Корочками и кусочками у него были набиты все карманы. Каждую корову он оделял этими корочками, с каждой вел разговоры, и в дальнем конце фермы коровы, высунувшись, поджидали его, некоторые жалобно мычали, словно жаловались.

- Иду, иду! - крикнул Осмолов и, повернувшись к Уланову, сказал: - Вот Туалета - гордость нашей фермы, умница наипервейшая. Мои разговоры до тонкости понимает. Словом, королева. Я ей и имя дал заграничной королевы.

- Это какой же?

- А бес ее знает. Внук читал книжку вслух, и больно мне приглянулось имя той Марьи Туалеты.

- Стой, дедушка, ты, очевидно, разговор ведешь про Марию Антуанетту, французскую королеву?

- Може, и хранцузскую. Слышь, Туалета? Хранцузское имя-то у тебя, оказывается. - И старик подмигнул белой корове с черными пятнами над усталыми глазами, с округло раздувшимся животом. - Ну, побереги себя, ложись, ложись. Я еще приду к тебе, приду.

Корова отступила назад, грузно потопталась и начала осторожно ложиться.

- Во-во, так, умница, не ушиби его, не ушиби теленочка-то.

Прибежала Лидия Николаевна, раскрасневшаяся от мороза. Птахин представил ее. Иван Андреевич протянул руку. Лидия Николаевна, прежде чем поздороваться, вытерла свою руку о передник, чем немало смутила секретаря, и проговорила:

- Вы уж извините, что не могла вас встретить. В поле ходили за соломой. Сено кончается, так теперь уже наполовину даем, а что будет к весне - уму непостижимо. Чего морщишься, председатель? Неприятно слушать?

- Привык уж ко всяким разговорам.

- Оно и видно. Только от твоих привычек колхозу пользы никакой.

- Вон как! С каких это пор?

- Тебе это лучше знать, подумай, если забыл, времени у тебя свободного много. А сейчас вот что объясни: почему не разрешаешь силосные ямы открывать? Почему кормозапарники до сих пор не подготовлены?

- У меня, кроме фермы, есть над чем голову ломать. Это раз! обозлился Птахин. - И если по вашему разуменью, стравить сейчас коровам сено, силос, солому - весной повезем скот на живодерню? Это два!

- С осени надо о зиме-то думать, с осени. - ввернул Осмолов, - а когда промотаешь ворохами, трудно собирать крохами. Нечего на коровьем брюхе экономить. Скоро отел начнется. Не маленький, понимаешь, что это такое.

- Ладно, отложите критику до отчетного, еще раз говорю.

- Конечно, и там потолкуем, - сдвинула брови Лидия Николаевна. - Но и сейчас слушай, да не вороти нос-то, не вороти. Хвастать фермой вы с Карасевым любите, а у нас на плечах уже коросты от вязанок. Ветку на себе таскаем, солому тоже. Замучились от тяжелой работы. Ладно, еще девчата не разбегаются. Твою бы Клару сюда!

- Клара не по своей воле дома сидит, - вспыхнул Птахин и торопливо добавил: - Что-нибудь придумаем насчет подвозки кормов. Чего это Карасев делает? Кругом завал!

- Карасев твой по бабам таскается. Ему некогда о колхозе думать.

Уланов не проронил ни слова. Его, производственника, коробили такие разговоры. В цехе так никогда не получалось, чтобы люди работали, старались, а начальники не знали, что у них и как у них. Ходили бы себе где-то, выпивали, блудили, а потом пот так, явившись перед этой женщиной с усталым лицом, огрызались потихоньку. Все закипело у него внутри, и, едва сдерживаясь, чтобы не повысить голос, Уланов сурово сказал:

- Вот что, товарищ Птахин, не что-нибудь придумаем, а немедленно организуйте подвозку соломы и сена трактором, который вам прислан. Так? Прикажите открыть силосную яму и организуйте подвозку силоса прямо к ферме. Когда будет создан запас кормов у фермы, поставьте на постоянную подвозку веток и корма двух лошадей, в их числе и ту, на которой катается ваш заместитель Карасев. Это обязательно! Все! А вам, товарищ бригадир, я не рекомендую таскать вязанки и тем более заставлять это делать девушек. Как я понял, ваши непосильные труды лишь расхолаживают руководителей колхоза.

Лидия Николаевна вся подобралась, заслышав такие, непривычные в колхозе, категорические приказания. Ответила она строго, с достоинством:

- Мы ведь не ради удовольствия вязанки таскаем. Конечно, это не спасение. Надолго ли нас хватит? Хорошо, если вы свои указания потом проверите. - Лидия Николаевна покосилась на Птахипа. - А то ведь у нашего начальства память короткая.

- Я - производственник и привык, чтобы мои приказы выполнялись без проволочек. Я людям доверяю всегда и проверять их на каждом шагу не считаю нужным.

- Слышал, председатель?

- Слышал. Постараюсь оправдать доверие,- с кривой улыбкой ответил Птахин. Но в голосе его иронии не было.

- А ферму в самом деле можно сделать неплохой, - как бы сглаживая резкость, произнес Уланов. - Люди здесь хорошие, настоящие хозяева, и вы, Зиновий Константинович, напрасно руки опустили. Кто меня сегодня ночевать пустит, товарищи?

- Милости прошу к нам, Иван Андреевич, в тесноте, да не в обиде, пригласила Лидия Николаевна.

- К нам, пожалуйста, - неуверенно промямлил председатель.

Осмолов тоже позвал к себе, но Уланов отказался:

- Пойду я к бригадиру. Мне нужно о многом с Таисьей Петровной поговорить. Кстати, где она?

- Угнала Ваську Лихачева с трактором в заречные бригады и сама с ним уехала, удобрения повезли.

- Как у них дела?

- Покусывают друг друга, острозубы.

- Только у агрономши-то зубки вроде поострее, - улыбнулся пастух Осмолов.

- Это так, - мрачно подтвердил Птахин.

Уланов посмотрел на него и снова нахмурился.

В деревне уже зажигались огни. Лидия Николаевна и Осмолов больше не донимали председателя разговорами, а сам он в драку не лез. Птахин шел, попыхивая папироской. Чувствовал он себя отвратительно. Ждал нового секретаря, хотел с ним о многом переговорить, выложить все, что лежит грузом на душе, а получилось нескладно: улыбочки, усмешечки и все такое. "Откуда и лезет все это? Да и секретарь тоже силен. Появился первый раз в колхозе, а уж командует, как взводный. Впрочем, у нас сейчас так и надо. Распустились мы, рассолодели. Трясти всех следует, покрепче, чтобы дремоту согнать".

Птахин обернулся, увидел, что Лидия Николаевна, Осмолов и Уланов о чем-то оживленно разговаривают. Одиноко ему сделалось, он свернул в переулок, бросив на ходу: