" - За жестокое отношение к безоружным пленным будем расстреливать. Мы не белые!
И отъезжая от ворот, Павел вспомнил последние слова приказа Реввоенсовета, прочитанные перед всем полком: "Рабоче-крестьянская страна любит свою Красную Армию. Она гордится ею. Она требует, чтобы па знамени ее не было ни одного пятна".
Нужен был перед этим рассказ наборщика Самуила о том как зверски замучили белополяки шепетовских комсомольцев, нужен был приказ: "Никаких грубостей в отношении пленных!", нужна была именно эта ситуация, когда душа жаждала мести, когда, кажется, естественнее всего было взорваться: "Они наших вешают, а их провожай к своим без грубостей!" - нужна была, одним словом, именно эта справедливая ярость естественного, живого чувства, - чтобы Корчагин смирил это живое чувство во имя высшей воли.
- Ни одного пятна, - шепчут губы Павла...
Типично корчагипская ситуация - когда стальная единая воля смиряет, сминает, уничтожает порыв плоти. Влепить пощечину Файло - здесь нужен именно Корчагин.
Явиться к Дубаве, увидеть торчащую из-под одеяла женскую ногу - "Эх, гад!" - прошептать в лицо - только Корчагин. Сесть за "флирт цветов" на вечеринке, увидеть робкое ожидание в "голубых глазенках" какой-то тихой деочки, резануть в эти голубые глазенки: "Чепухой занимаешься" - вот неповторимо корчагинское.
Плоть бывает гнусная, отвратительны, бывает робкая и беззащитная, бывает завлектельная - но везде при соприкосновении с плотью мгновенно распрямляет в Павле неумолимо смиряющая пружина высшей идеи, и в этом жертвенном самоскручивании ему нет равных.
Главный, ключевой, всенародно известный эпизод центральной части повести - строительство узкоколейки. Символическая картина героизма духа, побеждающего именно тогда, когда, кажется, не остается никаких внешних возможностей для победы в реальности. Мороз, заносы, болезнь, отсутствие одежды, отсутствие строительных материалов, полная техническая невозможность строительства, и в довершение всего - бандиты под боком и бюрократы в городе... И что же? Именно эта полная немыслимость реального успеха включает в герое какую-то сверхэнергию духа, которая словно ждет момента, чтобы доказать свое превосходство повседневной логике... Да, в Боярке нужен только Корчагин!
Пароль его детства - отверженность.
Пароль его молодости - самоотверженность.
Великая драма его судьбы складывается, как единая песнь.
Когда эпоха двадцатых годов стала отходить в прошлое, ее начали именовать эпохой аскетических героев. В разных вариантах мысль об аскетически-жертвенном самосознании Корчагина и теперь бытует в литературе об Островском - и у нас, и за рубежом особенно. Это мнение кажется небезосновательным, если судить извне.
Но тонкость вот в чем: наиболее решительным противником такой оценки является сам герой; наиболее резким врагом аскетической морали выступает сам Остропский.
Аскеза как осознанный нравственный идеал есть в сущности перевернутый гедонизм, это такое же смакование отсутствия внешних благ жизни, как гедонизм - смакование присутствия этих благ. Аскеза есть жизнь сознательно частичная, сознательно неполная и ущербная. Жизнь героев эпохи гражданской войны может нам показаться аскетичной, если мы будем внешним образом сравнивать тогдашний быт с теперешним. Но никогда они не считали себя аскетами. Для них это и была жизнь: полная, всецелая, заполнившая собой мирозданье.
В 30-е годы Островский получал множество писем с протестами против того, что его герой впадает в болезнь и немощь. Лейтмотив его ответов: болезнь - случайность, будь моя воля - Корчагин был бы олицетворением здоровья и силы...
И правда, пудовые руки Артема, широченные плечи, свинцовые удары рабочих кулаков вот мир, в котором Корчагин мыслит свое естественное существование, вот формы жизни, которые видятся ему изнутри. Мир, властно захвативший его сознание, - это мир целостный, сильный, исполненный страсти и любви.
Монолитное бытие предполагает "одну, но пламенную страсть" и одну любовь, равную самой жизни.
Из трех женщин, которых любил Павел Корчагин, две очерчены резко и точно.
Тоня Туманова является герою вестницей чувства "как такового": это соблазн любви "безыдейной", чистенькой, и мы уже знаем, как дорисовывает воображение Павла его первую привязанность: это призыв плоти, бессильной утолить запросы духа; поэтому чувство, столь естественное у мальчишки, затоптано им, едва он чувствуте, что оно может отвлечь его от всепоглощающей идеи его жизни и приковать к низкому.
Тая Кюцам, жена Павла, является ему в конце жизни, когда, израненный, разбитый, слепнущий, он ищет уже только друга; Корчагин сдается чувству тогда, когда оно уже не может помешать этой высокой дружбе, когда любовь уже не грозит взрывом неуправляемой плоти, когда самая плоть эта все равно уже окончательно побеждена в нем его волей. Эта любовь - как гавань.
Между двумя этими берегами, в середине его жизни, и самый разгар его великого кочевья - возникает, как мечта, как видение - несбыточный образ Риты Устинович. На скрещенье побежденной, естественной тоски о женственности и победившей ее мужественной воли рождается эта гипотетически-прекрасная фигура, чудное соединение идейности и женственности, Рита Устинович, которая могла бы стать именно той, что нужна герою, и не стала, а ушла как воображенный идеал.
Интересно, что из трех спутниц Павла Рита Устинович - единственный образ, не имеющий ясного жизненного прототипа. Указания на то, что прототип все-таки есть, глухи и неопределенны. Но даже если и есть - ясно, что в образе Риты воображение Островского дорисовывает все-таки большую часть; всюду предельно точный, здесь он домысливает целые эпизоды, придумывает дневники Риты - он вводит Риту медленно, через посредника, пробуя на чувстве к ней сначала Сережу, и только потом - Павла; уже издав книгу, Островский для киносценария о Корчагине придумывает новые эпизоды с участием Риты, - так, словно расстаться не может с этой вечной и несбывшейся любовью.
Почему же Павел "разгромил, глупый" свое чувство к Рите? И не предопределена ли эта "глупость" много раньше, чем Корчагин ее совершает? И такая ли уж "глупость"? С точки зрения внешнего жизнеустройства героя может быть. С точки зрения внутреннего духовного пути - нет.