Колосс Родосский постигла та же участь. 12 лет сложнейшего труда понадобились, чтобы соорудить 36-метровую статую. Высокий, стройный юноша с лучистым венцом на голове, поднявшись во весь свой невероятный рост, приложив руку ко лбу, напряженно всматривался в даль. Колосс поражал современников и, вероятно, вызвал бы не меньшее уважение и сейчас. Ведь он был в три раза выше Медного всадника в Ленинграде и на 6 метров выше скульптуры советского воина в Берлине.
Но бронзовый гигант простоял недолго — всего 56 лет, до землетрясения 222 года. И поднять статую, у которой были перебиты ноги, не удалось. Так и пролежала она на родосском берегу больше тысячи лет, пока в 977 году ее обломки не продали какому-то купцу. 900 верблюдам выпала на долю высокая честь увезти остатки одного из чудес света, следы которого окончательно затерялись во тьме веков.
Но Гелиосу еще раз пришлось сыграть роль покровителя. Правда, для совсем иных людей и в другом месте.
По мере того как Аполлон вытеснял его из сознания верующих, Гелиос все чаще рисовался им каким-то далеким, безвозвратно ушедшим защитником справедливости и добра. С его именем связывали мечты об идеальном царстве, где нет униженных и оскорбленных, надежды на возрождение нравов и обычаев «золотого века».
«ВОСЛЕД ЗА ВЕКОМ ВЕК БЕЖАЛ»
«Все, что ни делается, делается к лучшему в этом лучшем из миров», меланхолично утверждал один из литературных героев XVIII века. У греков же не было еще за спиной богатого исторического опыта, и бодрая идея прогресса далеко не всем приходила в голову. Что этот мир — лучший, сомнений не вызывало: ведь других миров попросту не существовало.
И греки знали: все, что ни делается, — неотвратимо. Но к лучшему ли это? Популярный миф наводил на иные размышления.
Первые люди жили беззаботно, не зная трудов, болезней и старости. Сытые, довольные собой и богами, они проводили время в развлечениях и пирах. Умирали же спокойно, незаметно, будто отходя ко сну. Никто никому не завидовал, ни с кем не соперничал — мир и согласие царили на земле. Таким был золотой век.
«Не та нынче молодежь, то ли дело в наше время!» Эта традиционная фраза, которую произносит до сих пор каждое взрослое поколение, самодовольно уверенное в своих неповторимых достоинствах, вероятно, впервые прозвучала, когда на смену золотому пришел серебряный век. Действительно, молодежь стала не та. Второе поколение оказалось слабее и духом и телом. Правда, люди по-прежнему жили долго: до 100 лет они считались неразумными и росли под надзором матерей. Плоды столь длительного домашнего воспитания были весьма печальны: вступив на путь самостоятельной жизни (а срок ее был невелик), избалованное второе поколение старалось наверстать упущенное и снисходительно поглядывало на старомодных родителей, робко заикавшихся насчет того, что не вредно бы вести себя несколько сдержанней и умнее. Дошло до того, что богам перестали приносить жертвы на алтарях, перестали уважать не только святыни, но и друг друга. Возникли распри, начались насилия. Не в состоянии спокойно смотреть на такое вырождение, Зевс упрятал это поколение под землю.
Наступил медный век: третье поколение олимпиец создал из древка своего копья. Но ничего хорошего все равно не получилось. Медные люди признавали лишь один культ-культ силы. Доводы рассудка достаточно убедительно заменял кулак. Война стала их основным занятием. Гигантского роста, наделенные огромной силой, жестокие и упрямые, они не могли придумать ничего лучшего, как поголовно истребить друг друга.
