытные доярки поднимали попусту панику, прибегали среди ночи, так же громыхали в дверь или окна, а потом и ревели и пытались оправдаться. Туалета - корова грузная, телится всегда тяжело, поэтому не особенно встревожили Лидию Николаевну слова Поли. Просто дежурная по молодости испугалась и паникует.
Но как только Лидия Николаевна вошла на ферму, что-то екнуло у нее внутри. Уж очень тихо на ферме: ни беготни, ни суеты, как всегда бывало в подобных случаях. Переборов желание скорее броситься в коровник, Лидия Николаевна заставила себя спокойно надеть халат, завязать на рукавах тесемки. Когда она шагнула в коровник, первым до ее слуха долетел заискивающий голос ветеринара - Егора Парфеновича Стерлягова:
- Ничего, ничего, мы его теплым молочком, с сосочки, он и оклемается, выживет без матери...
Сердце у Лидии Николаевны оборвалось. Она пошатнулась, ухватилась за перекладину стойла, потом медленно подошла к тому месту, где столпился народ. На соломенной подстилке лежала мертвая Туалета с провалившимися боками, а в вымя ей тыкался головастый, долговязый телок.
- Мы ему сосочку, сосочку... - залепетал и засуетился ветеринар, увидев Лидию Николаевну.
На него угрожающе и презрительно поглядывали люди. Лидия Николаевна остановилась. Боль и ярость сжали ей сердце. Она уже ясно понимала, что лучшая корова корзиновского колхоза, гордость всего района, пала из-за недосмотра ветеринара. Казенный человек ветеринар и равнодушный к колхозному добру. Он даже ни разу не поинтересовался в нынешнем году, как протекает беременность у коровы-рекордистки. "Даже животным и тем человеческое равнодушие смертью оборачивается", - подумала Лидия Николаевна, а вслух сказала:
- Хватит глазеть. - И, выпрямившись, начала распоряжаться: - Телка подсадите пока к другой корове. Туалету закройте соломой, а ты, начальник, - повернулась она к ветеринару, - идем со мной!