Майор встал, подошел ближе к женщине:
- Примите мой совет, - голос его был успокаивающим, даже чуточку просящим, - я добра вам хочу и только добра. Мы узнаем, конечно, ваши секреты, но для этого нужно время, которого у нас мало. Убийца не найден, хотя целую неделю наши люди работают день и ночь. Не вам объяснять, что это значит. Помогите нам. В ваше признание я не очень верю. Сейчас вас отвезут домой, - начальник райотдела предостерегающе поднял руку в ответ на удивленный взгляд Климова, - посоветуйтесь с мужем. Завтра жду вас.
Костерина как бы нехотя встала, медленно, едва волоча ноги, направилась к двери. Даже не попрощавшись, вышла.
- Иван Александрович, - возмущенно начал Климов, - я не понимаю вас! Она же призналась, а вы ее домой отпустили. А если скроется?
- Нет, Климов, - задумчиво ответил Николаев, - не скроется она. Я сейчас почти уверен, что Костерина невиновна. Имей мужество признать: нам очень хотелось, чтобы именно она оказалась убийцей. Правда ведь? Но не забывай, что она человек с нелегкой судьбой, ищет выход из какого-то тупика и нам не доверяет. Вот над этим нам и надо подумать.
- Но зачем вы ее отпустили? Ведь опознали Софью-то. Худо ли, бедно, но опознали. Значит, надо было задержать.
- Нет, - твердо сказал Николаев. - Нет, не надо было. Сам говоришь опознали худо-бедно. "Похоже, она!" К этому не одна твердая улика нужна. Вот и давай, собирай их. Найдешь последнюю, самую главную - задержим. А сейчас считаю, нет серьезных оснований для задержания. Тайну Костериной мы узнаем. Недостаточно отработаны ее связи, - подытожил майор.
Они выехали из отдела затемно, чтобы добраться хотя бы до первой деревни "по ледку", как пояснил шофер. Весна вступала в свои права, сельские дороги превратились в сплошное месиво, по которому машины ползли медленно, то и дело двигаясь юзом. Ночью подморозило, жидкую грязь схватило льдом, ехать было легче и водителю, и пассажирам, которые тряслись на боковых сиденьях милицейского газика. Но на колдобинах машину нещадно подбрасывало. Петухов и лейтенант Сенькин, тоже оперуполномоченный уголовного розыска, держались за проволочную сетку, отделявшую водительское место от салона. А невыспавшийся Алик Богданов никак не мог приспособиться: то хватался за заднюю дверцу, то пытался упереться руками в потолок, но при каждом новом толчке неизменно соскальзывал с узкого сиденья.
- У меня от твоих локтей бок уже синий. Держись давай за меня, сказал ему Петухов, и Алик прижался к его плечу.
Не располагало к беседе раннее время, тяжелая дорога, но Алик с опаской поглядывал на Сенькина - того самого весельчака и зубоскала, что назвал его "куриным сыщиком". Лейтенант клеил ярлыки мгновенно, его меткие словечки, разные историйки долго гуляли по отделу, веселя сотрудников. Были они беззлобными, поэтому мало кто обижался на пересмешника. Работал Сенькин азартно, смело, при этом успевал балагурить, правда, не всегда в удобный момент. Климов поругивал его за излишнюю словоохотливость, но и сам, не выдержав, не раз смеялся над его шуточками. Оперуполномоченный и над собой подтрунивал постоянно, к этому уже привыкли, но Богданов все же опасался его выпадов.
"Обязательно вцепится в меня, - с тоской думал Алик, косясь на задремавшего Сенькина. - Петухова не тронет, а на мне отыграется, только проснется".
Богданов был недоволен собой. С Бревичем, он понимал, неудача. Но почему тот не пожелал разговаривать с ним? Вроде бы вежливый получался разговор, Алик увещевал, как умел, потом строго предупредил... И тут еще Николаев появился. Алик вздыхает, крепче сжимает локоть Петухова. Очередной толчок разбудил Сенькина, и, открывая глаза, он пропел:
- Эх, дороги, пыль да туман, холода, тревоги... Да, братцы, при такой болтанке для меня одно утешение - еду опыта набираться у товарища Богданова. - И, обращаясь уже к своей "жертве", добавил: - Поделишься опытом, друг, как удалось тебе провести впечатляющий допрос?
Алик угрюмо молчал, но лейтенант - предчувствие Алика не обмануло не отставал:
- Что ты скромничаешь, друг, дай нам интервью в пути, время быстрее пройдет. Давай, давай, дели крупицы. Как ты Бревича увещевал: "Нехорошо, дядя, от милиции тайны иметь..."
- А хорошо разве? - рассерженный Богданов забыл о своем намерении отмолчаться. - И вообще, при чем здесь я? Он и Николаеву ничего не сказал. И Климову тоже. Если человек честно живет, ему скрывать нечего, я думаю. Бревич сам сказал, что "завязал", надоело "рога мочить"...
Ах, лучше бы уж он промолчал!
- Чего-чего у Бревича с рогами? - Все, Сенькин сел на любимого конька. Брови его приподнялись в деланном удивлении, смешливо и озорно блеснули темные глаза.
- Рога мочить надоело ему, ну, наказание отбывать, - пытался объяснить Алик.
- Вишь ты, - зубоскал обращался уже к Петухову, с улыбкой наблюдавшему за словесной пикировкой, обещавшей скрасить трудный путь. Вишь, - в голосе любителя розыгрышей прозвучала почти искренняя печаль, я и не знал таких слов. Век живи, век учись. Жаль, не слышит тебя наш майор. Ох, и охотник он до этих штучек! Вот уж он бы тебе воздал по заслугам! Я тебе вот что, друг, посоветую: ты по приезде начальнику про эти слова доложи...
- Брось подначивать парня, - вмешался Петухов и обратился к приятелю:
- А ты, Алик, осторожнее с жаргоном, у нас этого не любят. Было время, щеголяли некоторые, да потом Николаев с замполитом такого им жару задали, только держись.
- Но ведь мы, сам знаешь, на занятиях изучаем жаргон, - пытался возразить тот.
- Эх ты, занятия, - Петухов досадливо поморщился. Он втолковывал прописные истины, которые сам усвоил давным-давно. - Зачем ОУРовцу знать жаргон? Чтобы не могли его блатные провести, чтобы в любой ситуации мог он сориентироваться.
Богданов покорно кивнул. "Вот, - подумал он. - Двое взялись теперь, двойной тягой". А сосед продолжал, сам уже увлекаясь:
- Что я тебе должен сказать? Эти словечки глупые сыщики кидают, никчемные - вот, мол, я каков. И опускаются до разного жулья, а должны быть выше. Понял меня?
За разговорами рассеялся сон, даже тряска уменьшилась, а тут уже показалось и Заозерное - большое село с длинными улицами, тянущимися вдоль реки.