Но Зевс был неутомим и создал четвертое поколение. Оно принципиально отличалось от прежних — то были герои, в чьих жилах текла божественная кровь. Эти полубоги тоже были могучими и смелыми, но к тому же они научились уважать справедливость и человеческое достоинство. Правда, вскоре выяснилось, что одни и те же поступки люди оценивают по-разному, и в бесплодных спорах почему-то никак не рождается истина. Пришлось защищать эту истину с оружием в руках. И герои столь отчаянно боролись за правду, что, в конце концов, не осталось на земле ни одного полубога. Одни погибли в грандиозном сражении под Фивами, причина которого была чрезвычайно убедительна: два брата, управлявших городом, царствовали поочередно, и в правление одного второй обязан был отправляться в изгнание. Достаточно было однажды нарушить этот закон, чтобы разгорелась война.
Другие пали у стен Трои во имя того, чтобы вернуть спартанскому царю Менелаю его легкомысленную супругу, которая предпочла солидному, уважаемому правителю юного красавца Париса.
Так или иначе, непримиримые идейные противники, сведя счеты с жизнью, отправились в подземное царство, правда, не туда, куда попадали обычные смертные, а в особый уголок, специально отведенный для праведников, — на Остров блаженных.
И вот наступил последний, железный век. Пришло поколение обычных, маленьких, беззащитных людей, задавленных заботами о хлебе насущном, изнуренных тяжким трудом. Именно о них — своих современниках — поведал нам живший в VIII столетии до нашей эры Гесиод, подробно пересказавший поучительный миф о пяти веках в поэме «Труды и дни».
Чем может похвастаться железный век? Тем, что в мире зло побеждает добро? Что скромность и честность отступают перед богатством и ложью? Что люди завидуют друг другу и чинят насилия? Что богини Совесть и Правосудие покинули землю, лишив ее обитателей защиты от бед и несправедливости?
Гесиод, правда, не теряет надежды — ведь все зависит от богов. Не зря же 30 тысяч соглядатаев регулярно сообщают Зевсу обо всех земных делах. И если он до сих пор ничего не предпринимает, то ему виднее: значит, так надо. И люди должны покорно ждать своей судьбы — не им судить о действиях верховного владыки!
Прямо скажем, подобный оптимизм держится на довольно шатком основании. В особенности если вспомнить еще один миф, который отнюдь не вселяет уверенности в добрых намерениях олимпийцев.
Оказывается, Зевс уже с давних пор ревниво заботится о смертных. Для их же блага он старался, чтобы они были лишены разума (мифы не допускают мысли, что Зевс при этом, пожалуй, больше беспокоился о себе!). Для их же пользы он спрятал под землей источник жизни — пищу, тем самым, заставив людей трудиться в поте лица.
Но нашелся смельчак, который восстал против подобной политики. Титан Прометей украл из кузницы Гефеста божественный огонь и подарил его людям. Он обучил их искусствам, ремеслам и радовался тому, что они стали умнее, а жизнь их — счастливее. Единственное, что осталось им недоступным, — это искусство управления государством, тайна, которую Зевс тщательно скрывал (а может быть, просто считал, что его уроки не пойдут впрок). И хотя нет сведений о дискуссиях между Зевсом и Прометеем на политические темы, ясно, что деятельность титана возмущала олимпийца: ему пытались внушить чудовищную мысль, что не смертные существуют для блага владык, а наоборот.
И разгневанный царь богов отомстил людям. По его приказу Гефест вылепил из глины прекрасную девушку, Афродита дала ей неотразимую прелесть, Афина одела ее в изысканные одежды, научила тканью и прядению, Гермес наделил ее лживой душой и научил льстивым, коварным речам. В общем, каждый бог внес свой посильный вклад в создание существа, которое должно было принести несчастье всему человечеству. Назвали эту девушку Пандорой (то есть «Наделенной всеми дарами») и выдали замуж за брата Прометея — глупого и доверчивого титана, прятавшего в своем доме таинственный сосуд, который запрещено было открывать. Что там хранилось, никто не знал: известно было лишь, что поднять его крышку значило принести несчастье.
Пандору, естественно, это не остановило. Она открыла сосуд и… Разлетелись по свету беды, заботы, болезни. Неслышно блуждают они с тех пор по земле, незаметно подкрадываются к людям: Зевс лишил их голоса, чтобы никто не смог избежать того, что ему предназначено.