- Давай-ка по порядку все, - посоветовал Николаев.

И Игошин начал свой рассказ.

- В море я с охотой пошел. Надоело дома. Мать, сестры сперва приставали - учись, учись. Потом стали приставать - иди в колхоз работать или в леспромхоз. Ну, я жить хочу, как хочу, а они - нет, зудят меня. Один раз Балуткин - это участковый наш, прискакал: "Нехорошо, - говорит, Андрей, надо трудовую книжку заводить, чего ты, как босяк, живешь?" Надоели мне. Списался с дядькой, думаю, избавлюсь от зануд, буду самостоятельный...

Андрей помолчал, потом продолжил:

- Я и учиться не хотел, не по мне это было. Подрос - в тайгу пошел, там мне только хорошо и было. Сам себе хозяин и вокруг всему хозяин. Вот меня и прозвали "Андрей - Медвежье сердце".

- Почему прозвали?

- А потому, что характер у меня такой. Я в тайге хочу - казню, хочу милую... Ну вот, дали мне отпуск, приехал домой, сходил в тайгу - ну, не хочу больше никуда. Думаю, не поеду обратно. Сестре сказал, а та в слезы. Виталий заругался. Плюнул я на них, наврал, что обратно еду, а сам - в тайгу. Боеприпасов взял потихоньку у Виталия - это зять мой, Татьянин муж. А ружье оставил, чтобы не подумали, что я в тайге. Возле Васильевской я раньше косарей видел, у них ружья были в шалаше... там на лагерь геологов наткнулся, - продолжал Игошин, - а в лагере один завхоз. Степан его звали. Ночевать меня оставил, накормил. Я смотрю - ружье у него отличное, такое для тайги - клад. Стал думать, как ружье это взять. А тут вижу под брезентом ящиков полно, укрыты. Ну, я решил, что продукты там - тушенка, молоко, мука. Геологов, я знаю, хорошо снабжают. Вот бы, думаю, мне эти продукты да ружье, так бы год из тайги не вышел. Переспали ночь, утро пришло - надо решать. Я поначалу хотел прихватить ружье - и тягу, а вот когда мне продукты взять захотелось, тут я и надумал. Вроде в шутку подумал, а прицепилась эта мысль ко мне. Думаю, кто узнает? Какие следы в тайге? А геологи решат, что обворовал их завхоз и сбежал. Утром Степан чай вскипятил. Банку тушенки с ним разогрели. А ружье у него в палатке было. Оба ствола заряжены, я видел. Пошел Степан к речке посуду мыть, а я - в палатку, взял ружье. Он и не оглянулся - я ему в спину... Он - бульк в воду. Подбежал к речке - его уж нет. Я как-то и не расстроился. Стал ружье смотреть. Гильзу пустую вынул, свой патрон вставил в ствол - с картечью. Собираюсь. Поднял брезент с ящиков, а там - камни! Зло меня такое взяло! Ну, думаю, возьму что есть. Брезент снял, палатку, вещи собрал, какие поцелее. Хотел подальше в тайге спрятать...

Игошин замолчал. Он молчал долго, потом зло сверкнул глазами, выкрикнул:

- Не хотел я геолога! Я и сам не пойму, как это получилось.

Передохнул, хватил ртом воздуха, продолжил:

- Когда я уже почти собрался, слышу - мотор на реке. Я ружье сграбастал и - по берегу навстречу. Чуть отошел, вижу из кустов - он в лодке плывет, не стережется. Это меня взбесило. Думаю, сейчас все прихватит и зря я старался. Распалился, а тут и он - напротив. Поднял ружье - картечью. Он в воду. Гляжу, на берег лезет, как раз напротив лагеря. Я бегом к лагерю, схватил патроны, зарядил стволы, жахнул. А он голову поднял и смотрит. Я еще раз выстрелил - он и упал там... Но я же не знал, что он приплывет, откуда мне знать? А он приплыл. И под горячую руку... Страшно, - выдохнул он.

- А одежда? - напомнил Николаев.

- Почему одежду-то снял? Могла мне пригодиться. Мне надолго надо было в тайге залечь, вот я и решился. Я вначале за лодкой побежал. Мотор у лодки заглох, она недалеко ушла, быстро по берегу догнал, ее к завалу прибило. Мотор завести не мог, с шестом на лодке вернулся к тому, что на берегу. Он неживой был, у самой воды лежал. Посмотрел - часы на руке, идут. Снял часы, ножик взял, ну и другое. А тело потом в воду. Переехал на лодке в лагерь, отошел малость - тайник вырыл, там вещи зарыл, мотор с лодки.

- Нашли мы твой тайник, - сказал Николаев. - Лодка где?

- На лодке я вниз спустился почти до Кирея.

"Вот почему и следов не было, - отметил Николаев, - угадал дед Сорока про лодку".

- Палатку я вез, - продолжал Игошин, - она тяжелая. А в устье вода спокойная, там я лодку притопил. Думал, сгодится. И тайник там же палатка и вещи. А сам налегке сюда, к озерам. У меня патронов маловато, хотел разжиться и на гольцы податься. Уж там бы меня не нашли!

- Нашли бы мы тебя, Игошин, и под землей бы нашли, - устало сказал Николаев. - Тайга таких не прячет, а земля не держит. Перелюбил ты себя.

Игошин молча опустил голову.

Позади бессонные ночи и трудные дни.

Игошин благополучно доставлен на базу геологов к Васильевской заимке. В сложнейших условиях тайги преступление было раскрыто. Прилетел вертолет. Николаев и Колбин прощались с людьми, которые стали для них близкими за эти дни. Пожимали руки геологам.

Балуткин отказался лететь в райцентр:

- Мне здесь до дому - рукой подать!

Николаев представил себе это "рукой подать", засмеялся, обнимая Ивана Михайловича.

А Сорока успел набрать спелой голубики и теперь совал туесок с ягодой в руки Николаеву:

- Отвези своей дочке, прошу!

Николаев смущенно отказывался, а Сорока обиженно вскидывал брови:

- Что ты за человек, задавит тебя туесок, что ли?

Так и пришлось Николаеву лететь с подарком охотника. Голубика, закрытая в тонкой бересте, вобравшая в себя свежесть леса, источала тонкий аромат, нежный и стойкий, как сама жизнь.

ПОСЛЕДНЯЯ УЛИКА

На высоком деревянном крыльце магазина "Ткани", высушенном и прогретом весенним солнцем, толпились покупатели. Магазин должен был вот-вот открыться после обеденного перерыва. Апрель радовал хорошей погодой, ярким солнцем. Едва проглянув, оно принялось за работу, уничтожая в городе следы долгой зимы. Таял почерневший снег, подсыхали дороги, легкий парок клубился на скатах тесовых крыш. Люди стояли на крыльце, спокойно переговаривались.

- Скоро откроют?

- Да, минут пять осталось...

В этот послеобеденный час улица была почти пустынной.

Подошли к "Тканям" три продавщицы в возрасте, следом прибежала их молоденькая напарница, навестившая в обед подружку.

- Запаздывает Анна с ключами, - тихо сказала она.

- С чего бы это?