В то время как поначалу с противопартизанскими операциями успешно справлялись пехотные части, со временем с расширением и обострением конфликта с незаконными вооруженными формированиями стало все чаще требоваться применение артиллерии, минометов, танков, огнеметов и другой техники. Хорошо обученные и оснащенные военнослужащие, занимавшиеся борьбой с партизанами, были организованы в «карательные части и подразделения» и всегда готовы к немедленным контрмерам в нашем тылу; в то же время их можно было в случае необходимости использовать для защиты от воздушного десанта противника; кроме того, в случае, если бы противнику удалось прорвать наши боевые порядки на фронте, карательные части могли бы дополнительно усилить оборону в нашем тылу, защищая ущелья, места возможного проникновения в населенные пункты и системы укреплений.

Содержание германского руководства под названием «Партизанская война», опубликованного в 1942 году и базировавшегося на соответствующем опыте действий на русском фронте, так и не было доведено до войск, находившихся под моим командованием, поскольку оно вышло в свет в тот период, когда проблема партизан в зоне моей ответственности практически не существовала. Когда же партизанская война вступила в свою решающую фазу, наши штабы и войска уже испытывали такие физические и моральные нагрузки, что изучение подобных материалов было практически невозможным.

Поскольку партизаны действовали главным образом в тылу и части на передовой не всегда сразу ощущали на себе результаты их деятельности, наше командование не воспринимало эту проблему всерьез. Донесения о нападении на взводы, возвращающиеся с передовой в тыл или находящиеся в тыловых районах, поступали с таким опозданием, что не вызывали почти никакой реакции. Эта пассивность, отсутствие у нас опыта противодействия нерегулярным вооруженным формированиям и, прежде всего, уверенность в том, что масштабы этой необычной войны будут расти, заставили меня отдать приказ о принятии всех доступных мер для того, чтобы остановить ее или хотя бы ограничить ее расширение. Этими мерами были: выявление ячеек сопротивления, а впоследствии и самих незаконных организаций, путем полицейского наблюдения; политическое умиротворение при содействии Ватикана и видных итальянских политических и религиозных деятелей, глав администрации и других влиятельных лиц; шаги, направленные на улучшение благосостояния населения; помилования; освобождение людей от военной и трудовой повинности и от вывоза в Германию; и, наконец, радиопропаганда. Кроме того, были предприняты попытки прекращения боевых действий, по крайней мере в отдельных районах и на какое-то время, – причем в ряде случаев эти попытки оказались успешными.

К июню 1944 года мне стало ясно, что партизаны могут создать серьезные помехи отходу моих войск; по этой причине я попытался наверстать упущенное, отдав приказ о том, что с партизанами следует воевать так же, как с войсками противника на фронте. Оружие, которое до этого применялось только в боевых действиях против сил альянса, в частности. танки, артиллерия и огнеметы, теперь должно было использоваться везде, где это могло помочь быстро ликвидировать возникшую угрозу.

Я надеялся, что за счет столь энергичных мер и использования регулярных войск нам удастся остановить развитие партизанской войны, которая превращалась в месть со стороны нерегулярных вооруженных формирований и, с моей точки зрения, могла лишь привести к хаосу. Такая война имеет свои особенности, к которым приходится приспосабливать законы обычной тактики. Рекогносцировке местности перед боем должно предшествовать постоянное и глубокое изучение противника. Войска не подходили для такой деятельности – ею занимались специально обученная служба безопасности и тайная полевая полиция. Успех любой операции определялся секретностью и внезапностью. Захват партизанского лагеря имел практическое значение только в том случае, если партизаны его обороняли. Постепенно стало правилом окружать районы действия партизан кордонами и либо полностью блокировать их, либо атаковать с помощью войск, развернутых на заградительном рубеже.

Возникшее у военнослужащих наших частей чувство неуверенности и ощущение того, что они в любой момент могут быть атакованы, привели к выработке особой тактики защиты от нападений из засады. Вместо того чтобы дожидаться, пока в них начнут стрелять из какого-нибудь дома, наши солдаты стали нейтрализо-вывать возможных снайперов, заблаговременно открывая огонь по подозрительным строениям и ведя его до тех пор, пока противник не оказывался выведенным из строя. Это был единственный способ защититься от пули в спину. Особую важность приобрела для нас защита тыловых коммуникаций и обозов, а также безопасная перевозка раненых по дорогам и шоссе – нам необходимо было решить эти проблемы, чтобы избежать серьезных потерь.

Учитывая жестокость и антигуманный характер действий партизанских отрядов, в критический период я был вынужден отдать приказ о неограниченном применении против них любого оружия. Это было сделано для того, чтобы сократить те невероятно большие потери, которые мы несли из-за беспечности и совершенно неуместной мягкости, проявляемых нашими солдатами. Война против партизан неизбежно приводила к атрофии человеческих чувств, которая таила в себе большую опасность. Однако пытаться избежать ее было равносильно самоубийству.

Из принципа я воздержался от применения против партизан бомбардировочной авиации, которая, естественно, была бы наиболее эффективным средством борьбы с ними, – я не мог взять на себя ответственность за ущерб, который бомбардировки могли бы причинить мирным жителям в случае нанесения ударов по густонаселенным районам. Дальнейшие события показали, что подобная щепетильность весьма скупо вознаграждается благодарностью. В будущем такие соображения должны быть отброшены – если только партизанская война не будет повсеместно запрещена.

Особенности, характеризующие действия мятежников или партизанских отрядов, делают допустимыми с точки зрения международного права определенные меры, чуждые солдатам, воюющим на фронте. К сожалению, статьи Гаагской конвенции о наземной войне страдают известной неопределенностью на этот счет, существование которой частично компенсируется использованием туманного термина «обычаи войны». Вопросами, которые требуют прояснения, являются следующие: заложники и убийство заложников; ответные карательные меры, их характер, возможная степень суровости и ее зависимость от действий нерегулярных вооруженных формирований; коллективные меры и предварительные условия, необходимые для их применения; чрезвычайные декреты и юридическая процедура.

Должно быть ясно, что туманность международных правовых норм и имеющиеся в них лазейки в критические моменты приводят к неизбежным грубым ошибкам и ненужным жертвам с обеих сторон. Известно, что существуют различия в интерпретации тех или иных деяний между, к примеру, континентальным и англосаксонским правом. Поэтому формулирование соответствующих юридических норм антипартизанской деятельности таким образом, что ответственный военачальник не может применить их на практике, является не чем иным, как преступлением против духа закона. Многие из перечисленных выше действий, например ответные карательные меры, могут трактоваться по-разному, и потому решение об их применении должен принимать облеченный ответственностью командир после тщательного изучения конкретных обстоятельств дела.

Поскольку, в соответствии с германскими законами, отдавать приказ о применении карательных мер имели право только представители командного состава начиная от командира дивизии и выше, имевшие в своем распоряжении опытных советников, налицо были достаточно надежные гарантии против необоснованных репрессий. Однако факт остается фактом: солдат, которого только что пытались убить из-за угла и который ослеплен гневом, действует иначе, нежели педантичный прокурор или судья, которому на его скамье ничего не грозит.