Вскоре получили приказ — наносить штурмовые удары по отступающим колоннам, для этой цели к нам на аэродром даже прилетел один Ил-2.
Теперь уже самолетов в полку было много, а летчиков мало, пришлось тогда делать по 5–6 вылетов в день на штурмовку немецких войск, пересаживаясь после вылета, не снимая парашюта, в другой самолет.
В то время говорили, что из 30–40 тыс. немцев Воронежской группировки прорвались через линию фронта в районе г. Валуйки около 1000 человек, а остальные были уничтожены и пленены.
Мне часто приходилось летать на разведку с аэродрома Россошь в район Гвоздовки, Назаровки, которые находились западнее Ольховатки. Впоследствии я узнал, что в дер. Гвоздовка в то время жила моя будущая жена Лида со своей матерью Евдокией Михайловной Яковенко (Лисовицкой), которая запомнила как одинокий «ястребок» в то время 1–2 раза в день пролетал над ними на высоте 20–30 метров.
Часто приходилось летать там потому, что через эти деревни проходила дорога (грейдер), а по ней двигались немецкие войска, за которыми было установлено наблюдение с воздуха.
Таким образом, между делом, я себе и жену отвоевал, хотя познакомились с ней только в 1947 году в Монино, когда я был слушателем Академии, а она работала в Монинском роддоме.
… В начале февраля 1943 года, в условиях ограниченной видимости и неустойчивой радиосвязи, командование фронта потеряло 3-ю танковую армию. В район, где предположительно должна быть 3 ТА генерала Рыбалко, посылали ночью У-2, но полет оказался неудачным и, когда самолет приземлился, чтобы выяснить обстановку на земле, немцы схватили штурмана, летчик едва улетел. Тогда задача поиска была поставлена нам, истребителям.
Мне приказали парой вылететь в район юго-западнее Кантемировки, где и искать части 3-й танковой армии. Радиостанцию на самолете настроили на волну танкистов. Зимой день короток. Мне пришлось без перерыва сделать четыре вылета, чтобы, наконец, услышать по радио какого — то танкиста, который четырьмя цифрами передавал код квадрата, где они находились. Командованию были доложены эти 4 цифры и ночью в расположение 3 ТА были сброшены с транспортных самолетов боеприпасы, горючее и продовольствие. 3 ТА ожила и продолжила наступление в направлении Харькова.
За успешное выполнение задания генерал Рыбалко лично наградил меня орденом Отечественной войны II ст. и сердечно поблагодарил за спасение, как он говорил, «моих сынков».
В феврале мы перебазировались на аэродром Уразово, откуда летать приходилось особенно часто. Самолетов, повторюсь, было много, а летчиков в полку мало; на каждого летчика по два самолета-истребителя.
В одном из таких вылетов изменило мне военное счастье. Полетели мы со ст. лейтенантом Волосюком на разведку, на юг, в район г. Изюма, а когда возвращались, полуденное солнце было прямо у нас в хвосте. На подлете к г. Купянску догнали нас сзади, со стороны солнца, 4 Me-109 и атаковали.
Вступили мы в воздушный бой, меня в воздухе ранило, потерял я временно сознание, и неуправляемый самолет начал падать. Почему немцы не добили меня не знаю, по-видимому, посчитали, что я убит в кабине. Прийдя в себя, я вывел самолет из падения на 500 метрах и кое-как долетел до своего аэродрома в Уразово.
Ст. лейтенанта Волосюка немцы сбили, его самолет упал прямо на переднем крае. О его гибели пришло сообщение из наземных частей. Там же было указано, что похоронили его южнее г. Купянска, недалеко от линии фронта. Это была большая потеря для полка; в его лице мы потеряли хорошего, спокойного, безотказного летчика. Он ко мне очень хорошо относился, уважая за смелость и сообразительность. И я к нему относился с симпатией, он мне нравился и как летчик и как человек: не ехидный, а настоящий и верный товарищ во всех делах.
Примерно в то же время в полк пришла партия самолетов Як-7, у которых один бак бензина вырабатывался полностью в воздухе, а второй нет.
