* * * * * *

Учитель физкультуры был обладателем сложного восточного имени - Абдулрахмат Омаркадьевич и, по причине постоянно возникающих у нас сложностей с его произношением, отзывался на Абдул Омарыча.

- Что, Антонов, не получается? - с презрением, которое у него не очень хорошо получалось скрывать, бросил он мне.

Я в двадцатый, сотый, тысячный раз стиснул зубы и бросился вперед. Так, разбег взял хороший, теперь главное не остановиться, вот, еще немного, прыжок, и сбитая планка оказалась рядом со мной на матах. После уроков он остался со мной, чтобы подтянуть меня в прыжках в высоту. Физкультура была единственным предметом, ставящим под сомнение мой очередной годовой Похвальный Лист. икак, ну никак не мог взять я проклятую высоту.

- Какой же из тебя солдат получится, Антонов? - татарский акцент добавлял язвительности в голос учителя. - Беда одна. А на улице как ты за себя постоишь? Отбиться не сможешь, ведь да? ет? У нас в Казани такие как ты не выживают. Или ты боец или никто. У меня дед генерал, отец полковник, а я с такими как ты здоровье трачу. Смешно. Эх, поплачешь ты в армии, помяни мое слово, горевоин.

А у меня в ушах звучали слова из песни, которую я недавно слышал от Шута:

Истины простые кажутся нетленными,

Только очевидное нелегко принять...

Видишь ли, есть Воины, а есть военные

И последним первыми никогда не стать.

Слишком поздно я понял, что произнес это вслух. Лицо физкультурника цветом сейчас больше всего напоминало крепкий борщ. - Что ты говоришь? Да ты как посмел, мальчишка!

Его рука взлетела над головой, чтобы дать мне пощечину. И тут дремлющая во мне сила пробудилась - я почувствовал, что на меня смотрит весь древний Паэн. Я вложил в его руку меч, настоящий, булатный. Такой же меч крепко сжимал и я. Он остолбенело замер, а потом на его рябом лице полыхнула хитрая улыбка, и он рубанул со всей силы сверху. аверное, подумал, что все это ему снится и решил во сне отыграться за все свои дневные неудачи. Тем более, что сон прекрасно объяснял и мою неслыханную грубость.

О чем тут говорить? За две минуты я три раза давал ему возможность подобрать с пола выбитый мною клинок. а четвертый раз я провел ложную атаку, притворно раскрылся и, дождавшись, пока он, обрадовавшись, рубанет, подтолкнул его в сторону, накренив лезвие движением кисти. Когда он упал, я приставил на долю секунды кончик клинка к его горлу. Ох и очумелые же глаза у него были. еожиданно до меня донеслись звуки аплодисментов. В дверях стояла Оленька, смеялась и хлопала мне. Я отдал ей салют мечом и продолжил творить чудеса, убрал стены и потолок. а месте перекладины появилась стена высотой в три человеческих роста. Я свистнул, и в ответ мне донеслось радостное ржание и стук копыт. Ярина, верное мое чудо, как легко и плавно взяли мы эту высоту, почти без разбега. Я никогда не сомневался в тебе. Сверху на Оленьку я просыпал нежнейшие цветы, тонкие, как блеск ее глаз. А потом вся моя сила вдруг покинула меня и я оказался прямо перед растянувшимся посреди спортзала Абдул Омарычем, недоуменно мигающим глазами. Рядом лежали две спортивные рапиры, оставшиеся от тренировки секции фехтования. А у окна стояла Оленька и под ногами ее был ковер из неизвестных цветов, таких весенних, таких нездешних. А удивительный запах их чуть слышно смешивался с терпким, почти неуловимым ароматом лошадиного пота, и откуда-то издали доносился затухающий цокот копыт.

* * * * * *

- Пойдем, - чья-то рука легла мне на плечо. е поверив в это, я вздрогнул и обернулся. За моей спиной стоял Шут и очень грустно смотрел мне в глаза. Он взял меня за руку и повел к выходу.

- Постой, подожди, - залепетал я в совсем не подобающей герою манере. - Скажи, где мы... И где все... Что это за город, почему здесь не действует мое волшебство?

е останавливаясь, не оборачиваясь, не отвечая, он довел меня до выхода, сел сзади на лошадь, и мы вернулись к городским воротам.

- Скажи, - спросил он меня, - когда ты создал наш мир, хотел ли ты понастоящему остаться в нем навсегда? - Он не дождался ответа и продолжил. - ет, Милорд Герой. Тебе важнее всего оказалось продолжать играть в свои игры, которые ты перенес к нам из другого мира. А нам пришлось подстраиваться под твои правила, жить вопреки своим желаниям, быть твоими игрушками. Думаешь это легко, жить ожиданием твоего возвращения? Верить, когда кажется, что всему конец, в пришествие Героя. Ты же не думаешь, что в твое отсутствие жизнь в Паэне замирает? ет, здесь все идет своим чередом. Ведь у нас есть и своя история и свое прошлое - хоть ты и создал нас недавно, но и мы оба знаем, что и до этого Паэн существовал. И до нашего Короля на троне сидел другой правитель, а до него еще и еще и еще - я помню, как появился на свет по твоей идее - внезапно, из ничего. о я знаю, что до этого, еще до того, как ты первый раз помыслил обо мне, мои родители встретили и полюбили друг друга, мои детские друзья гоняли со мной наперегонки, мои учителя проверяли мои работы. Ты хочешь знать, где мы? Это город тех, о ком ты забыл, создавая этот мир. Слышишь, как они плачут, неизвестные никому, как они пытаются воплотиться из ничего. Каждый раз, когда ты приходишь к нам, этот город становиться все больше и больше - ведь ты вновь и вновь не создаешь кого-то. Люди надеются на тебя и перестают верить в свои силы.

А Принцесса? Подумай о ней! Ведь она любит тебя. Любит и ждет, надеется, что ты прорвешься к ней наконец , увидишь и обнимешь...

- Hо разве я не пытаюсь это сделать каждый раз? - тихо спросил я. Ведь я тем и занимаюсь, что спасаю ее.

- Спасаешь? От чего или от кого? От ужасов, созданных тобою же? И не лги хотя бы себе - если бы ты действительно хотел увидеть ее, вы бы давно были вместе. о тебе мешает образ великого рыцаря, безотказного спасителя. Ты куда больше влюблен в себя, чем в наш мир.

Ты хочешь знать, отчего твое волшебство не подействовало в этом городе? Однажды ты отвернулся от него, отказав ему в праве существовать, и теперь он неподвластен тебе, ибо для тебя его нет. А самое страшное это то, что в один прекрасный день весь Паэн может превратиться в такой город, подчиняясь твоей скуке.

- Hет, - шептал я пересохшими губами, - только не это. Что же ты хочешь от меня, невеселый Шут?