Вылетел я как-то в паре с ведомым на разведку аэродромов Харьковского узла. Разведал Чугуевский, Основянский, Сокольнический аэродромы, пролетел и над аэродромом Б. Даниловка, где базировались в 1941 г., взял курс на восток, на аэродром Уразово и тут мотор начал «чихать». Передал я ведомому летчику, что отказывает мотор, иду на вынужденную, а летели мы еще над территорией, занятой немцами.
Начал планировать, а зимой, из-за снега, трудно выбрать посадочную площадку, и заметил, что как только создается посадочное положение самолету, с немного опущенным хвостом, то мотор начинает хорошо работать. Наберу я метров 200, только приведу самолет в горизонтальный полет, как мотор снова начинает «барахлить», снова иду на вынужденную и так повторялось раз 10, пока не пересек я наконец линию фронта, проходившую в 10 км от г. Уразово.
Подойдя к аэродрому, стал заходить на посадку и немного не попал в створ полосы, пришлось повернуть влево и в этот момент немецкий истребитель Me-109 атаковал меня над нашим аэродромом, дал очередь, но промазал. Я, в свою очередь, даю газ, мотор заработал, убираю шасси, а он, выходя из атаки, оказывается прямо передо мною. Открываю огонь, из немецкого самолета появился дым, и он со снижением улетает на запад. Преследовать его я не стал, вернее, не мог, т. к. у меня снова мотор забарахлил, и решил я садиться прямо на улицу в городе Уразово. Только оставалось приземлиться, создав посадочное, т. н. «трехточечное», положение своему самолету, как мотор опять заработал и кое-как, за счет техники пилотирования, я развернулся и все же сел на свой аэродром на указанную полосу.
Как впоследствии выяснилось, целая серия, около 100 самолетов, была выпущена с аналогичным производственным дефектом, когда один бак вырабатывался, а второй нет. Бригада от завода-изготовителя впоследствии устранила этот дефект.
Вообще-то долететь до цели горючего хватало, а обратно — нет и летчики садились на территории противника. Возможно, это было и вредительство.
Вскоре наши войска освободили Харьков и мы перелетели на аэродром Основа.
Немцы так быстро удрали из Харькова в первый раз, что не успели взорвать авиагородок в Основе, построенный еще до войны. Когда их вторично выгоняли из Харькова в 1943 году, то они авиагородок в Основе все же взорвали. Возможно его взорвали и наши, когда 2 раза покидали город Харьков.
В Харькове прибыл к нам новый заместитель командира 205-й авиадивизии подполковник Леонид Иванович Горегляд. Командир дивизии полковник Ю. А. Немцевич представил нам его, показал на награды. Он был награжден 2 орденами Красного Знамени и орденом Красной Звезды. Награды произвели впечатление, в то время орденов мы почти не имели — не до этого было в ту пору.
Из Харькова мы летали в основном на разведку аэродрома в Полтаве. Однажды мы вылетели туда в паре, прошли над аэродромом на высоте около 3000 м. Самолетов на аэродроме было не видно, только дежурная пара истребителей Me-109 взлетала, а по имевшимся у нас данным должны были быть на этом аэродроме самолеты.
Эту немецкую маскировку помог разоблачить наш летчик — разведчик с Пе-2, он тоже был в это время над Полтавой, но на высоте 7000 м. После полета мне предъявили претензии, что я плохо разведал аэродром, а когда рассмотрели фотоснимки, то увидели, что немцы утащили самолеты с аэродрома на 2–3 км, чего я, конечно, не мог увидеть с 3000 м. Для выполнения задания на вылет они выруливали на аэродром по специальным дорожкам.
Это был очень характерный для немцев тактический прием. Они хорошо знали, что если не рассредоточить самолеты на аэродроме, то наша авиация нанесет по ним удар.
Мы были над аэродромом в одно время с самолетом — разведчиком Пе-2: на снимках была видна пара истребителей Me-109, которая взлетала при нас. В этом случае дублированный вылет позволил получить хорошие разведданные, кроме того, своей парой я отвлек истребителей противника от нашего самолета — разведчика.
Летчиков у нас осталось совсем мало, когда прилетел новый полк на аэродром в Основу. Самолеты в этом полку были разукрашены, куда до них асам! Не знаю, правда, как они показали себя в боях.